Немезида (пер. Ю.Соколов)
Шрифт:
Она бросилась к Куполу – не разбирая дороги, ничего не видя перед собой.
Марлена даже не знала, что кричит.
Ее ждали. Заметив, что она возвращается бегом, двое часовых в э-комбинезонах немедленно вышли наружу и тут услышали ее крики.
Но прежде чем они успели приблизиться, Марлена замолчала. И пошла шагом.
Спокойно взглянув на встречавших, Марлена ошеломила их вопросом:
– Что случилось?
Оба молчали. Один попытался взять ее за локоть, но она увернулась.
– Не трогайте меня, – заявила Марлена. –
И невозмутимо зашагала рядом с ними. Она была совершенно спокойна.
Эугения Инсигна, бледная, с дрожащими губами, тщетно пыталась взять себя в руки.
– Что случилось, Марлена?
Марлена посмотрела на мать своими темными бездонными глазами и ответила:
– Ничего, совершенно ничего.
– Не говори так. Ты бежала и кричала.
– Так получилось. Видишь ли, там было тихо, так тихо, что мне вдруг показалось, что я оглохла. Знаешь, такое безмолвие. И я затопала ногами и побежала – просто чтобы слышать шум – и закричала…
– Чтобы слышать какой-то звук и голос? – хмурясь переспросила Инсигна.
– Да, мама.
– Марлена, и ты думаешь, что я тебе поверю? Не надейся. Мы слышали твой голос: чтобы нашуметь, так не кричат. Ты кричала от ужаса. Кто тебя испугал?
– Я же сказала. Тишина. Внезапная глухота. – Марлена обернулась к Д'Обиссон. – Как по-вашему, доктор, может случиться, что если ты какое-то время совсем ничего не слышишь, но уши твои привыкли к шуму, то вдруг померещится, что до слуха донеслось нечто осмысленное?
Д'Обиссон слабо улыбнулась.
– Витиевато сказано, однако сенсорный голод действительно может вызвать галлюцинации.
– Да, именно так и случилось. Сначала я испугалась. Но как только услыхала собственный голос и звук шагав, то сразу успокоилась. Спросите у часовых, которые вышли навстречу. Они видели, что я спокойна. Спросите их, дядя Сивер.
Генарр кивнул.
– Они мне об этом уже сообщили. Кстати, нам приходилось сталкиваться с подобным явлением. Хорошо. Пусть будет так.
– Нет, вовсе не хорошо, – возразила Инсигна, все еще бледная от страха, или от гнева, или от того и другого сразу. – Больше она никуда не пойдет. Все эксперименты окончены.
– Знаешь, мама! – в ярости выкрикнула Марлена. Чтобы предотвратить начинающуюся ссору, Д'Обиссон громко сказала:
– Доктор Инсигна, эксперимент не закончен. Сейчас неважно, пойдет она или нет. Сначала надо выяснить, что случилось.
– Что вы имеете в виду? – забеспокоилась Инсигна.
– Я хочу сказать, что в тишине, конечно, могут послышаться любые голоса. Однако не исключено, что у Марлены начались некоторые нарушения умственной деятельности.
Инсигна вздрогнула, словно ее ударили.
– Это вы про эритрийскую лихоманку? – спросила Марлена.
– Не совсем, – ответила Д'Обиссон. – На нее ничего не указывает – просто я допускаю такую возможность. Значит, необходимо сканирование, Для твоего же блага.
– Нет, – сказала Марлена,
– Что значит нет? – спросила Д'Обиссон. – Ты должна подчиниться. Мы не можем иначе. Сканирование в таких
случаях обязательно.Марлена задумчиво посмотрела на Д'Обиссон.
– Вам хочется, чтобы я заболела лихоманкой. Вы надеетесь на это.
Д'Обиссон на мгновение застыла, потом сказала дрогнувшим голосом:
– Ну знаете ли, это просто смешно. Как вы смеете утверждать подобное?
Генарр тоже посмотрел на Д'Обиссон.
– Рене: вспомните, что мы говорили вам о Марлене: если она утверждает, что вы хотите видеть в ней больную, значит, так оно и есть – вы чем-то себя выдали. Конечно, если Марлена говорит серьезно, а не от испуга или обиды.
– Серьезно, – подтвердила Марлена, – Она живет этой надеждой.
– Итак, Рене, – холодно произнес Генарр, – что скажете?
– Мне лично понятно, что имеет в виду эта девица. Уже много лет мне не приходилось наблюдать лихоманки. В прежнее время, когда Купол только строился, у меня практически не было подходящих средств для ее изучения. Да, как профессионал я приветствовала бы такую возможность. Изучив заболевшего лихоманкой с помощью новых методов, я, возможно, сумела бы обнаружить причину болезни, найти подходящие лекарства, предложить профилактические меры. Вот вам и причины моих надежд. Чисто профессиональная заинтересованность. Но этой девице, не умеющей читать мысли и не знающей людей, она кажется просто злорадством. Милая моя, уверяю вас, это не так.
– Просто или не просто, – упрямилась Марлена, – но мне вы желаете зла. В этом я не ошибаюсь.
– Ошибаетесь, милочка. Сканирование в таких случаях обязательно, и оно будет проведено.
– Этому не бывать! – Марлена сорвалась на крик. – Вам придется вести меня силой или накачивать снотворными, а тогда результаты окажутся недостоверными.
Дрожащим голосом Инсигна вставила:
– Я не позволю этого, если она против.
– В данном случае не важно, хочет она или нет… – начала Д'Обиссон и пошатнулась, схватившись за живот.
– В чем дело? – без интереса спросил Генарр. И, не дожидаясь, пока Инсигна доведет Д'Обиссон до ближайшей кушетки и уложит ее, обратился к Марлене: – Почему ты не хочешь согласиться на обследование?
– Не хочу. Она скажет, что я заболела.
– Не скажет. Я обещаю. Разве что ты на самом деле больна.
– Я не больна.
– Я уверен в этом, и сканирование подтвердит. Поверь мне, Марлена. Пожалуйста.
Марлена взглянула на Д'Обиссон, потом на Генарра.
– И я смогу снова выйти на Эритро?
– Конечно. Сколько захочешь. Если с тобой все в порядке – а ведь ты в этом не сомневаешься, так ведь?
– Не сомневаюсь.
– Значит, сканирование все покажет.
– Да, но вдруг она скажет, что я не могу выходить?
– Твоя мама?
– И доктор.
– Нет, они не посмеют тебя остановить. А теперь – скажи, что согласна на сканирование.
– Хорошо. Пусть будет так, как она хочет.
Рене Д'Обиссон медленно поднялась с кровати.
Д'Обиссон внимательно разглядывала распечатки с результатами сканирования. Сивер Генарр следил за ней.