Нелепая привычка жить

– Куда ты меня несешь? – сонно спросила она.

– Куда надо! – Виталий опустил ее на переднее сиденье, сел за руль и на всякий случай заблокировал двери.

Бунт начался только тогда, когда они уже подъехали к дверям больницы. Девчонка визжала, рвалась и брыкалась с удивительной для ее хрупкого тела силой. Малахов не выдержал и впервые за все время ударил ее по лицу.

– Прекрати! – заорал он. – Ты меня уже достала! Что мне, санитаров позвать?

От удара она мгновенно затихла, съежилась, держась за ушибленную щеку, и только смотрела на него огромными глазами-виноградинами.

– Не нужно санитаров, – сказала вдруг очень спокойно. – Я сама пойду.

На этот раз она провела в больнице меньше десяти дней. Позвонила и тусклым равнодушным голосом попросила забрать ее.

– Нет уж, родная, – отвечал Малахов. – Мы с мамой твоих фокусов вот как наелись! Домой ты вернешься только после того, как окончательно придешь в норму, слышишь?

Что стал бы делать на ее месте другой подросток? Наверное, плакать, умолять, бить на жалость, рассказывая, как ему тут плохо. Или шантажировать, чем-либо угрожать… Она же просто сказала очень серьезно:

– Я уже пришла в норму. Клянусь тебе.

И прозвучало это так, что он сразу ей поверил…

Врачи отпустили ее довольно легко. Несмотря на то что лечение было дорогостоящим, недостатка в пациентах эта клиника не испытывала. А обследование показало, что с девочкой все в порядке. Никаких отклонений в психике, никакой наркотической зависимости – видимо, еще не успела как следует «подсесть».

Долька сдержала свое обещание и вернулась домой другим человеком. В пятнадцать лет это странное существо в очередной раз переродилось. Пьянок, дурных компаний и ночного шатания неизвестно где больше не было. Вечерами она вновь сидела дома, слушала музыку, рисовала, вернулась к любимому компьютеру и, что особенно радовало Виталия, к книгам. Единственное, что осталось от прошлой жизни – Долька так и не сумела бросить курить. Но так как это была не трава, а обычные сигареты, родители только рукой махнули.

Первое время они с Ланой жили в постоянном напряжении, каждую минуту ожидая рецидива. Но тревоги были напрасны – Долька, похоже, окончательно справилась с собой. Методом ускоренного домашнего обучения окончила школу, прилично сдала экзамены и получила аттестат зрелости. С Виталием у нее постепенно восстановились не только дружеские, но даже вполне доверительные и сердечные отношения. Вот только с Ланой девочка держалась холодно и отчужденно, стараясь общаться с ней как можно меньше. Но это, по сравнению со всем пережитым, уже были такие мелочи…

Два с половиной года назад Долька заявила, что хочет поступить в институт, и Малахов горячо поддержал эту идею.

– В каком вузе ты хотела бы учиться?

– В творческом. Где действительно интересно, а не одна сплошная зубрежка.

– В Строгановке, наверное? – предположил Виталий. С его точки зрения, рисовала Долька великолепно.

Дочь помотала головой:

– Нет, в ИЖЛТ. Институте журналистики и литературного творчества. Я узнавала по Интернету, там есть поэтический класс.

Малахов съездил с ней в институт и остался вполне доволен дочкиным выбором. Долька поступила на удивление легко, училась с огромным интересом и последнее время только и говорила о том, что любопытного им сказали на лекции, какое практическое задание дали на семинаре и какую книгу рекомендовали прочесть.

Институт благотворно повлиял на девочку. К радостному удивлению отчима, Долька стала гораздо общительнее. Бывшая дикарка теперь легко сходилась с людьми, просто и охотно общалась в компаниях, умела и удачно пошутить, и поспорить, отстаивая свою точку зрения. Виталий только диву давался, куда девалась былая застенчивость.

В последний год она пристрастилась к «готике» – модному направлению молодежной культуры. Отпустила и искусственно распрямила волосы, накладывала на лицо целый толстенный слой белил, очень ярко подводила глаза-виноградины, носила только черное и целыми днями слушала нечто невообразимое, с тяжелой музыкой и истошными голосами, называемое «блейк». Виталий не уставал повторять про себя, что при других обстоятельствах дочкино увлечение ему бы не понравилось. Теперь же он только радовался и готов был креститься обеими руками – слава богу, что так!

Перед восемнадцатилетием он спросил, что ей подарить – все-таки такая знаменательная дата… Ответ его ошеломил:

– Знаешь, я хотела бы жить отдельно от вас, – заявила Долька.

Малахов со Светланой долго обсуждали эту просьбу. С одной стороны, выпускать девочку из-под своего контроля было еще очень страшно. С другой – может, это и к лучшему? Она действительно взрослая, пусть начинает новую жизнь… И они решились. После долгих поисков ей сняли именно такую квартиру, как она хотела, – в одном из престижных небоскребов в Кунцеве, на последнем этаже, с огромным, во всю стену, окном. Долька пришла от нового жилья в восторг. Она обожала высоту – в этом вкусы отца и дочери не совпадали. Виталий, честно признаться, большой высоты побаивался, ему даже в кошмарах снились какие-нибудь обрывы или крутые обваливающиеся лестницы, по которым ему надо было лезть. А для нее не было большего удовольствия, чем забраться на крышу и долго стоять у самого края, глядя вниз. Эту страсть Малахов заметил в ней еще в детстве – совсем маленькой его дочь часто ложилась на подоконник открытого окна и далеко высовывалась наружу. Отучить ее от этого рискованного развлечения удалось лишь после того, как он объяснил девочке, насколько это опасно. Она выслушала его с очень серьезным видом и спросила:

– А ты правда расстроишься, если я упаду и разобьюсь?

– Не просто расстроюсь, – заверил он. – Если это, не дай бог, случится, это будет самое большое горе в моей жизни.

– А сейчас? Сейчас я твое счастье?

– Сейчас ты мое счастье, – рассмеялся он и сгреб ее в охапку.

– Неужели ты меня так любишь?

– Люблю, Долькин. И если ты меня тоже любишь, ты дашь мне слово, что никогда в жизни больше не будешь высовываться в окно.

– Никогда-никогда не буду! Честное-пречестное!

Она сдержала свое слово, но любовь к высоте сохранилась, поэтому вопрос, где должна быть новая квартира, даже не стоял – только на последнем этаже и только в многоэтажном доме.

Долька была просто счастлива. Она сама обустроила квартиру, выбрала мебель, развесила по стенам свои рисунки с замками и сказочными чудовищами. Первое время Виталий часто навещал ее, подозрительно осматривался, нанял домработницу и даже тайком платил консьержкам, чтобы они «поглядывали, как тут чего».

Но тревоги были напрасны. Ничего страшного не обнаруживалось. Самодеятельные шпионки наперебой твердили, что девочка ведет себя вполне достойно. Ходят к ней, конечно, друзья и подруги, но все по виду очень приличные, никакого шума, гулянок, драк и прочих безобразий. Музыку вот только ужасную какую-то она слушает, но ведь они сейчас все, молодежь, такое слушают…

Виталий внимал этим рассказам, и от сердца потихонечку отлегало. Похоже, все-таки Долькины фокусы, как называла это Светлана, ушли в прошлое вместе с подростковым возрастом. И это не могло не радовать – как и то, что со времен «переселения» они с Долькой сумели не отдалиться друг от друга. Конечно, встречались они теперь реже, но все равно ведь встречались! Малахов ездил в Кунцево, Долька любила бывать у него в «конторе» и даже подружилась с его секретаршей Полинкой – девушки были ровесницами. Вот только родной дом испанская дочь предпочитала обходить стороной и с Ланой все еще была холодна. Ну тут уж, как говорится, ничего не попишешь.