Немного страха в холодной воде

Надежда Прохоровна вспомнила полные грустной усталости глаза учителя, представила, как тот залезает в Матренин дом или пацанов своих пошарить подсылает, и почувствовала себя неловко даже на расстоянии перед тихим порядочным мужиком.

Удумала тоже! Аркадич не знает, как убедить местных жителей не противиться детскому дому, лишний раз чихнуть боится, а тут — такое.

Нет, Павлов на козни не отважится, пока документы в министерстве не подпишут, рисковать не станет.

Если, конечно, Федька не прознал про детский дом и не удумал соседа шантажировать «народными выступлениями». А за свою мечту, за детский дом в бору на берегу озера, учитель мог зарезать никчемного человечишку… Мог сам перед собой оправдаться. Знаем мы этих ницшеанцев, Арнольдович рассказывал про «цель оправдывает средства»…

Господи! Да какой из Германа фашист иль ницшеанец?! Культурный мужик — Божий человек! Прости, Аркадьевич, Христа ради, за такие паскудные мысли!

Доверять надо, Надя, интуиции — не подгонять данные под результат, а мозгами шевелить! Разозлившись на себя, Надежда Прохоровна даже плюнула в сердцах. Эдак дойдет до того, что представится, как Сычи все коллективом старую Сычиху в окно пропихивают!

А с фермерами и без того все просто и никакие габариты ни при чем! Зачем Дениске, учитывая время смерти Мухина, приходить к тому домой — в сухую теплую полночь! — в резиновых сапожищах?!

Даже если они не на утреннюю, а на вечернюю зорьку рыбачить собирались… Если махнули рукой на эту зорьку и напились с вечера в темном доме… убил Денис соседа и только под утро очнулся — в сапогах, отпечаток на стекле оставил, когда бабу Галю в щель пропихивал…

Тьфу! Так до того дойдет, что Матрену подозревать начну!

Надежда Прохоровна рассерженно поерзала на низкой лавочке, но мысль — подозревать тут можно всех — не уходила. Прицепилась гадким репейником к мозгам, колола каждую извилину — царапалась: а ну как малолетний Стечкин повадился к деревенскому алкоголику от скуки бегать? А ну как застукала Серафима Яковлевна сбежавшего ночью внучка у разнузданного пьяницы и сгоряча…

А что «сгоряча»? Шилом два раза в спину ткнула, так что ли? А потом уже с улицы «приняла» Павлика из дыры в окошке…

Не-е-ет, старуха Стечкина скорей клюкой огреет, чем шило схватит…

Но что, если гуляет она с клюкой по деревне не из-за хромоты, а чтобы ловчее с резвым внуком управляться? Протянуть вдоль хребта в случае непослушания… Павлик-то, издали видать, от скукотищи подыхает — нет ровесников в деревне, а так и до любого безобразия недалеко.

Федька тоже без компании тут сидел, от безделья днем маялся — мог он с городским мальцом по дурости связаться?..

Мог. Федька мужик насквозь дурной, ему что пацану одиннадцать лет, что восемнадцать, не большая разница — все компания да слушатель… Так что и старуха Стечкина вполне на эту дружбу осерчать могла…

Но вот убить?.. И по словам Карпыча, возле Федькиного дома никаких отпечатков клюки не было…

Надежда Прохоровна встала с лавочки, решительно одернула платье и, выйдя на улицу, потопала к дому дачников Стечкиных. Пора проверить, что за бабушка такая Серафима, нужна ли ей трость для ходьбы или исключительно в воспитательных целях?

В тени у прогретой за день стены кудрявенькая пятилетняя Оленька играла в «магазин». Устроила на лавочке «прилавок» и предлагала «покупателям» — двум чумазым Барби и медведю — завернутые в подорожник «конфеты-леденцы» из гладких камушков. «Торговля» шла бойко, Барби манерничали и спорили с «продавщицей», толстый мишка обложился «покупками» и «приценивался» к пол-литровой пластиковой бутылке с водой из лужи.

На девочке было надето нарядное платьице с оборками, оцарапанная коленка щедро залита зеленкой. Хорошая девчушка. С пришедшей бабой Надей поздоровалась вежливо, предложила «отовариться»…

Надежда Прохоровна укорила себя, что не взяла для внуков Серафимы гостинца: приятно радовать воспитанных детей.

Сама Серафима Яковлевна Надежде Прохоровне шибко не понравилась. Та относилась к наивреднейшей категории старух, что вечно недовольны всем и всяким: «Зачем такая жаркая погода? Зачем со скотного двора Сычей летит так много мух? Зачем собака лает, а коты цыплят воруют?.. Когда же, наконец, в деревню газ проведут?! Они там что — не чешутся?!»

Надежда Прохоровна могла бы на это ответить: «Жара лучше, чем дожди. Молоко у Сычей ты сама покупаешь. Собаки деревню охраняют…» Но не сдержалась и вступила в разговор только раз, когда словоохотливая кумушка принялась мыть кости невестке:

— Рожать задумала! Ольгу еще не вырастила, мне на лето подкинула, а туда же! И было бы дело — ребенка захотела, — доверительно выпучила белесые глаза, — так ведь нет — в запас рожает!

— Как это? — не поняла Надежда Прохоровна.

— А так! — обрадовалась отклику Стечкина. — У их соседки в прошлом году ребенок утонул, так Машка сбрендила! Хочу, чтобы второй ребенок был, вдруг с Ольгой что случится! Каково, а?! «Запасной» ребенок ей понадобился!

И вперила пылающие гневом очи в молчаливую тетушку.

— А что же тут плохого? — невозмутимо пожала плечами баба Надя. — Может быть, ваша Маша от страха Ольгу потерять уже заранее, на всякий случай, повеситься готова… Пускай рожает, раз эй это голову и нервы поправить поможет. Пусть успокоится, раз ей так лучше. Вреда-то — нет, а только польза всем.

Серафима Яковлевна недовольно заткнулась, а через несколько минут поставила в пример свою разумнейшую дочь, что родила и воспитывает с мужем одного сынка Павлика, чтоб, значит, нищету не плодить.

Понятно, усмехнулась баба Надя. Дочь будет молодец, хоть пятерых «в запас роди», невестка — дура бестолковая, уселась на шею к Серафиминому сынку и ноги свесила, да еще одного «нахлебника» посадить пытается.

Терпеть не могла баба Надя таких противнейших старух! Всем недовольны — погодой и ценами, ассортиментом в магазинах и транспортом, соседями и родственниками…

Серафима Яковлевна тут же доказала, что периоды благодушия у нее чрезвычайно коротки. Легонько похвалив доченьку, обрушилась на нее с проклятиями:

— Прислала, понимаешь ли, компьютер Павке! Додумалась! Я теперь день-деньской с мальчишкой воюю, не могу его от «игрушек» оторвать!

В этом вопросе Надежда Прохоровна Серафиме Яковлевне посочувствовала и распрощалась с той без всякого сожаления: полчаса на теплой лавочке показались пыткой! Соскучившаяся по собеседникам старуха Стечкина вывалила на гостью весь ком скопившегося недовольства. Если бы баба Надя не ушла из ее дома, она продолжила бы в том же духе, не останавливаясь до самой ночи.