Нексус Эрдманна

— Да, — ответил Генри.

— Не могли вы рассказать нам, где и в какое время вы находились вчера, сэр?

Он что — идиот?

— Конечно, могу, но зачем? Неужто вы, сэр, меня подозреваете в убийстве офицера Пелтьера?

— В данный момент мы никого не подозреваем. Мы просто зада ем рутинные вопросы, доктор Эрдманн.

— Я находился в больнице Редборна с полудня и почти до самого того времени, когда ко мне пришла Керри. Меня там обследовали в связи с предполагаемым сердечным приступом… которого, — добавил Генри поспешно, увидев выражение лица Керри, — на самом деле не было. Просто у меня более резко выразилось пищевое отравление, ему вчера подверглись многие обитатели Св. Себастьяна.

Вот тебе! Лопай, детектив!

— Спасибо, — вежливо произнес Джерачи. — Вы врач, доктор Эрдманн?

— Нет, я доктор физико-математических наук.

Генри почти ожидал, что Джерачи окажется таким же невеждой, как и Боб Донован, но детектив его удивил.

— Экспериментатор или теоретик?

— Теоретик. Впрочем, теперь я преподаю.

— Это хорошо, — Джерачи поднялся, а вслед за ним поднялась, чуток помешкав, и детектив Вашингтон. За все это время она не произнесла ни слова. — Спасибо вам обоим. Мы с вами свяжемся, когда будут готовы результаты вскрытия.

В лифте Тара Вашингтон сказала:

— От этих домов престарелых меня просто в дрожь бросает.

— Когда-нибудь ты тоже…

— Ой, оставь, Винс, не надо лекций! Я знаю, что когда-нибудь и сама состарюсь. Но я не обязана этому радоваться.

— Ну, у тебя впереди еще куча времени, — отозвался Джерачи рассеянно; ясно было, что его мысли заняты чем-то другим. — Эрдманн что-то знает.

— Да? — она посмотрела на Винса с интересом. В департаменте Джерачи был известен своим «нюхом». Он нутром чуял любые сомнительные моменты и всегда оказывался прав. По правде сказать, Тара благоговела перед ним. Детективом она стала в прошлом месяце, и ей чертовски повезло попасть в напарники к Джерачи. Что, впрочем, не мешало ей проявлять природный скептицизм, заставивший вслух проявить сомнение: — Этот старикан? Но уж сам-то он никак такого проделать не мог. Он и муху убить не способен. Ты думаешь, он нанял киллера?

— Не знаю, — задумчиво произнес Джерачи. — Нет, пожалуй, нет. Здесь что-то другое… Что-то более эзотерическое.

Тара понятия не имела, что означает «эзотерическое», поэтому промолчала. Джерачи обладал проницательным умом, настолько острым, что это, как говаривали некоторые сотрудники, даже шло ему но вред. Видимо, завистники или полицейские из категории дуболомов, которым легче высадить плечом дверь, чем воспользоваться интеллектом для расследования преступления. О себе Тара точно знала, что она не из вышибателей дверей. И она намеревалась выучиться всему, чему только можно, у Винса Джерачи, пусть даже ее словарный запас гораздо беднее, чем у него. Всему и чуть сверх того. Она надеялась когда-нибудь сравняться с ним.

— Надо поговорить с персоналом насчет этой эпидемии пищевых отравлений, — прервал паузу Джерачи.

Но с эпидемией разбираться не пришлось, поскольку на сотовый телефон Джерачи позвонили, чтобы доложить о результатах вскрытия. Джерачи выслушал, закрыл крышку мобильного и обратился к помощнице:

— Пелтьер умер от сердечного приступа. Острая сердечная недостаточность.

— Такой бугай? Молодой, здоровый коп!

— Так утверждают медэксперты.

— Значит, никакого криминала. Следствие закончено, дело закрыто. — Тара была даже немного разочарована. Убийство копа женой могло бы стать громким делом. Именно поэтому на расследование послали Джерачи.

— Следствие закончено, дело закрыто, — подтвердил Джерачи. — Но все равно доктор Эрдманн что-то знает. Просто мы теперь никогда до этого не докопаемся.

Семь

В пятницу незадолго до полудня Эвелин опустила свое пухлое тело на ложе, готовое задвинуться внутрь странного вида медицинской трубы. Ради такого случая Эвелин надела свой лучший голубой костюм из полиэфирного волокна с голубыми кружевами и легкие туфельки кремового цвета. Доктор Дибелла — молодой человек приятной наружности, эх, сбросить бы ей лет этак пятьдесят, ха-ха! — спросил:

— Вам удобно, миссис Кренчнотид?

— Зовите меня Эвелин. Да, все хорошо, я никогда не проходила эту процедуру… как вы ее называете?

— Ядерно-магнитно-резонансная томография. Сейчас я вас пристегну, поскольку очень важно, чтобы вы лежали совершенно неподвижно во время процедуры.

— Ах, да, понимаю, вы не хотите, чтобы мой мозг колыхался туда-сюда, когда вы будете делать изображение… Джина, ты еще здесь? Я не вижу…

— Я здесь, — отозвалась Джина. — Не бойся, Эвелин. «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь…» [10]

10

Ветхий завет, псалтырь, псалом 22:4.

— Нет здесь никакой тени, и я вовсе не боюсь! — Джина временами может по-настоящему достать. Хотя, конечно, труба этого ямр-аппарата действительно несколько пугает. — Вы только скажите, доктор, когда будете готовы запихнуть меня в эту штуку, и я соберусь. Она тесная, как гроб, да? Нуда, конечно, мне со временем предстоит провести в таком вот пространстве очень долгий срок, но я не планирую начинать прямо сейчас, ха-ха! Но если бы я могла разговаривать с вами, когда я буду там, внутри…

— Да, конечно. Продолжайте говорить, — безропотно согласился доктор. Бедняга, как ему, наверное, тоскливо проделывать день за днем одно и то же. Эвелин мысленно поискала тему для беседы, чтобы подбодрить его.

— Вы ведь большую часть времени проводите в Св. Себастьяне, когда вы не здесь, я имею в виду, а вы слышали про ожерелье Анны Черновой?

— Нет, а что с ним такое?.. Вот так, пожалуйста, голову сюда.

— О, оно сказочное, — произнесла Эвелин с некоторым отчаянием в голосе. Доктор зажал ее голову в некое подобие тисков, и теперь она не могла даже пошевелить ею. Сердце Эвелин застучало быстрее. — Бриллианты, рубины, и я не знаю, что еще. Русский царь подарил его одной знаменитой балерине, которая…

— Правда? Какой царь?

— Царь! Русский! — И чему только учат молодежь в нынешних школах? — Он подарил ожерелье одной знаменитой балерине, которая была учительницей Анны Черновой, а та передала его Анне, которая, разумеется, хранит его в сейфе Св. Себастьяна, потому что считает, что если его украдут, то это создаст плохую репутацию Приюту, да и в любом случае оно ведь бесценно, так что… ой!

— Все в порядке, Эвелин, мы уже поехали и сейчас медленно втянемся внутрь. Все будет хорошо. Закройте глаза, если вам так лучше… И вы видели это ожерелье?

— О, нет! — выдохнула Эвелин. Сердце ее бешено колотилось, по мере того как ложе, к которому она была пристегнута, втягивалось внутрь этой штуки. — Я бы, конечно, очень хотела, но Анна не слишком-то общительна, она, если по правде, порядочная гордячка, я полагаю, это оттого что она так знаменита и все такое, но все же… Доктор!

— Вы хотите выйти? — спросил он, и Эвелин ощутила его разочарование. Она была чувствительна к таким делам. Она действительно желала бы тут же выскочить из трубы, но точно так же не хотела его разочаровывать.