Нелюдь

Подумаешь, засуха…. Все равно все продукты, которые есть в магазинах и которые мы едим, импортные. То есть выращено все это очень далеко, где-нибудь в Европе, Азии или Африке. От говядины до подсолнечного масла.

А что на наших полях все засохнет — это невелика беда для горожанина. Все равно даже в лучшие времена наши земледельцы производят так мало, что этого не хватает и практически для больших городов не имеет значения. Хоть бы и вовсе у них ничего не росло — подумаешь… А что колхозники разорятся — так им туда и дорога, все равно они ничего путного не могут и не умеют. Только кредиты из нищего нашего государства тянут. Наши деньги кровные проматывают миллиардами.

Скелет однажды высказал эти мысли какому-то человечку в метро. Тот все сокрушался, что будет засуха, и поглядывал на Скелета, ища сочувствия своим словам.

— Вы что — крестьянин? — спросил его наконец Скелет.

— Нет, — ответил человечек. — Я — инженер.

— Тогда какое вам дело до этих алкоголиков и неумех? — удивился Скелет. — Все равно мы с вами едим французскую говядину и аргентинский хлеб. Сыр у нас эстонский, а сосиски — польские… А от наших крестьян все равно пользы нет никакой. Пусть разоряются поскорее, тогда, может быть, сельским хозяйством займутся какие-нибудь латыши или японцы. Продуктов своих будет — завались.

Такие слова в русском метро не могут закончиться миром. Человечек обвинил Скелета в отсутствии патриотизма. О патриотизме всегда вспоминают, когда заканчиваются разумные аргументы…

Скелет хотел было спросить человечка, почему быть патриотом — значит рассуждать нелогично и забыть о здравом смысле. Но не стал этого делать. На него уже злобно смотрели какие-то мрачные женщины и замуторенного вида мужичонки. Ну их, решил Скелет, пусть себе тешатся глупыми мыслями… Может быть, им больше не осталось в жизни ничего другого. Надо жалеть несчастных.

Скелет уже заметил, что как только высказываешь здравые трезвые мысли, простые люди сразу же обвиняют тебя в отсутствии патриотизма и подозрительно спрашивают:

— Вы, наверное, еврей?

Даже обидно, как будто одни евреи могут рассуждать логически и нормально смотреть на вещи.

Феликс был дома, но еще спал. Пожилая женщина, его мама, сказала, что он поздно лег.

— Это ничего, — философски сказал Скелет. — На том свете выспимся. Давайте его разбудим пока что.

Мама с ужасом посмотрела на Скелета и пошла будить сына. Через несколько минут Феликс в халате появился в гостиной.

— Поздно легли вчера? — сочувственно спросил Скелет. — Все сифилитиков лечили?

Феликс кивнул и засмеялся. Лицо его было опухшим и помятым. Он и сам это почувствовал, потому что провел рукой по щекам и виновато сказал:

— Вчера ночью, вернее, под утро зачем-то выпил большой стакан крымской мадеры со льдом… Зачем, сам не знаю.

Скелет подумал, что, наверное, и сам выглядит ненамного лучше после бессонной ночи и коньяка также под утро.

— Я вообще почти не спал, — произнес он торжественно, чтобы Феликс понял, что он имеет в виду и заинтересовался.

— Вы кофе будете пить? — спросил Феликс. Он принес кофе, сахар и сливки, поставил все это на стол и уселся напротив Скелета.

— Так, судя по вашему тону, вы что-то нашли, — сказал он утвердительно.

— Нашел, — подтвердил Скелет и достал из карману карту города.

— Зачем это? — удивился доктор.

— Когда-то, — ответил Скелет медленно, — еще в школе, в девятом классе я занял первое место в районной олимпиаде по теме «Знай и люби свой город». Меня даже наградили грамотой дома пионеров.

Он развернул карту перед недоуменным взглядом Феликса.

— Но недавно я подумал о том, что не так уж хорошо знаю свой город.

— И вы приехали ко мне пополнить свои знания? — поперхнулся кофе доктор. Он понимал, что Скелет к чему-то клонит, но еще не догадался, к чему…

— Моих знаний оказалось недостаточно, — сказал Скелет спокойно, уставясь глазами в карту.

— Но вы же победитель олимпиады школьников, — произнес Феликс, принимая шутливый тон Скелета. — К тому же не какой-то, а районной. И у вас есть даже грамота…

— Все дело в том, что я занял первое место, потому что назвал все ленинские места в нашем районе, — ответил Скелет. — Так что по местам пребывания Ленина я и сейчас могу давать консультации. Но сегодня у меня другая проблема.

— Какая? — спросил Феликс, уже чувствуя по тону Скелета и по тому, как ой затягивает разговор, что тот добился какого-то успеха.

Скелет рассказал в двух словах о той операции, которую провел ночью. Конечно, он не назвал имени Клоуна или каких-то конкретных деталей. Просто описал то, что видел в котельной.

Это был жуткий рассказ, и Феликс несколько раз вздрагивал. Чего только не приходилось слышать в его нынешней работе, но такого…

— Вот у меня и остались два вопроса, — закончил Скелет свой рассказ. — Два вопроса и больше ничего.

— Какие вопросы? — оживился Феликс, но Скелет остался глубокомысленным и медлительным.

— Первый вопрос и второй вопрос, — ответил он серьезно. — Хотя эти два вопроса и слабо связаны между собой. Первый — это почему вашу Юлю оставили в живых? Почему? Они всех убивают, это теперь ясно. Почему у нее взяли только глаза и отпустили слепую? Почему не взяли почки и еще что-нибудь? Это непонятно.

— У них не было заказа на другие органы, — пожал плечами Феликс. — А долго хранить почки без соответствующего контейнера нельзя. Их и в контейнере вряд ли можно хранить больше недели. Просто не было заказа. Только на глаза.

Он уже думал об этом, так что ответ был готов заранее. Скелет покачал головой:

— Допустим. А почему оставили в живых?

Мужчины помолчали.

— И второй вопрос — главный для меня сейчас, — произнес сыщик. — Мне нужно идти дальше по цепочке в обратном направлении, раскручивать ее.

— По какой цепочке? — не понял доктор.

— По технологической, — ответил Скелет. — Я видел изрезанные и голые трупы людей. Теперь надо двигаться в обратном направлении и выяснить, где их раздевали и резали. Это ведь нельзя делать в домашних условиях?

— В принципе — можно и в домашних, — ответил Феликс. — Но квартира должна быть оборудована соответственно под операционную.

— Технически это возможно? — быстро спросил Скелет.