Немного любви в жаркое лето
Шрифт:
Я была счастлива. Ни балетного класса с утра пораньше, ни жуткой хромой учительницы по музыке, ни репетиций и выступлений до поздней ночи - свобода, природа и мой любимый Сашка! Сельская школа не считается. Директор школы была по уши влюблена в дядю Мишу. Он там даже преподавал 2 раза в неделю, нам с Сашкой ставили оценки за красивые зеленые (У Сашки были такие же) дяди Мишины глаза. Это было лучших 8 лет моей жизни. У нас не было электричества, так как дом наш стоял на отшибе и от деревни нас отделяло большое болото. Как белый рояль всей деревней переносили через это болото - отдельная история. Когда, наконец рояль завершил путешествие и обрел новый дом, деревня ликовала. Я играла пьесы из детского альбома Чайковского, а местные пили самогонку за наш счет. Квартиру папа продал. Когда позже я узнала приблизительную стоимость квартиры
Карельская аномалия, разводили руками местные.
Мне часто снились утренний поход на грибами. Запах хвои, капельки росы, как бриллианты, звучный голос дяди Миши:
To be or not to be: that is the question...
Читал он Шекспира на английском и заставлял нас с Сашкой повторять наизусть. Я до сих пор помню большую часть. Где-то два года назад наш музыкальный цикл на английском по мотивам Шекспира на музыку Людви был очень популярен в питерских клубах. Мы заработали за осень столько, что всю зиму пробездельничали в Индии.
С Шекспира он перебирался к Гете, потом переходил на Эдмона Ростана на французском. Дядя Миша свободно владел 10 языками. Я более или менее говорю на трех - английский, немецкий, французский и немного понимаю испанский. Еще дядя Миша рисовал. Он украсил наш дом карельскими пейзажами, он пытался придать им некую сюреалистичность и у него получалось здорово. Он учил нас с Сашкой рисовать, но Сашка избегал уроков рисования под разными предлогами, то убегая с моим отцом на охоту (охотился Сашка, мой отец был вегетарианцем, но приобщить к вегетарианству всех остальных у него не получилось), то уплывая на рыбалку. А я рисовала, запах краски, шершавость листов, магия белого, которое по твоей воли обретает цвета, тона, полутона и тени захватало меня целиком и полностью. Дядя Миша был моим кумиром.
Вечерами дядя Миша и отец садились за стол, наполняли стаканы, закусывали рыбкой и картошкой, Сашка ковырялся с рыбацкими снастями, а я играла Шопена. Телевизора у нас не было. А керосиновая лампа была. И трескучий приемник на батарейках.
Сколько раз мне снились сны, как мы с Сашкой в лодке рыбачим, камыши слегка подрагивают на ветру. Сашка обнимает меня. Его темные кудри растрепаны, и он улыбаются. Он - жив.
Они все снятся мне почти каждую ночь. Так сложно осознать, что все они умерли.
И вот сейчас мне снова снится дом и Сашка, только он какой-то взрослый, кудри острижены, лицо обросло колючей черной щетиной. Он держит меня за руки, а глаза отводит. Мы стоим у окна. Небо светлое, скоро покажется солнце. Вдалеке на пригорке росла наша сосна, там Сашка сделал для нас шалаш, и обычно верхушка приземистой карельской сосны первой встречала рассвет.
– Мне пора!
– говорит Сашка.
– Подожди! Смотри, видишь, вон наша сосна, ее верхушка еще совсем темная.
Сашка молчит, а я....
Я открыла глаза. В комнате царил полумрак. Комната была большой и незнакомой. Первой мыслью было - О, wow! I love Prague! Я таки прилетела к братикам и хорошо отметила свадьбу. Кем мне теперь приходится Ами? (я так и не выяснила, как называется супруг брата, даже англоязычные источники пока не определись с названием родственников для гомосексуальной пары).
Но потом меня...догнали воспоминания. Я бросилась к окну и подняла тяжелые жалюзи.
Свозь серый туман проступали синие пятна моря. Я слышала шум волн и крики чаек. Пахло дымом, совсем чуть, словно где-то вдалеке тлел костерок. Невдалеке на скалистом утесе рос одинокий можжевельник, его кривой ствол накренился, словно кто-то невидимый толкал его в воду, а он все держался, прирастая корнями к берегу. Он был похож на нашу с Сашкой карельскую сосну. Одинокий и упрямый. Чуть дальше виднелись горы, невысокие, мохнатые и крутые берега с узкими полосками каменистого пляжа. Туман перед окном то расступался, открывая пейзаж, то набегал снова. Сам дом покачивался и меня посетило нехорошее чувство, что дом завис в воздухе. Ладно, хорошо, что берег рядом, Анапа, кажется, тоже не так далеко. Судя по пейзажу, я зависла где-то в районе Сукко и Большого Утриша. Так что есть шанс выбраться. Я рассмотрела окно -
окно было большое, почти во всю стену, но без ручек. На самом вверху была слегка приоткрыта горизонтальная, во всю ширину, форточка. Как в нее протиснуться, я пока не представляла. Была идея попробовать окно разбить, но я в успехе была не уверенна, поэтому направилась к двери, по дороге осматриваясь в поиске собственных вещей. Где моя сумка? Там телефон, документы, билеты на самолет! Было у меня нехорошее подозрение, что остались они на той злополучной веранде. Двери было две, одна вела в ванную комнату, куда я решила заглянуть на дорожку. В ванне главенствовал розовый цвет, который я терпеть не могу. Огромное зеркало в розовой раме отражало и меня в игривой розовой пижаме (я сама такое на себя одеть не могла). О том, кто мог обрядить меня в это кружевное розовое чудо, думать не хотелось. Хотя, под пижамой, славу богу, нашлось одетое еще вчера мною и никем почти нетронутое белье. Оглядевшись, я обнаружила огромную розовую ванну. Я в такой огромной ванне купалась лишь один раз, когда мы (я, Ами и Людви, в смысле) выступали на открытии одной гостиницы в Казани, а вместо оплаты нам предложили два дня пожить в президентском люксе.Умывшись, я завернулась в кимоно, висевшее на крючке. Как вы думаете, какого оно было цвета? О, да, розовое. Ярко-ярко розовое. В зеркале отразилась помятая Барби. Золотистые локоны превратились в колтуны, большие синие глаза украшены черными разводами поплывшей туши.
Я умылась. И направилась к следующей двери. Она оказалась заперта. Я дергала ручку, трясла дверь, но дверь эти тряски не впечатлили. В тот момент, когда я нацелилась толкнуть дверь плечом и с этой целью даже отошла вглубь комнаты - для разбега, дверь широко распахнулась.
На пороге стояла квадратная дама в джинсовом комбинезоне. Голова, соединяющаяся с туловищем без участия шеи, была повязана красной банданой, маленькие глазки глядели на мое розовое одеяние с неодобрением. Мужественный и воинственный облик Квадратной дамы портила грудь. В том смысле, что она делала его довольно женственным. При наличии рельефной мускулатура грудь не меньше третьего размера выглядела...загадочно.
– Хозяин просит спуститься к завтраку! Так, что переоденься, - Квадрат кивнула в сторону шкафа, - и топай вниз! Хозяин не любит ждать!
– А который час?
Квадрадама удивленно уставилась на меня.
– Сколько сейчас времени?
Поджав губы, она полезла в карман, достала телефон:
– 10.00
– А число?
Квадрадама посмотрела на меня, как на ущербную.
– 23 июня 2017 года.
Я представила, как где-то там над облаками летит в Прагу мой самолет. Без меня. Ладно, вырулим как-нибудь. Или выплывем. И улетим, в конце концов, улетим. Обязательно.
Я решила, что переодеться - это хорошая идея. Захлопнула дверь и открыла шкаф. В шкафу обнаружились аккуратные стопочки джинсов, футболок, на вешалках висела пара летних сарафанов. Я выбрала в меру короткий, свободный сарафан бежевого цвета, белые кеды и заплела косу.
– Я готова!
– возвестила я выходя в коридор сквозь не запертую на этот раз дверь. Коридор был довольно длинный. По бокам с обеих сторон мелькали двери. Наконец мы подошли к широкой лестнице, полукругом разместившейся над просторным холлом в серо-бело-дымчатой гамме. Квадраты пола, начищенные до зеркального блеска, отражали высокий купол потолка, где точно звезды рассыпались яркие круглые светильники, игнорирующие свет солнца за окном.
Мы (я и Квадрадама) пересекли холл и оказались у большого обеденного стола. Стол был черный, а посуда на нем ослепительно белая. И черный-черный кофе в белых-белых чашках.
Я говорила, что люблю контрасты?
– Доброе утро!
– поприветствовал меня...Демон?
Черные волосы, бледная кожа. Белоснежная рубашка и черные брюки. Он стоял у большого окна, за которым плавал густой серый туман.
– Доброе!
– ответила я и улыбнулась, стараясь сделать улыбку милой, а не жалко-испуганной.
– Как ты себя чувствуешь? Вчера по пути за грань ты немножко упала в обморок.
– Спасибо, все хорошо.
– Отлично! Прошу к столу.
– Э-э-э....
Есть мне не хотелось. Мне хотелось к Ами и Людви. Но Демон вел себя вежливо. Он устроился за столом и с энтузиазмом стал намазывать джем на тост. Меня демон есть пока, судя по всем, не собирался. Я потопталась на месте и тоже уселась на стол, потянулась к чашке кофе. Кофе был восхитительным.