Некрочип

– Подогретая булочка с сосиской, – сказал извиняющимся тоном Мак-Ларен, стараясь при этом убрать пакет из поля зрения Слайдера.

– Вам же должно быть известно, что Бэррингтон запретил принимать пищу в комнате для агентов, – резко сказал Слайдер.

– Все в порядке, шеф. Знаю, конечно. Поэтому решил съесть это в туалете.

Они уже почти разошлись, как вдруг Слайдер вспомнил:

– Да, кстати, как ваши дела с миссис Стивенс? Удалось узнать что-нибудь новое?

Мак-Ларен тут же погрустнел.

– Мы показали ей фотокарточку Слотера, но она не признала в нем человека, которого видела ночью. И продолжает настаивать, что тот мужчина был в пальто из верблюжьей шерсти, а волосы у него очень светлые – если судить по отблеску, который они давали в свете уличного фонаря. Я поделился с ней предположением, что так могла блестеть и совершенно лысая голова, а она мне на это ответила, что хорошо знает разницу между отблеском и блеском. В данном вопросе она особенно упорно стоит на своем. Но есть и хорошие новости: мне удалось получить признание того, что ее свидетельства относятся к среде, а не ко вторнику, как она утверждала раньше.

– Удалось получить? Не значит ли это, что с такой же легкостью она опять может вернуться к своим прежним показаниям?

– Нет, сэр, – возразил Мак-Ларен, самолюбие которого было уязвлено замечанием шефа. – Не было никакого нажима. Просто она вспомнила, что, когда в то утро готовила себе кофе, ей едва хватило молока. Она покупает три пинты в неделю, и делает это в понедельник, в среду и в пятницу. Следовательно, все, что она видела, произошло в среду. Потому что во вторник у нее бы оставалось еще полбутылки молока.

– И это все твои «хорошие новости»?

– Есть еще. Ей кажется, что он действительно нес что-то в руке, но вот что именно, она затрудняется сказать.

– Кажется, что нес. Затрудняется сказать. И волосы у него светлые. И пальто из верблюжьей шерсти. – Слайдер вздохнул. – В любом случае, это не Слотер.

– Но мы ведь только в самом начале, шеф. По крайней мере, у нас есть направление, которому можно следовать.

– Совершенно верно. Следуйте. И... Мак-Ларен...

– Да, шеф?

– Бога ради, ну застегните вы эту верхнюю пуговицу. А еще избавтесь поскорее от вашего пакета, пока его никто не увидел.

– Ладно, шеф, – только и сказал Мак-Ларен и широким шагом стал удаляться по коридору.

Слайдер повернулся к двери своего кабинета, чтобы разобраться наконец, что там происходит, и обнаружил, что с противоположной стороны к нему приближается Атертон.

– Мы занимались ключом, нашли его там, где и говорил Слотер, – сообщил Атертон вместо приветствия. Потом вдруг замолчал и через раскрытую дверь заглянул в кабинет. – О, маляры уже прибыли.

– Так вот оно что, – протянул Слайдер, как бы благодаря за подсказку. – Послушайте, э... на лестнице!

Маляр повернулся к нему.

– Чего тебе, командир?

– Вы надолго к нам?

– За пару часов управимся. Короче, к обеду должны бы закончить, – сообщил приветливый маляр.

– Замечательно! А что я буду делать все это время? – задал Слайдер риторический вопрос.

– А это уж не наше дело, – беззлобно ответил человек со стремянки и возобновил прерванную работу.

– Эмульсии тут не при чем, – постарался успокоить Атертон. – Будем смотреть на это, как на сигнал свыше, что нам пора выходить на улицу.

– Свыше? Ты имеешь в виду, от самого Бога?

– Нет, одной ступенькой пониже. Потому что этот «Тициан» на лестнице прислан сюда ни кем иным, как Бэррингтоном. Знаете, есть по этому поводу один замечательный лимерик:

Стал творить Тициан спозаранку,А модель оперлась о стремянку...Эта поза красавицыНе могла не понравиться —Тициан овладел ею, отбросив стремянку.

Слайдер поморщился.

– Что ты хочешь этим сказать?

Атертон широко раскрыл глаза.

– Я, сэр? Ничего, сэр. Но вы не можете в данный момент работать в вашем кабинете, не так ли?

Слайдер хмыкнул.

– Есть один человек, которому я должен срочно задать несколько вопросов, причем это лучше сделать не по телефону, а при личной встрече.

– Ну так в чем же дело?

– Могу ли я рассчитывать на твою сдержанность?

– Сдержанность – мое главное достоинство, – понизив голос, заверил Атертон.

* * *

Джоанна, в халате, прямо с постели вышла открыть дверь Слайдеру и была еще теплая со сна. Но меньше, чем через минуту, она уже окончательно пробудилась, а Слайдер был у нее в халате.

– Что все это значит? – проводя рукой вверх и вниз по передней части брюк Слайдера, спрашивала она.

– А разве не знаешь? – невнятно отвечал он, не в силах оторвать губы от ее шеи. – Ты должна разрешить мне показать.

– О, должна, – согласилась она.

Они боком, по-крабьи, проследовали по коридору прямо в спальню, где оставленная в беспорядке постель все еще хранила ее тепло.

На ходу, они, помогая друг другу, сняли со Слайдера всю бывшую на нем одежду и забрались в свое гнездышко.

– Н-да! – произнесла Джоанна несколькими минутами позже. – Мне надо почаще куда-нибудь уезжать.

– Отпадает, – сказал Слайдер, притягивая к себе голову Джоанны, чтобы погрузиться лицом в ее волосы. – Такой аромат. Как от зеленого холма.

– От чего?

– Нагретая солнцем земля и папоротник.

– Вот уж спасибо!

– Нет ничего лучше, чем холм, поросший папоротником. В таком месте я чувствую себя особенно хорошо. Зеленый папоротник. Люблю лечь на его мягкие листья и смотреть в небо.

– Как поэтично, – сказала Джоанна. Она изо всех сил потянулась и вдавилась кончиком носа ему в подбородок – дальше она все равно бы не могла достать. – А ты пахнешь, как самые дорогие цветные карандаши. Однажды в школе меня наградили такими. «Лейкленд» – они назывались. Шесть замечательных карандашей в жестяной коробочке. – Она поцеловала его. – Я очень любила их.

Он возвратил ей поцелуй.

– А я любил мой холм.

– Как ваше расследование?

– Идет. Как свинья на ходулях.