Некромант
Шрифт:
Брат Стеффен отвлекся от помешивания травяного настоя и посмотрел на меня с нескрываемым сомнением.
— Но блокировка необратима, магистр!
Я лишь рассмеялся.
— Мало кто в точности знает плетение ангельской печати. Достаточно допустить одну-две неточности, и клеймо станет банальным подобием татуировки. Это лишь видимость!
Ловчий покачал головой.
— Никогда бы не подумал, — проворчал он и продолжил размешивать кипящий отвар.
— По понятным причинам о таком предпочитали не распространяться, — улыбнулся я. — Позже была возможность свести клеймо, но не стал. Слыть
Брат Стеффен стряхнул капли с заготовки жезла и бросил ее на землю, затем снял горшок с огня.
— Немного остынет, и можно пить, — сказал он и отошел к рыбацкому навесу, пошарил в набросанном там хламе и вернулся с надколотой глиняной кружкой без ручки.
— Плохо другое, — пробормотал я, вживаясь в роль. — Отсутствие практики притупляет талант. Прежде я бы и вполовину так не вымотался.
Ловчий зачерпнул травяного отвара и подул на кипяток. Меня вновь начала бить крупная дрожь. Холодно. Холодно. Холодно. А развешенная вокруг очага одежда просохнет разве что к утру. Плохо.
Брат Стеффен оценил мой измученный вид, в несколько быстрых глотков осушил кружку и вновь наполнил ее.
— Пейте, магистр, — сказал ловчий, шумно переведя дух. — Сразу станет легче.
Я принял выщербленную посудину и стиснул ее озябшими пальцами. Горячие глиняные бока обожгли ладони, пар защекотал ноздри ароматом незнакомых трав. Я принюхался, затем осторожно пригубил отвар, сглотнул и блаженно улыбнулся. Привкус корня мандрагоры потерялся в общем букете, но по мне будто пробежалась живительная волна. Хорошо, очень хорошо.
Опустошив кружку, я протянул ее Стеффену, тот наклонился вперед и вдруг ухватил за руки. Сильные пальцы стиснули запястья, и тут же шею захлестнула веревка. Бесшумно подобравшийся сзади Кас рывком завалил меня на спину и принялся закручивать удавку.
Святые небеса! За что?!
Я забился, пытаясь высвободиться, но хватка ловчего оказалась воистину стальной, да он еще навалился сверху и прижал к земле, лишив всякой подвижности. Перед глазами замелькали серые точки, в ушах зазвенело, и сознание поначалу неспешно, а потом все быстрее и быстрее устремилось в черный омут забытья.
Тьма! Очень скоро во всем мире осталась одна лишь тьма.
ГЛАВА 9
Сознание возвращалось мучительно медленно, ясность мысли то накатывала, то отступала подобно волнам. Поначалу даже не удавалось сообразить, что случилось и где нахожусь, лишь неведомо кто услужливо шепнул: «Не подавай виду, что очнулся!»
Я и не подавал. Жутко саднила ободранная шея, спина занемела от долгого лежания на холодной земле, кисти связанных за спиной рук неприятно кололо и никак не получалось пошевелить ногами.
Стоп! Шевелиться нельзя! Я вспомнил. Вспомнил кривую ухмылку Стеффена и захлестнувшую шею веревку, вспомнил неудобные вопросы и свое не слишком искусное вранье. Ловчий не поверил моим объяснениям, но еще оставался шанс выкрутиться. Надо было просто лежать и не шевелиться.
Любопытство оказалось сильней. Через смеженные веки угадывались отсветы огня; я рискнул самую малость
приоткрыть глаза и оглядеться.Брат Стеффен сидел ко мне боком и баюкал в руках глиняную кружку. Брат Кас помешивал заготовкой моего жезла в горшке; пахло вареной рыбой.
Лежать. Не шевелиться. Ждать. Если герхардианцы готовят похлебку, травяной отвар они уже выпили. Это хорошо. Очень хорошо.
Я обратился к своему эфирному телу и попытался с помощью внутренней энергии усилить кровоток в связанных конечностях, но лишь натолкнулся на невидимую стену. Покалывание в кистях и ступнях отчасти даже усилилось, и было непонятно: хорошо это или плохо.
Если не смогу высвободиться, так и сдохну здесь, а подыхать на этом островке посреди безымянного болота я не собирался. И потому стиснул челюсти, да так, что едва не выдал себя скрипом зубов, и продолжил раскачивать внутреннюю энергетику, распалять эфирное тело и пытаться достучаться до своего увечного колдовского дара.
Брат Стеффен допил отвар и отставил кружку, что-то сказал, выслушал ответ и кивнул. Мне не удалось разобрать ни слова: говорили черно-красные на каком-то из майнрихтских наречий.
Тухлые селедки! Всколыхнувшаяся в душе ярость придала сил и решимости, и я продолжил воздействовать на эфирное тело и разгонять по жилам кровь. Понемногу пальцы обрели чувствительность, но, сколько ни пытался, распутать запястья так и не получилось. Просто не удавалось дотянуться ногтями до веревки.
Соткать чары? Если б это было так просто! Эфир тек сквозь пальцы, а четки святого Мартина со всеми зачарованными бусинами с моего запястья предусмотрительно сняли. Брат Стеффен забрал их себе. Сволочь такая!
Как оказалось, без сознания я провалялся довольно долго: рыба вскоре сварилась, и герхардианцы приступили к трапезе. Несмотря на обстоятельства, рот наполнился слюной.
Ловчий выкинул не землю объедки, поднялся и покачнулся. Постоял, давая утихнуть головокружению, и отошел сполоснуть руки. Когда он скрылся в камышах, я даже не шелохнулся. Брат Кас продолжал сидеть у костра и не спускал с меня взгляда осоловелых глаз.
Ангелы небесные! Ну почему бы вам не лечь спать? Ложитесь спать, и мы еще посмотрим, кто проснется утром!
Надеждам моим сбыться оказалось не суждено, безмолвные мольбы не были услышаны на небесах. Стеффен вернулся на поляну и сразу направился прямиком ко мне. Я спешно зажмурился и размеренно задышал, а миг спустя тяжеленный ботинок врезался в живот и перевернул на спину. Стон, вскрик, всхлип…
Я скорчился, а ловчий придавил меня к земле и печально улыбнулся.
— А ведь ангельская печать подлинная, магистр… — сказал он, и только тут я сообразил, что за время беспамятства с меня стянули рубаху.
Стеффен огладил короткую русую бородку и вздохнул.
— Ты еще поведаешь, кому из князей запределья продал душу, дабы вновь обрести колдовской дар, — заявил он, угрожающе нависая надо мной, — но сначала поговорим о другом. — Улыбка исчезла без следа, сменилась оскалом. — На кого работаешь?
Вопрос вогнал в ступор, и тут же здоровенный кулак ловчего со всего маху врезался мне под ребра. Боль ошеломила, воздух вырвался хриплым вскриком, и я замер с разинутым в беззвучном вопле ртом.