Немецкие шванки и народные книги XVI века
Шрифт:
И когда пробрались они в пещеру и спустились глубоко вниз, то очутились на ровной площадке, тут взялись они за руки, чтобы не потерять друг друга, и так двинулись во мрак и положили себе дойти до конца пещеры, а оттуда повернуть вспять. И, пройдя долгое время, увидели они, что им предстоит весьма крутой спуск, посоветовались и решили возвратиться ко входу в пещеру. Однако они не смогли добраться до него, и долго плутали, покуда не выбились из сил, и опустились наземь, и стали ждать, чтобы их окликнули у входа, тогда, услыхав крик, они двинутся на него и таким образом выйдут из пещеры. Объял их ужас оттого, что не ведали они, как долго находятся там.
И поутру, когда настал час отпереть ход, их окликнули, но они были так далеко, что не услыхали зова. Дверь вновь заперли, а те двое принялись блуждать взад и вперед и не ведали более, как им выбраться из беды. Терзаемые сильным голодом, они впали в отчаяние и испугались, что лишатся жизни. Тут Фортунат взмолился: «О Боже всемогущий,
Кто-нибудь, быть может, спросит, отчего не ходят в пещеру с факелами либо светильниками? Да будет ему известно, что подземелье это не терпит света ни в одном из своих закоулков. И старец размотал свое приспособление и исследовал один за другим ходы пещеры, покуда не отыскал пропавших. Тут они обрадовались, ибо вконец изнемогли и лишились последних сил. Он велел им уцепиться за него, подобно слепцам, цепляющимся за зрячего, и пошел вдоль шнура. Таким образом, с помощью Господа и того старца, вышли они на свет Божий. Аббат обрадовался этому, ибо не хотелось ему, чтобы они сгинули, он страшился, что паломники перестанут посещать эти места, из-за чего отпадет надобность и в нем, и в Божьей обители.
Слуги поведали Фортунату, что обещали дать старцу сто нобелей, если он отыщет их. Фортунат уплатил ему наличными, прибавив сверх того, и горячо благодарил его, и велел с роскошью убрать постоялый двор, и позвал к себе аббата и всех братьев, и воздал хвалу Господу, что вновь спасся от страшной беды. И пожертвовал аббату и монастырской братии сто нобелей, дабы они молились за него Господу. С тем они простились с аббатом, и приступили к осуществлению своего замысла, и для начала повернули вспять, и ближайшим путем поскакали в Кале, ибо Иберния земля столь дикая, что далее оттуда дороги нет. И поскакали в Сан-Йобст, что в Пикардии, а следом в Париж, сиречь столицу Франции, что в пятидесяти милях от Кале. [72]От Парижа до Бианы, [73]лежащей на море, 75 миль. От Бианы до Памплиона, [74]столицы королей наваррских, 25 миль. По левую руку от Памплиона, в 30 милях от него, лежит Сарагоса, столица королевства Арагон. Оттуда до Бурга и святого Сант-Якоба, что в городе, прозывающемся Компостелом, [75]52 мили. От Сант-Якоба до Фидис-Терра, что означает «К мрачной звезде», [76]14 миль. От Сант-Якоба до Лиссабона, столицы королевства португальского, девяносто миль. От Лиссабона до великого города Сибиллы [77]52 мили, а оттуда до моря десять миль. От Сибиллы до Гранады, языческого королевства, 35 миль. От Гранады до Кордобы, [78]большого города, и обратно от Кордобы до Бургеса [79]12 миль. От Бургеса до Сарагосы 50 миль. От Сарагоссы до Барселоны 48 миль, город тот — столица Каталонии. [80]В семи милях от Барселоны стоит на высокой горе, прозывающейся Монсерратом, монастырь. Там милостиво является верующим пресвятая дева Мария, случались там и случаются великие и чудесные знамения, о коих можно было бы многое поведать.
Из Барселоны двинулись они в Долозу, что в Лангедоке, [81]где покоятся четыре апостола, и на все снизошла великая благодать. Из Долозы в Парпиан, столицу Розолиона, [82]до коего восемнадцать миль. От Парпиана до Монпелье 25 миль. От Монпелье до Авиньона 20 миль, это весьма большой город, принадлежит папе, и воздвигнуты там наипрекраснейшие дворец и замок, какие только есть в мире. Есть подалее Авиньона еще город, прозывающийся Марсилией, [83]это морская гавань, и живет там король. В четырех милях от того города является христианам святая Мария Магдалина. Неподалеку оттуда лежит еще один город, по прозванию Экс, город сей — столица Прованса. От Авиньона до Женевы пятьдесят миль. От Женевы до Генуи шестьдесят миль. От Рима до Неаполя, столицы короля Неаполитанского, двадцать миль. От Неаполя морем до Палермо, столицы королевства Цецилии, [84]70 миль. От Цецилии обратно до Рима 100 миль, а от Рима до Венеции 70 миль. На пути из Венеции в Иерусалим первым лежит Рагус, [85]от него до Корфана 60 миль, от Корфана до Родоса 70 миль. От Родоса через Никозию, столицу кипрского королевства,
до святой земли в Яффе 60 миль. От Яффы до Иерусалима 8 миль, от Иерусалима до горы святой Катерины [86]14 дней пути. От земли святой Катерины через пустыни до Аль-Кеира, столицы султана Алькеирского, 6 дней пути. Оттуда до Александрии плыть рекой Нилом четыре дня.Как Фортунат возвратился в Венецию, оттуда двинулся в Константинополь, дабы увидать коронование молодого императора
И тут добрались они наконец до Венеции, выбрав верный путь, дабы объехать все королевства. Но когда они расположились в Венеции на отдых, то прослышали там, что есть у императора Константинополя [87]сын. Император замыслил его короновать, ибо был весьма преклонных лет и желал, дабы сын взял на себя кормило власти еще при его жизни. О том венецианцы получили надежные сведения и снарядили галеру и почетное посольство со многими роскошными дарами, кои полагали преподнести новому императору. Тут Фортунат пошел и подрядился со своими слугами на галеру и отплыл с венецианцами в Константинополь, превеликий город. Но съехалась туда такая уйма чужеземцев, что невозможно было найти себе пристанище. Венецианцам отвели отдельный дом. Они не допустили к себе никого из чужеземцев, Фортунат со слугами долго искал прибежище и все же под конец нашел хозяина, каковой оказался вором. Стали они к нему на постой и все дни напролет разгуливали по городу и любовались празднеством и великой роскошью, выставленной напоказ, которую описать понадобилось бы чересчур много времени. Я же намерен поведать вам, что приключилось далее с Фортунатом.
Фортунат каждый день ходил любоваться торжествами. Свои комнаты, те, что им отвели, они запирали, полагая, что тем достаточно надежно о себе позаботились. Но у хозяина был потайной ход в комнаты Фортуната, там стояла подле деревянной стены большая кровать, из этой стены хозяин с легкостью вынимал и вставлял доску так, что никто этого не замечал, означенным способом он входил и выходил. В то время как гости любовались празднеством, он обшарил все их мешки и узлы, но не нашел там наличных денег, что его удивило, и решил он, они носят деньги с собой зашитыми в куртки.
И когда они простоловались у хозяина несколько дней, то пожелали расплатиться с ним, и он тотчас понял, в чьей власти деньги, подметив, как Фортунат вынул под столом деньги и вручил Люпольду, каковой и уплатил хозяину. Фортунат наказал Люпольду, дабы тот ни с кем из хозяев не торговался. Люпольд таким же образом обошелся и с этим хозяином, и тому это пришлось по вкусу. Однако он не удовольствовался этим, а пожелал заполучить все, в придачу к деньгам и кошель.
Меж тем близился день, когда Фортунат поклялся выдать некую бедную девицу замуж и одарить молодых четырьмястами золотых в денежном исчислении той земли. И спросил он хозяина, нет ли у него на примете какого-нибудь благочестивого бедняка, имеющего на выданье дочь, который по своей бедности не может выдать ее замуж, и сказал, чтобы он прислал отца к нему, тогда он обеспечит его дочь приданым. Хозяин ответил: «Отчего нет, есть, и не один. Утром я приведу к вам некоего благочестивого мужа, он прихватит с собой и дочь». Фортунату это весьма понравилось.
Но что замыслил хозяин? «Я должен украсть их деньги еще нынешней ночью, покуда они есть у них; если я промешкаю, они их растратят».
И ночью, когда все они крепко спали, он пробрался сквозь лаз в стене и ощупал все их платье, думая, что найдет в их куртках приметное утолщение с гульденами. Ничего, однако, не нашедши, он срезал кошель Люпольда, [88]где было дукатов пятьдесят, а также срезал кошель Фортуната. Но, схватив Фортунатов кошель и ощупав его снаружи — а там ничего не было, — он зашвырнул его под кровать, и подкрался к трем слугам, и срезал у всех них кошельки, где нашел немного денег, и распахнул настежь двери и окна, будто вор забрался к ним из переулка.
И когда Люпольд, проснувшись, увидал окна и двери распахнутыми, взялся он бранить слуг, отчего те столь неосторожно выходили и учинили беспокойство своим господам. Слуги крепко спали и в испуге проснулись. Каждый сказал, что не делал этого. Люпольд испугался и схватился за кошель, но тот был срезан, а на поясе болтались его обрезки. Он позвал Фортуната и сказал: «Господин, ваша комната раскрыта настежь, и ваши деньги, что еще были у меня, украдены». Слуги услыхали об этом. То же самое приключилось и с ними. Фортунат тотчас схватил куртку, поверх которой носил он счастливый кошель, и увидал, что тот также срезан.
Можно себе представить, в какой ужас он пришел, у него помутилось в голове, и он замертво распростерся ниц. Люпольд и кнехты ужаснулись, и стало им жаль своего господина. Хотя и не ведали они о том великом убытке, который был нанесен ему. И принялись освежать и растирать его, покуда не привели в чувство. Меж тем как пребывали они в страхе и отчаянии, явился их хозяин и, прикинувшись удивленным, спросил, каково им живется.
Они поведали хозяину, что у них украли все их деньги. Хозяин сказал: «Что вы за люди, разве нет у вас в опочивальне крепкого засова, отчего же вы не позаботились о себе?»