Некуда бежать

— Вы поэтому и бежите, профессор?

— Да. Нет. Не знаю. Хочется сделать мир лучше — а если не получается, хотя бы не способствовать тому, чтобы он сделался хуже, чем есть сейчас.

Пилот, пожевав ус, мудро воздержался от дальнейших расспросов. Гордин же не счел нужным что-либо пояснять.

— Расчеты и карты… Они при вас? — уточнил напоследок пилот, когда двигатель прогрелся.

Он то и дело украдкой бросал взгляды на столь небрежно брошенный Гординым саквояж.

Гордин рассмеялся.

— Они всегда со мной, — сказал он и коснулся пальцем виска.

Пилот хмыкнул и отвернулся к рычагам.

Автожир прыгнул в небо и растворился в ночи.

* * *

Год спустя за Полярным кругом имел место следующий разговор.

— Однако, не понимаю я, зачем нам сниматься да кочевать. Рано еще, зверь спит в берлоге, есть ему нечего будет. Падет — и мы с голоду помрем к следующей зиме.

— Ну как же вы не понимаете, уважаемый? Сгонят вас отсюда так и так. На золоте сидите! На золоте! А в золоте у белых людей сейчас нужда великая! Пока есть еще время, уходите. Все добро, скот весь с собой заберете. К югу кочуйте, есть еще места, где перебиться можно до весны. К лесам отходите, там зверь не пропадет. Я долго скрываться вряд ли смогу — да и неизвестно, будут ли ждать с разработками до той поры, пока я у них в руках не окажусь.

— Ты не волнуйся, добрый человек. Мы тебя твоим людям не отдадим. Не в нашем обычае такое. Живи себе спокойно, не печалься о нас. Все в руках предков. Не пропадем.

— Эх!

Гордин с досадой ударил оземь шапкой. Ветер, ледяной, наполненный снежной пылью, тут же растрепал волосы и дунул в уши. Заломило зубы, ожгло холодом щеки. Чертыхнувшись, Гордин поднял треух и нахлобучил его до глаз.

Старик наблюдал за ним с совершенно непроницаемым выражением лица. Морщины, лучиками разбегаясь от глаз, резали смуглую кожу его лица. Щелочки глаз посверкивали из-под капюшона парки. Отсветы костра бросали глубокие тени, превращая лицо старика в загадочную туземную маску — такую же, как те, что украшали резные столбы, врытые в снег вокруг костровища на главной площади.

Зубастые пасти масок были густо испачканы звериной кровью.

Упрямые дикари! Гордин, обжигаясь, отхлебнул кипятка из мятой алюминиевой кружки. Что с них взять? Живут уложениями предков, которым не одна сотня лет, если не больше. Каменный век… И жили бы дальше, кабы не вездесущие купцы, напавшие пару десятилетий назад на источник пушнины, казавшийся тогда нескончаемым. После революции на смену торгашам-частникам пришли народные артели, продолжавшие, впрочем, обдирать наивных аборигенов не хуже своих предшественников.

Дети природы… Много ли им надо для счастья? Что взяли они от цивилизации, нежданно-негаданно нагрянувшей в их простой спокойный мирок? Керосин для ламп, табак, спички, ружья, стальные ножи и посуду… Все. И никакой сумятицы не привнес в размеренное течение их жизни новый порядок, восторжествовавший на бескрайних просторах недавней Империи несколько лет назад.

А теперь все повисло на волоске. И бегством своим Гордин мог отсрочить неминуемое лишь ненадолго — до тех пор, пока его расчеты не окажутся в нужных руках, или пока Республика, плюнув на возможность неудачи, не начнет разработки вслепую, губя без разбора судьбы этой суровой земли и людей, ее населяющих.

Молодая Республика отчаянно нуждалась, и нуждалась во всем — в золоте, в топливе для электростанций, заводов и обширного парка всевозможной техники, основная часть которого досталась в наследство от канувшей в лету Империи. Связи с былыми партнерами Империи восстанавливались неохотно — по причинам идеологическим и материальным. Упор в развитии страны делался на обеспечение энергетики и машиностроения собственным, а не импортным сырьем — и вот уже несколько лет бескрайние просторы страны бороздили бесчисленные геологоразведочные партии, для скорости направляя отчеты об изысканиях прямо в столицу, где они попадали в руки аналитиков.

Гордин по роду своей деятельности занимался оценкой перспектив развития Севера. Перспектив не было никаких — до того момента, пока в руки его один за другим не попали сразу несколько отчетов от независимых друг от друга партий. Сложив имеющиеся факты, Гордин сделал выводы, повергшие его в ужас.

Оливиновый пояс, на обнаружение которого новая власть возлагала большие надежды, в одночасье перестал быть мифом. Об этом совершенно определенно свидетельствовали результаты исследований, полученные независимо друг от друга сразу несколькими партиями геологов, работавшими в Заполярье. Гигантский метеорит, рухнувший на побережье Северного океана без малого сотню миллионов лет назад, проломил земную кору, оставив после себя гигантский кратер в двести километров в поперечнике. В его центре оливиновый пояс отделяли от поверхности считанные километры твердой породы.

Проанализировав данные, Гордин понял, что молодая Республика не остановится ни перед чем ради скрытых в поясе сокровищ. Расплав золота, платины, циркония и прочих металлов способен был обогатить страну, с трудом поднимающуюся из хаоса разрухи, последовавшей за смутными первыми годами после революции.

Гордин не был врагом революции. Не был он и ее другом. Он был простым гражданином своей страны, патриотом своей Родины, независимо от того, какого пути в развитии придерживались власть предержащие. Его саботаж был порожден вовсе не желанием вставить палки в раскручивающиеся колеса экономики нового порядка.

Гордин смотрел глубже — и видел то, на что не обращали внимания прагматичные поборники сиюминутной выгоды.

Близость океанских вод превращала саму возможность разработки разогретого до чудовищных температур оливинового пояса в игру со смертью — смертью для всего человечества. Гордин, не будучи любителем громких слов, не мог выражаться менее претенциозно. Угроза взрыва рукотворного вулкана, который неминуемо произошел бы, стоило пробить брешь в земной коре, ставило под сомнение выживание всего населения планеты.

Попытка Гордина обратить внимание руководства страны на проблему привела лишь к тому, что им заинтересовались люди из Народной канцелярии внутренних дел. За спиной начали шептаться о саботаже. Доставшийся в наследство от погибшего друга параболоид не удалось сохранить в секрете. Власти, усмотревшие в нем замечательный инструмент для горнопроходческих работ, потребовали предоставить аппарат в пользование Народной Республики.

Это стало последней каплей.

Гордин уничтожил все данные экспедиций, надеясь таким образом отсрочить неминуемый конец света, и, воспользовавшись помощью единомышленников, пустился в бега.

Бегство его имело целью тот самый кратер, дно которого было крышкой ящика Пандоры. Здесь Гордин собирался лично убедиться в верности собственных выводов, проверив теорию практикой. Без специального снаряжения и оборудования это угрожало стать непосильной задачей — но Гордин был полон энтузиазма.

Вот уже без малого год он обитал в убогом поселении туземцев в Заполярье, у подножия пологого холма в центре обширной низменности. Холм был центральным конусом кратера; миновавшие эпохи огладили его склоны. Приютивший его род старого Харьюгына был радушен и гостеприимен. Человека с железной ногой привечали и кормили; сам же он старался помочь наивным дикарям, как мог, выступая посредником между аборигенами и новой властью.