Немое Заклинание

Маркиз коротко хохотнул, довольный шуткой, и одобряюще похлопал Завадского по плечу. И сообщил:

— Эти два трона были изготовлены почти триста лет назад, и барон Марбах не имеет к ним, по счастью, никакого отношения. А пристроить свой зад на свободный трон барону помешал маркграф Хардинер. Насколько мне известно, у них состоялся серьезный разговор, после которого Маттиас Марбах принял решение больше никогда не претендовать на место супруги Великого князя.

— Тьфу! — сплюнул я в сердцах. — Это даже по-французски звучит мерзко, друг мой! А повторить эти слова по-русски я вообще никогда не решусь.

— Вы очень чувствительны, мсье. Мой вам совет: если не хотите сойти с ума с Сагаре, то берите пример с меня — начните пить!

— Спасибо, Франсуа, но я приберегу ваш совет для более подходящего случая. К тому же задерживаться здесь надолго я не собираюсь… Вы можете объяснить, что здесь сейчас происходит?

— Ну, это не сложно! Иностранные посланники зачитывают свои приветствия для будущей княгини.

— А разве вы не иностранный посланник, дорогой Франсуа? Разве вы не должны зачитывать приветственные слова для будущей княгини? — резонно поинтересовался Кристоф.

Маркиз звонко шлепнул себя ладошкой по лбу.

— Черт меня подери, проклятая забывчивость! Это же неплохая возможность замолвить слово за мсье Глаппа перед Великим князем!

И де Бомбель принялся протискиваться сквозь толпу придворных по направлению к трону. Спустя несколько минут, после того, как на смену прусскому послу к трону вышел посланник португальской короны и зачитал свое приветствие, пред Великим князем Ульрихом предстал маркиз де Бомбель. Он был немного растрепанный и пьяный, но говорил при этом вполне членораздельно.

От имени своего славного короля Людовика Пятнадцатого он приветствовал юную принцессу и поздравил ее с благополучным прибытием в Сагаринус. При этом он не забыл отметить, что путь ее сопровождался некоторыми трудностями, преодолеть которые ей помогли ее преданные спутники.

Затем он стал говорить значительно тише, и я уже не мог расслышать его слов. К тому же те самые две русские дамы неподалеку от нас все время шушукались и мешали прислушиваться.

Я увидел, как изменилась в лице принцесса Фике, как с жаром принялась что-то объяснять князю Ульриху. Выслушав, ее Великий князь нахмурился и жестом дал понять маркизу, что он может быть свободен. Де Бомбель сразу склонился в глубоком поклоне и, пятясь, отошел к толпе придворных. Его место тут же занял голландский посол.

— Плохо дело, господа, — сообщил маркиз, вернувшись к нам. — Великий князь не хочет ничего слышать о помиловании мсье Глаппа. По его мнению, эта казнь должна послужить напоминанием для тех, кто успел позабыть, какое наказание следует за непочтительным отношение к княжеской особе.

— Непочтительным?! — Кристоф вскинул вверх обе руки. — Что же такого непочтительного было в поведении герра Глаппа в отношении принцессы, что его хотят убить столь жестоким образом?!

— Мсье Завадский, не забывайтесь! — резко одернул я своего неофита. — Маркиз де Бомбель делает все, чтобы выручить нашего друга, а ваши слова звучат как обвинение.

Кристоф тут же потупился.

— Извините, мсье… — буркнул он. — Я повел себя невежливо. Со мной такое порой случается.

Маркиз отвечать ему не стал, лишь понимающе кивнул. Затем вытянул шею, всматриваясь куда-то вдаль, и сообщил:

— Вижу Хардинера, он беседует с британским посланником… Еще не все потеряно, друзья мои, еще не все потеряно! Алексей, вы кажется хотели быть представленным маркграфу? Удобнее случая нам вряд ли представится.

И с этими словами он устремился в обход толпы куда-то в сторону витража, на котором был изображен сурового вида бородатый человек в тонкой короне с четырьмя лучами, увенчанными красными камнями. Кто-то из древних князей, вероятно. Мы с Кристофом за маркизом едва поспевали.

Остановившись в нескольких шагах от маркграфа, мы сделали вид, что просто наблюдаем за церемонией, однако при этом продолжали следить, когда же британец перестанет болтать и удалится прочь.

Через пару минут тот оставил наконец Хардинера в покое и отошел, а маркиз де Бомбель очень быстро, пока никто другой не занял внимание маркграфа, подошел к нему и церемонно поклонился. Хардинер ответил ему коротким наклоном головы.

— Ваше сиятельство, — сказал ему маркиз, — разрешите представить вам моих новых друзей…

Он указал на нас с Кристофом, и мы не замедлили подойти.

— Господин Сумароков и господин Завадский прибыли в Великое княжество из Санкт-Петербурга по служебной надобности. Они сопровождали принцессу Ангальт-Цербстскую до самого Сагаринуса.

Хардинер с неподдельным интересом осмотрел нас с Кристофом.

— Весьма рад знакомству, господа, — произнес он на чистейшем русском языке, и мне показалось, что я даже услышал знакомые новгородские нотки в этой фразе. — Однако я не припомню, чтобы путь принцессы Софии Августы Фредерики лежал через российскую столицу.

Я смотрел в его лицо и вдруг отчетливо осознал, что при следующей встрече, дабы таковая состоится, я могу и не признать маркграфа. Совсем не напрасно он получил прозвище Неприметный. Даже за время столь короткой беседы он успел поменяться дважды, и оба раза это были совсем разные личности. Черты его лица менялись самым замысловатым и непредсказуемым образом, и осознание того, что перед тобой находится один и тот же человек сохранялось лишь потому, что я при этом неотрывно смотрел ему в глаза. Мой мозг просто не позволял мне допустить мысли, что это могут быть разные люди.

— Нам выпала большая честь повстречать карету принцессы по пути к границе, — отозвался я, глядя маркграфу в бездну глубоких глаз, чей цвет то и дело менялся с голубого на карий. — Им изрядно досталось в дороге, и все их сопровождение было утрачено в разного рода передрягах.

— В наши неспокойные времена путешествия — достаточно опасная штука, — согласился Хардинер, вцепившись в мой взгляд и не отпуская его. — Хвала господу, что принцесса и ее матушка-герцогиня никак не пострадали в пути!

— Хвала господу! — немедленно подхватил я. — А также тому, кого он избрал своим оружием, дабы защищать принцессу от дорожных невзгод. При столь высокопоставленных дамах остался только один живой офицер, и он до конца и с честью выполнял свой долг. Я имею в виду обер-вахмистра Генриха Глаппа, который только что был арестован гвардейцами по какому-то смешному обвинению…

— Обвинение в покушении на княжескую честь вам кажется смешным, мсье Сумароков?! — прервал меня Хардинер, неожиданно перейдя на французский.