Немедленно измениться
Шрифт:
Глава XV. ЛЮБОВЬ И ПОЛ
Посетитель: Я женат, у меня несколько детей. Я вел довольно рассеянную жизнь, гнался за наслаждениями; но в то же время моя жизнь была достаточно благоразумной, и я добился в ней финансового успеха. Но вот сейчас я уже пожилой человек, и меня беспокоит не только моя семья, но также и тот путь, по которому идет наш мир. Я не склонен к жестокости или чувствам насилия и всегда считал, что прощение и сострадание прежде всего нужны в жизни. Без них человек остается на уровне ниже человеческого. Поэтому, если можно, я хотел бы спросить вас о том, что такое любовь. Существует ли такое явление на самом деле? Сострадание, должно быть, является ее частью; однако я всегда чувствую, что любовь – это что-то гораздо более обширное; и если бы мы смогли вместе исследовать ее, тогда я, возможно, сделал бы из своей жизни нечто стоящее, пока не будет слишком поздно. Я пришел сюда действительно для того, чтобы задать один этот вопрос — что такое любовь?
Кришнамурти: Прежде чем мы начнем углубленное рассмотрение этого вопроса, нам следует очень ясно понять, что слово – это не вещь, что описание не есть описываемый предмет,
Посетитель: Что вы называете отдельностью, разделением, вызывающим борьбу, – что вы понимаете под этим?
Кришнамурти: Мысль по своей природе разделяет. Именно мысль ищет удовольствия и удерживает его. Именно мысль культивирует желание.
Посетитель: Не объясните ли вы желание немного подробнее.
Кришнамурти: Вот мы видим дом; мы чувствуем его красоту; затем возникает желание владеть им и получать от него удовольствие; а потом появляется усилие с целью приобрести его. Все это составляет центр; и такой центр — чувство «меня», которое и представляет собой причину разделения, потому что само это чувство «меня» и является чувством отдельности. Люди дают ему название «я», а также всевозможные другие имена, например, «низшее я», как противоположность некоторой идее «высшего я», – но нам нет необходимости усложнять данное явление; оно очень просто. Там, где существует этот центр, это чувство «меня», которое изолирует себя своими действиями, – там существует разделение и противодействие. И все это есть процесс мысли. Так что, когда вы спрашиваете, что такое любовь, видно, что она не является этим центром. Любовь — не удовольствие, не страдание, не ненависть и не насилие в любой форме.
Посетитель: Следовательно, в такой любви, о которой вы говорите, не может быть половой жизни, поскольку в ней не может быть желания?
Кришнамурти: Пожалуйста, не переходите к какому-то заключению. Мы исследуем, узнаем. Любое заключение или предположение препятствует дальнейшему исследованию. Для того, чтобы ответить на этот вопрос, мы должны также бросить взгляд на энергию мысли. Как мы сказали, мысль поддерживает удовольствие, думая о нем, о том, что оказалось приятным; она культивирует образ, картину. Мысль порождает наслаждение. Мысль о половом акте становится вожделением, которое целиком отличается от самого полового акта. То, чем занято большинство людей, — это страсть вожделения. Желание до и после полового акта есть чувственность. Это желание есть мысль; а мысль – это не любовь.
Посетитель: Но разве может существовать половая жизнь без такого мысленного желания?
Кришнамурти: Вам нужно выяснить это самому. Пол играет в нашей жизни необычайно важную роль, потому что, пожалуй, это единственное глубокое непосредственное переживание, которое нам доступно. В интеллектуальной и эмоциональной области мы приспосабливаемся, подражаем, следуем, повинуемся. Во всех наших взаимоотношениях существует боль и борьба; исключением является половой акт. Поскольку этот акт так непохож на все остальное, поскольку он так прекрасен, мы безудержно предаемся ему; поэтому он в свою очередь становится оковами. Такими узами оказывается потребность в его продолжении; и это опять-таки действие центра, создающего разделение. Человек настолько стеснен – в интеллектуальной области, в семье, в обществе, стеснен общественной моралью, религиозными санкциями, – что для него остается только одна эта область, в которой существует свобода и напряженность взаимоотношений. Поэтому мы придаем ей огромную важность. Но если бы свобода существовала повсюду вокруг нас, тогда половая жизнь не вызывала бы таких страстных желаний, не представляла бы собой такой проблемы. Мы превращаем ее в проблему потому, что не в состоянии иметь ее в достаточной степени, или потому, что чувствуем вину в том, что живем ею, добиваемся ее, мы нарушаем установленные обществом законы. Именно старое общество называет новое пермиссивным, так как для нового общества пол является частью жизни. В освобождении ума от цепей подражания, авторитета, приспособления и религиозных предписаний пол имеет свое собственное место; однако он не станет всепоглощающим. Из этого можно видеть, что для любви существенно важна свобода — не свобода бунта, не свобода делать все, что угодно, не свобода открыто или тайно предаваться удовлетворению своих страстей, а скорее та свобода, которая приходит в понимании всей структуры и природы центра. Тогда свобода – есть любовь.
Посетитель: Значит, свобода не есть распущенность?
Кришнамурти: Нет. Распущенность – это рабство. Любовь – это не ревность, не ненависть, не честолюбие, не дух соперничества с его страхом перед неудачей. Это не любовь божества, не любовь человека, – что опять-таки представляет собой разделение. Любовь не принадлежит одному или многим. Когда существует любовь, она бывает одновременно личной и безличной, с объектом и без него. Она подобна человеку, он может быть доступен и многим. То, что важно, – это аромат, а не то, кому он принадлежит.
Посетитель:
А где же во все это приходит прощенье?Кришнамурти: Когда есть любовь, не может существовать никакого прощения. Прощенье приходит после того, как вы накопили злобу; прощенье есть обида. Там, где нет раны, нет нужды в лечении. Это невнимание порождает обиду и ненависть, а вы осознаете их и затем прощаете. Прощенье поощряет разделение. Когда вы сознательно прощаете, вы совершаете грех. Когда вы сознаете, что вы терпимы, тогда вы нетерпимы. Когда вы сознаете свое безмолвие, тогда безмолвия уже нет. Когда вы обдуманно принимаетесь любить, тогда вы наполнены насилием. Пока существует наблюдатель, который говорит: «Я есмь» или «Меня нет», – любви быть не может.
Посетитель: Какое место в любви занимает страх?
Кришнамурти: Как можете вы задавать такой вопрос? Когда есть одно, другого нет. Когда существует любовь, вы в состоянии делать все, что захотите.
Глава XVI. ВОСПРИЯТИЕ
Посетитель: Для обозначения восприятия вы пользуетесь различными словами. Иногда вы употребляете слово «восприятие», но также и слова «наблюдение», «видеть», «понимать», «осознавать». Я полагаю, что вы используете все эти слова, чтобы обозначить одно и то же: видеть ясно, целостно, полно. Может ли человек видеть нечто с тотальной полнотой? Мы не говорим о физических или технических явлениях; а вот способен ли человек тотально воспринимать или понимать что-то? Разве не бывает так, что всегда какая-то часть остается скрытой, и вы видите только частично? Я был бы чрезвычайно вам обязан, если бы вы смогли рассмотреть этот вопрос достаточно широко. Я чувствую, что он важен, потому что, вероятно, в нем может оказаться ключ ко многим явлениям жизни. Если бы я был в состоянии тотально понимать себя, я, пожалуй, разрешил бы все свои проблемы и сделался счастливым, сверхчеловеческим существом. Когда я говорю об этом, я испытываю некоторый подъем, сознавая возможность выйти за пределы своего мирка с его проблемами и страданиями. Итак, что вы понимаете под постижением, способностью видеть? Можно ли полностью увидеть себя?
Кришнамурти: Мы всегда смотрим на вещи частично. Во-первых, потому, что мы невнимательны; во-вторых, потому, что мы смотрим на вещи, исходя из предвзятых мнений, из словесных и психологических образов того, что мы видим. Поэтому мы никогда ничего не видим с полнотой. Даже смотреть на природу объективно оказывается весьма тягостным. Смотреть на цветок. без какого-либо образа, без всяких ботанических знаний, просто наблюдать его, становится очень трудным, потому что наш ум переходит с места на место, потому что он лишен интереса. И если даже он ощущает интерес к цветку, вы смотрите на него с некоторыми оценками и словесными описаниями, которые как будто дают наблюдателю ощущение, что он действительно смотрел на цветок. Но смотреть преднамеренно — значит не смотреть. Поэтому мы никогда не смотрим на цветок по-настоящему. Мы смотрим на него сквозь некоторый образ. Может быть, весьма легко смотреть таким образом на нечто такое, что нас глубоко не затрагивает; например, так бывает, когда мы идем в кино и видим фильм, который на мгновение нас волнует, но скоро забывается. А вот наблюдение самого себя без образа самого себя, то есть без прошлого, без нашего накопленного опыта и знаний, имеет место очень редко. У нас существует некоторый образ самих себя. Мы думаем, что должны быть этим, а не тем. Мы заранее построили некоторую идею себя и рассматриваем себя через нее. Мы считаем, что мы благородны или неблагородны; а когда мы видим себя такими, каковы мы есть, видим себя в подлинном свете, это вызывает в нас депрессию или боязнь. Поэтому мы неспособны смотреть на себя; когда же мы это делаем, наблюдение получается частичным; а все, что является частичным, неполным, не приносит понимания. Только тогда, когда мы сумеем посмотреть на себя тотально, открывается возможность освободиться от того, что мы наблюдаем. Наше восприятие совершается не только при помощи глаз и внешних чувств, но также и при помощи ума; а ум, очевидно, является тяжело обусловленным. Поэтому интеллектуальное восприятие – это лишь частичное восприятие; однако интеллектуальное понимание как будто удовлетворяет большинство из нас и мы думаем, что при нем поняли нечто. А отрывочное понимание представляет собой наиболее опасную и разрушительную вещь. Как раз именно это и происходит во всем мире: политик, священнослужитель, бизнесмен, техник, даже художник – все видят только частично. И потому они на деле оказываются весьма разрушительными людьми. Но поскольку им принадлежит выдающаяся роль в мире, их частичное восприятие становится общепринятой нормой, и человек оказывается захваченным ею. Каждый из нас представляет собой одновременно священнослужителя, политика, бизнесмена, художника и множество других фрагментарных существ. Каждый из нас – это также поле битвы всех находящихся в конфликте мнений и суждений.
Посетитель: Я вижу это ясно. Конечно, я употребляю слово «видеть» в интеллектуальном смысле.
Кришнамурти: А если вы увидите это тотально, – не интеллектуально, не словесно, не эмоционально, – тогда вы будете действовать совершенно иначе, будете жить совершенно другой жизнью. Когда вы видите опасную пропасть или неожиданно встречаетесь с опасным животным, здесь нет частичного понимания или частичного действия; тогда налицо полное действие.
Посетитель: Но ведь мы не сталкиваемся с такими опасными кризисами в каждое мгновенье нашей жизни.
Кришнамурти: В том-то и дело, что мы как раз сталкиваемся с опасными кризисами все время. Вы привыкли к ним, вы сделались безразличными или переложили решение проблем на других людей; а эти другие люди так же слепы и кривобоки.
Посетитель: Но как мне осознать эти кризисы в течение всего времени; и почему вы вообще утверждаете, что кризис существует всегда?
Кришнамурти: В любое мгновенье присутствует целая жизнь. Каждый момент есть вызов. Неадекватно встретить такой вызов – это и будет жизненным кризисом. Мы не хотим видеть, что эти кризисы существуют, мы закрываем глаза, чтобы убежать от них. Таким образом, мы делаемся слепыми, а кризисы возрастают.