Нелегкий флирт с удачей

— Мы продолжаем наш вечер. — Лохматович небрежно стряхнул с рукава капельку воды, поправил «кис-кис», пригладил остатки шевелюры. — В заключение второго тура бьются непобедимый Черный Буйвол и любимый муж Лейлы, Фатимы, Гюльчатай, Зухры и Зульфии неутомимый Товарищ Сухов!

— Первый пятому. — Подполковник вытащил пачку «Ротманса», щелкнул зажигалкой, закурил со своей обычной невозмутимостью. — Ну как он там? Помощь нужна?

— Да нет, ерунда, — голос Небабы помягчел, — ребра целы. Ушибы, конечно, да к стоматологу зайти придется. А так, рвоты не было, значит, мозги в порядке, через пару дней товарищ капитан будет как огурчик.

— Слышали? — Подполковник облегченно посмотрел на дам, сунул окурок в пепельницу, морщины на его лбу разгладились. — Будет как огурчик. Небаба гарантирует.

К слову сказать, не только старший прапорщик, Подполковник и обе Майорши переживали за капитана. Прохорова, к примеру, также живо интересовало состояние его здоровья. Помнится, он страшно удивился, узнав, что Кролик Роджер тоже подвизается в роли соискателя, — вот, блин, тесен же мир, однако никаких иных чувств, кроме самых теплых, к Злобину не испытывал, ибо за конкурента не держал. Во-первых, весовая категория не та, а во-вторых, столько пота вместе пролили на ринге. Насрать, призов и прочего дерьма на всех хватит…

На сцене тем временем Черный Буйвол как-то уж подозрительно легко разделался с красноармейцем Суховым — того вынесли чуть теплого, и на этом второй круг боев закончился.

— Восток —дело тонкое. —Присвистнув, неугомонный Лохматович выкинул коленце, шутканул и объявил финал конкурса красоты. — А теперь у нас на бис девки делают стриптиз!

Пьяная толпа, ошелевшая от вседозволенности и крови, взорвалась бешеными криками, оркестр заиграл что-то трепетное, будоражащее нервы, и на сцену выпорхнула белокурая девица в длинном платье с корсажем. Тряся подолом, покачивая бедрами и бюстом, она принялась исполнять эротический танец. Двигалась девица словно начинающая стриптизерша из захолустного ночного бара. С трудом стащила платье, не очень-то изящно рассталась с чулками, со второй попытки расстегнула лифчик, едва не упав, вылезла из трусов и, забыв про пояс с резинками, зигзагом убралась за кулисы. Оркестр сменил мелодию, и на сцену выскочила следующая соискательница. Двигаясь с изяществом механической куклы, путаясь в белье и жалко улыбаясь, она принялась демонстрировать свой вариант стриптиза. Публика изнемогала, Яша Лохматович давился комментариями, эскулап Дятлов благосклонно кивал. Пожалуй, лишь двое в зале сохраняли спокойствие духа — спящий мент за судейским столом да Семен Натанович Бриль, краем глаза поглядывавший на сцену. Не сказать, чтобы действо не трогало его за живое, нет, очень даже, однако старый бармен был прагматиком — чего зря пялиться, один хрен, не пощупаешь. Как и во всем, в любви Семен Натанович был человеком действия. Да и в женщинах знал толк. Сколько их прошло через его волосатые, короткопалые руки — посудомойки, продавщицы, завсекциями. Даже директриса одна была, все лепетала: «Ах, мой казак!» и изо всех предпочитала коленно-локтевую позу, кобылища. «Да, когда-то были и мы рысаками, — Семен Натанович вздохнул и краем глаза глянул на сцену, — впрочем, почему это были? Вот эту бы рыжую и сейчас разложил бы на стойке с превеликим удовольствием. До чего хороша баба, и выплясывает складно, шустрая, у такой небось не сорвется. Эх, лучше не смотреть, извод один».

Не один только Семен Натанович разбирался в женщинах — множество горящих глаз с жадностью смотрело на Корнецкую, обдавая ее волнами похоти и пока что неудовлетворенных желаний. Все мужчины в зале находились сейчас в ее власти: казалось, помани любого, и пойдет, словно бык на веревочке, хоть на бойню, хоть на край земли, хоть в загс. Конкур-сантки, выступавшие следом за Корнецкой, казались ожившими экспонатами из музея восковых фигур — все познается в сравнении.

Наконец эротические пляски закончились, музыка смолкла, глаза зрителей потухли.

— Дорогие господа, мне оправиться пора. — Яша Лохматович испарился со сцены, жюри посовещалось, и слово взял эскулап Дятлов. Мерзким, подвывающим голосом он сообщил, что все прошло по классу «А», имена призерш назовут попозже, а финал боев начнется через полчаса. Согласно жребию вначале будут биться Драный с Берией, победитель же схлестнется с Черным Буйволом.

Пока он мяукал в микрофон, Кузьма Ильич, в смокинге, с бабочкой, со сверкающими бриллиантами на циферблате «Роллекса», кашлянул, провел рукой по лысине и начал вылезать из-за стола. Сейчас же поднялись четверо, широкоплечие, с выпирающими подмышечными кобурами, профессионально взяли его в кольцо, и так, в компании бодигардов, господин Морозов направился к выходу.

— Вижу, дозорный на вышке не спит… — Бородач Полковник в роговых очках и на редкость удачном галстуке, коротавший время за столиком в баре, сунул в рот сигарету и тоже подался из зала. Ноги плохо слушались его, движения были неверны, — похоже, одним томатными соком и фисташками не обошлось. Тем временем Кузьма Ильич прошел по ковролину через холл, и стало ясно, что путь его лежит к заветной двери с призывно улыбающимся бульдогом. Двое бодигардов, выдвинувшись вперед, профессионально скользнули внутрь, раздались возмущенные крики, шум, и из туалета, застегивая на ходу ширинки, начал подаваться народ. Никто далеко не уходил, косились на Морозова с ненавистью — чтоб тебе жидко обосраться, сволочь!

— Никак, блин, очередь. Вы, генацвали, крайний? — Полковник подошел к переминающемуся с ноги на ногу лицу кавказской национальности, озабоченно спросил: — Как там, быстро идет дерьмо по трубам? — Услышав что-то нечленораздельное, он с важным видом кивнул, вспомнил про сигарету во рту и вытащил зажигалку. — Гранату отняли, послали домой…

Телохранители между тем проверили кабинки, порылись в горшках со спатифиллумами, внимательно заглянули в писсуары и с чувством выполненного долга доложили принципалу — все о'кей.

— Хорошо. — Кузьма Ильич кивнул, поправил очки и неторопливо зашел в мужскую комнату.

Сработал пневматический рычаг, дверь с кабсдо-хом закрылась, и бодигарды взяли ее под охрану — европейская школа, класс, стопроцентная безопасность.

— Я убью тебя, лодочник… — Полковник посмотрел на них с восхищением, выщелкнул, не попав, окурок в сторону урны, громко икнул и сунул руку в карман. Пальцы его нащупали коробочку дистанционного взрывателя, сломав предохранительный кронштейн, нажали на тугую кнопку. Сейчас же в сливном бачке одной из кабинок булькнула вода — это сработал микрозаряд в сферическом, похожем на шарик для пинг-понга контейнере. Смертельная, быстро разлагающаяся отрава ненадолго превратила туалет в газовую камеру, однако господин Морозов ничего не заметил — ни цвета, ни вкуса, ни запаха. Только аромат дезодорантов, мерное урчание кондиционера и отблеск галогеновых ламп в серебряном великолепии сантехники. Он, не торопясь, облегчился, тщательно вымыл руки и, глядя в огромное, во всю стену, зеркало, принялся с чувством вытирать их шелковистым одноразовым полотенцем. Ему очень нравилось свое отражение. Наконец, вальяжный и умиротворенный, он вышел из сортира, бодигарды, сняв пост у дверей, взяли его в кольцо, и вся процессия с важностью направилась в зал.

— Ну все, по ноге бежит. — Полковник быстро глянул на часы, мгновение помедлил и, первым заскочив в дом отдохновения, закрылся в самой крайней кабинке — ему нужно было спустить воду с фрагментами распавшегося контейнера. Истомленный народ рванул за ним следом, захлопали стульчаки, зажурчали струи, воздух огласился звуками блаженства, удовлетворения, восторга торжествующей плоти и познавания сущности бытия. Может, прав все же незабвенный Гашек, все в мире дерьмо, а остальное моча?

А в зале тем временем все шло своим чередом — пили, жрали, делали ставки, делились впечатлениями. Для увеселения почтеннейшей публики на сцену снова выпустили свиноматку. Поудобнее усевшись в кресле, она принялась было курить сигару причинным местом, но на нее не обращали никакого внимания — все ждали начала боя. И вот полчаса истекли.

— Господа, финал! — Лохматович, успевший оправиться, махнуть «Бисквита» под филе миньон с трюфелями, бодренько взмахнул рукой, и занавес разошелся. Голые по пояс Серега Прохоров и Лаврентий Палыч, на груди которого синели буквы «С табой дюша мая радысти пална!», медленно зашли в клетку, лязгнула стальная дверь, и мужичок на крыше взял брандспойт на изготовку — пошла заруба.

Строго говоря, волнующего поединка с драматическими нокдаунами, переходами инициативы из рук в руки и яростными контратаками на пределе сил не получилось, слишком уж в хорошей форме находился Тормоз. Быстрый и импульсивный Лаврентий Палыч скоро выдохся, пропустил тяжелый боковой в челюсть и, едва поднявшись с пола, с ходу напоролся на встречный ногой. Ему еще повезло. Возьми Прохоров чуть ниже, остался бы джигит без мужской гордости, да и мочевой пузырь лопнул бы наверняка, а так — сильный проникающий в солнечное. Со всеми вытекающими — острая боль, временная остановка дыхания, падение кровяного давления. Аут. Финиш. Финита. Публика рокотала, господин Морозов соизволил аплодировать, главная же поклонница Прохорова уже не кричала задорно: «Драного хочу», нет, хмельная и счастливая, она тихо спала, положив белокурую голову на залитую соусом «ткемали» скатерть. Веселье было в самом разгаре, часы показывали начало пятого.

— Бог правду видит, это тебе, гад, за Злобина. — Подполковник глянул, как волокут едва живого Лаврентия Павловича, и ковырнул ложечкой в креман-ке с ананасовым мороженым. — Люди на периметре как, не голодают? Жирности в рационе хватает?

— Выдали сухим пайком, по четыре тысячи калорий. — Пожав плечами, Брюнетка захрустела фисташковой засахаренной палочкой, поморщилась, запила остывшим чаем. Она не любила сладкого вкуса во рту. — Сгущенка там, тушенка. В кофе добавлен женьшень с бромом, чтобы никаких отвлекающих факторов. Не промахнутся, если что, не впервой.