Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Стефано сидел на шее великого множество групп и сольных исполнителей, он особенно отметился в разрушении карьеры «Гренадеров», «Игривых Млекопитающих», Джо Дина (который покончил жизнь самоубийством после того, как Стефано отказался пересмотреть условия его контракта), и, конечно же, Энди Маккой. Не довольствуясь разрушением ее карьеры, Стефано задушил ее электропроводом от светильника под воздействием большой дозы метамфетамина. У него остались трое благодарных бывших жен, пять экс-партнеров, и две звукозаписывающих компании, которые он не успел обанкротить.

И еще сотня слов в таком же духе, и при этом я даже не

прикладывал усилий (явно). Мне было плевать на это, потому что это было правильным. И не только потому, что Питер Стефано был плохим человеком. Я чувствовал себя как писатель, хотя текст был, скажем прямо, не очень, и часть меня знала, что это написано плохо. Это может показаться отходом от главной линии, но я думаю (на самом деле я знаю) что нахожусь в самом сердце этой истории. Писать тяжело, не так ли? По крайней мере, для меня. И да, я знаю, что большинство работяг жалуются на то, как трудна их работа, и не имеет значения, мясники ли они, пекаря, производители подсвечников, или писатели некрологов. Только иногда работа не так уж и трудна. Иногда, даже очень легка. Когда это происходит, вы чувствуете себя, словно в боулинге, наблюдаете за шаром, как он катится, немного отклоняясь вправо, но вы знаете, что все равно будет страйк.

Убийство Стефано в моем компьютере и было похоже на такой удар.

Я спал как ребенок той ночью. Возможно, кое-кто скажет, что такое выражение моих чувств, происходящее из желания излить собственный гнев и возмущение по поводу убийства бедной девушки — глупое расточительство таланта. Но я также выражал свои чувства, когда писал некролог Джеромы Уитфилд, и все, что она сделала, так это отказалась повысить мою зарплату. Мои чувства выражались в самом процессе писания. В тот момент я чувствовал себя сильным, и это чувство было прекрасным.

Моя первая компьютерная остановка во время завтрака на следующий день была не «Неоновый цирк», а «Хаффингтон пост». Так было всегда. Я никогда не прокручивал страницу до конца, туда, где описывались похождения знаменитостей или их фото с засветами (честно говоря, «Цирк» делал эти вещи гораздо лучше), но главные новости в «Хаффи» всегда излагались четко, лаконично, а, самое главное, они были свежими. Первая статья была про чаепитие у губернатора, оно прошло, как писал «Хаффи», предсказуемо возмутительно. Следующая новость остановила мою чашку кофе на полпути к губам. Она также остановила мое дыхание. Заголовок гласил: Питер Стефано убит во время ДРАКИ В библиотеКЕ.

Я поставил нетронутый кофе на стол — осторожно, не пролив ни капли — и прочитал статью. Стефано и заведующий библиотекой поспорили из-за музыки Энди Маккой, которая доносилась из динамиков, расположенных под потолком библиотеки. Стефано сказал библиотекарю, чтобы тот бросил сохнуть по этой телке, и «выключил эту херню». Заведующий отказался, сказав, что ни по ком он не сохнет, а просто взял первый попавшийся компакт-диск. Конфликт разгорался. И тут кто-то из тех, кто прогуливался позади Стефано, положил конец конфликту самодельной заточкой.

Насколько я мог судить, он был убит как раз в тот момент, как я закончил писать его некролог. Я посмотрел на свой кофе. Поднял кружку, и сделал глоток. Тот остыл. Я бросился к раковине и меня вырвало. Затем я позвонил Кэти и сказал ей, что не приду на совещание, но хотел бы встретиться

с ней позже.

— Ты же говорил, что придешь, — сказала она. — Ты нарушаешь свои обещания!

— На то есть веские причины. Выпей со мной кофе после обеда, и я расскажу какие.

Помолчав, она сказала:

— Это опять случилось.

И это был не вопрос.

Я подтвердил данный факт. Рассказал ей о том, как подготовил список «парней, которые заслуживают смерти», и как вспомнил о Стефано.

— И я написал его некролог, просто чтобы доказать, что я не причастен к смерти Джеромы. Я закончил, и примерно в то же время он получил удар заточкой в библиотеке. Я принесу распечатку с отметкой времени, что бы ты смогла убедиться.

— Мне не нужна отметка времени, я верю тебе на слово. Я встречусь с тобой, но не для того, чтобы выпить кофе. Приходи ко мне. И принеси некролог.

— Если ты подумываешь над тем, чтобы разместить его в интернете…-

— Боже, нет, ты с ума сошел? Я просто хочу увидеть его своими глазами.

— Тогда все в порядке.

Более чем все в порядке. К ней.

— Но Кэти?

— Да?

— Никому не говори об этом.

— Конечно же, нет. Да за кого ты меня принимаешь?

Одна, с красивыми глазами, длинными ногами и идеальной грудью, подумал я, повесив трубку. Я должен был бы догадываться, что из-за нее у меня могут возникнуть проблемы, но в тот момент я не думал об этом. Я думал о нежном поцелуе в уголок рта. Я хотел еще, и не в уголок. Плюс все, что приходило на ум.

Кэти жила в аккуратной трехкомнатной квартире в Вест-Сайде. Встретив меня в дверях, одетая в шорты и облегающий топ, очень эротичный, она обняла меня и произнесла,

— О, Боже, Майк, ты ужасно выглядишь. Мне так жаль.

Я обнял ее. Она обняла меня. Я, как пишут в романах, искал ее губы и она прижала их к моим. По прошествии пяти секунд — бесконечных, но не достаточно долгих — она отстранилась, и посмотрела на меня своими большими серыми глазами.

— Нам надо о многом поговорить. — И, улыбнувшись, — Но мы можем поговорить об этом позже.

За этим последовало то, что изгои, такие как я, редко получают, но если они это и получают, то, конечно же, не задаром. И изгои, вроде меня, вряд ли задумываются об этом в тот момент. В тот момент мы — как и все остальные парни на планете: большая голова в отпуске, маленькая головка рулит.

Сидим на кровати.

Пьем вино вместо кофе.

— Вот что я вычитала в газете в прошлом или позапрошлом году. — Сказала она. — Один парень из «эстакадного штата» — Айовы или Небраски — после работы купил лотерейный билет — одну из этих мгновенных лотерей — и выиграл сто тысяч долларов. Через неделю он покупает лотерейку «Пауэрболл», и выигрывает сто сорок миллионов.

— К чему это ты? — В тот момент я таращился на ее тело, и не сразу понял, на что она намекает. Простыня сползла вниз, обнажив грудь, упругую и совершенную, как я и ожидал.

— Два раза еще могут быть совпадением. Я хочу, чтобы ты сделал это снова.

— Я не думаю, что это разумно. — Это звучало неубедительно даже для моих собственных ушей. Аппетитная красотка находилась в пределах досягаемости, но, неожиданно, я задумался не о красивой девушке. Я представил себе шар для боулинга, который вращаясь, катится по дорожке, и чувства наблюдающего за ним, знающего, что через две секунды он попадет в цель, и кегли разлетятся в разные стороны.

Поделиться с друзьями: