Некроманты (сборник)
Шрифт:
– Тебе там тоже плохо? – Я сразу забыл обо всём.
– Угу. – Она опустила голову. – И не просто плохо. Исчезаю… таю словно. Не могу на ту сторону. Запрещено. Там… злое. Опасное для нас. Очень.
– Да почему же, почему?! – Я совсем забылся. И схватил её за руку. Девочку, гимназистку – у нас такое возможно было только на Осеннем, Рождественском да ещё Весеннем балах.
Она руки не отняла. Тёплой и живой, настоящей.
Аля беспомощно огляделась, ну точь-в-точь ожидая строгой классной дамы со стеком.
– Я не знаю, кто ты. И не могу сказать.
– А я
Кажется, она заколебалась. И, быть может, даже рассказала бы мне всё, как та загадочная незнакомка оруженосцу Доновану, чей рассказ мог бы спасти его друзей из лап кровавого лорда Думсбери – но, как и ту загадочную незнакомку, Алю спугнул крик.
В книге мы так и не узнали, ни кто кричал, ни кто была та прекрасная дева; здесь же опознать голос было нетрудно.
Кричал Сашка, и кричал дико, словно за ним во весь опор мчалось стадо бешеных бизонов.
Земля дрожала тоже, кстати.
Аля метнулась, словно вспугнутая птица.
– Уходи! Кто бы ты ни был – уходи! За ручей, если не обманываешь! – Она исчезла в зарослях, беззвучно, так, что не хрустнул ни один сучок, не шевельнулась ни одна ветка. Как это у неё так ловко всё получилось?
Стало очень страшно, живот так прямо-таки скрутило. Э, тут и до медвежьей болезни недалеко!
Согнувшись в три погибели, я и впрямь стал пробираться обратно к ручью.
– Эй, мальчик, – негромко сказал кто-то холодным голосом у меня за спиной.
Ноги приросли к земле.
– Обернись, мальчик.
Ой, мама, мама, мамочка!
Голову мою поворачивала словно неведомая сила.
Я зажмурился. Крепко, как только мог.
«Отче наш, иже еси на небеси…» – начал я сам собой.
– Посмотри на меня! – приказал всё тот же голос.
Веки мои словно кто-то потащил вверх, точно попавшихся на крючок рыбок.
На гребне оврага, возле старой железной ограды, застыла фигура в сером плаще до самой земли. Голову и лицо скрывал просторный капюшон – ни дать ни взять Загадочный Монах из «Мага королевских мушкетёров».
– Посмотри… – услыхал я.
Я смотрел.
Солнце скрылось за тучами, всё вокруг враз сделалось серым и холодным, словно мокрой дождливой осенью.
– Так, ты не тот, – ровным голосом сообщила мне фигура в плаще. – Но всё равно. Дай мне руку.
Шага ко мне существо в капюшоне не сделало.
Рука моя сама собой поползла вверх.
«Но превыше всего остерегайся Серого Странника, – вдруг зашепелявил у меня в ушах незнакомый старческий голос. – Ибо послан он охотиться на заплутавших возле границы. Охотиться и навсегда уводить с собой в преддверья адские, где обращает он несчастных в своих рабов, подобно ему самому, рыскающих у самого рубежа, помогающих ему в поисках…»
Губы мои не шевелились, словно скованные льдом. Молитва звучала только в мыслях, да и то с запинкой.
Но каким-то образом я знал, что давать руку этому созданию никак не следует.
«У него нет над тобой власти», – сказал тот же старческий голос, и только тут я понял, что вспоминаю только что прочитанное в «Теории и практике некромантии», глава «О тропах засмертных».
«Оборониться
от Серого мыслимо, но лишь твёрдою волей. Очерти круг, рассечённый на шесть разных частей, как бы звездою Давида, читая отпорный наговор…»Но вместо этого я просто сделал шаг назад. Сделал, потому что вдруг услыхал голос тётушки:
– Тёма! Тёмочка, где ты? Чай пора пить!
И почему-то от этих простых слов оцепенение с меня как рукой сняло.
Серая фигура так и осталась, замерев, а я уже птицей перелетел через ручей. Привычная уже волна дурноты показалась благословением.
«Громко расхохоталась мёртвая ведьма, и опрометью бросился Квентин прочь, не смея оглянуться, в ледяном поту, и смертельный ужас гнал его пустынной ночною дорогой прочь от проклятого кладбища, не давая ни остановиться, ни даже оглянуться…»
С гордостью – и немалой – скажу, что я таки оглянулся. Оглянулся, уже когда бежал по тропе вверх, к задней ограде тётиного дома.
Солнце щедро заливало светлыми лучами кромку оврага, и никого там, конечно же, не было.
– Т-тётя… – Я со всего разгону чуть не врезался в неё, стоящую у распахнутой калитки.
– Заигрался ты, видать, Тёмочка, – ласково сказала она, глядя на меня с прежней грустью. – Никак докричаться тебя не могла.
Пальцы её слегка подрагивали.
– Идём чай пить, мой дорогой. С булочками.
И вновь я не решился задать тёте ни одного вопроса.
Весь вечер я провёл в библиотеке, неотрывно читая про Серого Странника. И получалась какая-то ерунда. Опасен он лишь для неприкаянных душ, для тех, кто как раз и не смог оторваться от нашего мира, зависнув меж жизнью и смертью. Видеть его я, живой, не мог никак. Ни под каким видом. Видать, привиделось. Вообще со мной тут творятся какие-то странные вещи – ручей, который не обойти, теперь ещё этот… призрак серый. Ох, ох, что ж тут делать-то?
Невольно я пожалел, что не шибко внимательно слушал отца Никодима…
Жуть пробирала, как говорится, до самых печёнок, но, с другой стороны, всё настойчивее и настойчивее становились совсем другие мысли: кто такие Аля и Саша? Мои умершие кузина с кузеном? Задержавшиеся меж небом и землёй? Или мне всё это просто кажется?
– Зачитался ты что-то сегодня, мой дорогой. – Тётя стояла в дверях библиотеки. – Смотри, уже ночь на дворе, а ты всё сидишь.
– Уж больно интересно, тётя, – как можно просительно и жалобно заныл я. – Ну, можно, я ещё чуток почитаю?
Тётя как-то странно улыбнулась, уголки губ дрогнули – и не больше.
– Что ж с тобой делать, дорогой… Сиди, коль интересно. Когда ещё и посидеть-то, как не сейчас. Лампы только не гаси. Я сама потом погашу.
Я торопливо кивнул, не в силах поверить удаче.
…Опомнился я, когда заспанный Иван осторожно заглянул в проём.
– Барчук, да вы, никак, и не ложились вовсе! Смотрите-ка, рассвет уже, а он всё за книгами!
Я только и смог, что кивнуть. Рассвет… Уже рассвет… Надо же, а я ничего так и не почувствовал. Ни усталости, ни привычного уже, когда засиживаешься за полночь, песка в глазах.