Немой набат. 2018-2020

– В Москве буду восьмичасовым «сапсаном». Меня никто никогда не встречал, кроме водителя. Может, ты встретишь? Третий вагон.

Она снова ответила легко, без жеманства:

– С удовольствием.

Донцов не стал тревожить ни шофёра Серёгу, ни телохранителя Вову. Они с Верой на такси доехали до «Азбуки вкуса», открытой недавно на Смоленке, недалеко от донцовского дома, набрали всякой снеди, включая классический оливье, готовые голубцы и даже фруктовый салат «Чунга-чанга». Не сговариваясь, взяли бутылку крымского – именно крымского, словно для них это был «пароль» и «отзыв», сверка по запросу «свой-чужой». Вера быстро, сноровисто накрыла стол.

Виктор, взбудораженный полуночными питерскими тёрками в мини-отеле на Васильевском острове, не уделяя ни малейшего внимания экономическому форуму в Шушарах, бросился пересказывать застольные мужские откровения. Она слушала внимательно, от удивления широко раскрыв глаза, в которых Донцов не мог не заметить искренней радости. Иногда кивала, если у него выскакивало особенно удачное замечание или словцо, вроде «человековолчества», когда речь шла о надоевшей по маковку эпохе «потреблядства», – он извинился за неблагозвучие. И так увлеклась, что начала задавать уточняющие вопросы.

Потом спросила о главном:

– А как сложился ваш мальчишник? Собутыльники сбросились на троих? – И осудительное «собутыльники» прозвучало в её устах не оскорбительно, а скорее с ласковой интонацией. – Говоришь, один из провинции, другой из «Единой России». Случайная встреча и такое глубокое совпадение взглядов?

– Ну, как случайная? С Добычиным мы сговаривались заранее, я его по Думе знаю. Синицына тоже как-то видел, они с Севой друзья детства, уральские. Случайным тот разговор не назовёшь, одной масти люди сошлись. Но меня другой вопрос терзает, именно терзает, иначе не скажешь. Вот собрались за бутыльцом трое мужиков, душой, сердцем, всем нутром своим радеющие за Россию, – «Единая Россия» тут ни при чём, на саммит в мини-отель мы прибыли в личном качестве. Всё осознают, все угрозы, нависающие над страной, видят – в меру своих знаний и пониманий. Три мощных мужика! Хотя чую наверняка, что нашу позицию разделяют тысячи, миллионы, в том числе многие, суетившиеся на форуме. Ну и что? Вот скажи, скажи, что мы можем сделать, чтобы унять ахинейцев, изнуряющих экономику? Чтобы этих либеральных гуру, оседлавших Россию, как говорят на мужском арго, послать куда положено и без возврата, в пожизненный игнор.

Запнулся от возмущения, а Вера, воспользовавшись паузой, добавила ему оливье.

– Что мы можем? Новые партии замыслить, самородные союзы граждан? Любые дурацкие затеи с политическими эмбрионами ныне бессмысленны. Зарядиться уличными протестами с заливистым лаем? Угарный бред, прихоти ущербного воображения. Кстати, политическими протестами сейчас в стране и не пахнет. На поверхности общественной жизни тишь да гладь. Народ безмолвствует. А душа-то ноет в предчувствии смутных времён. Вертлявая власть едет на балалайках, на праздниках нескончаемых, на форумах, футболах, шайбах, создавая антураж всеобщего благополучия. Политические сновидения, страна Вообразилия! – Вера коротко хохотнула от «Вообразилии». – Но жизнь идёт своим ходом и вовсе не туда, куда предназначено мартовским девизом о прорыве. К власти встали менеджеры, люди рутины, новой касты, а у них на уме одно: минимум издержек, максимум прибыли! Рулят страной, словно корпорацией с разделом продукции, все соки тянут, выжиматели выжатых лимонов. Шевеления духа этому чиновному муравейнику, этой либеральной фауне, триумфаторам потребительства – побоку, только зрелища народу подают, да и то в виде нравственной порчи, нравопогубительной дубиной наставляют.

Тут взорвалась Вера:

– Ничтожную книжонку «Гарри Поттер» через бешеную рекламу эти вымышленники объявили главным воспитателем детского поколения.

– Вот и получается, – завершил горькую жалобу Донцов, – одну ногу занесли в будущее, в завтра, а другая завязла в прошлом. Самая неудобная, самая невыгодная поза. И очень для державы опасная, по шву может лопнуть. У меня от этого травма сознания. – Но ты вопрос таки не сформулировал, – улыбнулась Вера. – Возбуждён питерским мальчишником и до сути не добрался.

– Нет, суть я как раз высказал и вопрос задал, ты меня поняла, по глазам вижу. Но вот ещё о чём хочу сказать. Безмерно богат, многозначен русский язык. Послание Федеральному собранию, где от президента ждали предвыборной стратегии, вышло, извини за моветон, неким посыланием. Послал куда подальше ожидания ясности экономического курса. Тайны русского корнесловия всю подноготную приоткрывают. А ещё этот прорыв в технологическое завтра темпами, превышающими мировые. Но слово «прорыв» имеет и противоположное значение, прорвать может дамбу, спасающую от наводнений, и всех затопит. Что за олухи придумывают ему сомнительные девизы с взаимоисключающими смыслами? Из подгузников не вылезли эти виртуальные извращенцы. Кстати, после выборов «Прорыв!» практически исчез из политического обихода, из СМИ. Слова у нас дрессировать научились… Какой прорыв? Министры бубнят о снижении темпов роста ВВП. Ну, я на эту тему могу говорить часами. А вопрос к тебе могу повторить.

– Наконец-то!

– Вот судили-рядили три мужика, болеющих за судьбу России. Хотя таких мужиков и баб превеликое множество. Так что же нам делать? Что им делать, чтобы воспряла Россия? Давай чокнемся без тоста, и, ей-бо, буду терпеливо ждать ответа на эти проклятущие вопросы, хотя ответа не существует.

Вера, подперев кулаками подбородок, сидела, уставившись на старую увеличенную фотографию донцовских крестьянских предков в стилизованной под столетнюю давность раме. Но поглощённая мыслями, не разглядывала её, большое серое пятно на стене, перед глазами помогало сосредоточиться на внутреннем созерцании.

Наконец сказала:

– А почему ты считаешь, что на эти вопросы нет ответа? Меня те же мысли изводят, пусть по-своему. Что делать миллионам русских людей, не готовых мириться с новым строем жизни? Умом, отстранённо понимаю, что катастрофа Союза не может пройти бесследно для поколений, задетых ею. Но как быть, как жить эмоционально? В бессонные ночи «Слово о полку» из головы нейдёт: «Жирная печаль течёт среди земли Русской». И знаешь, Витюша, мне кажется, нашла ответ.

– Нашла? Не может быть! Какой?

Вера рассмеялась:

– Всё-таки «не может быть» или «какой»?

– Какой, какой?

– Прямые действия ты верно назвал бредом, чушью. Кроме новых великих бед, они ничего не дадут. Технологически власть сегодня сильна, как никогда, так исхитрилась, что конкуренция с ней – дело пустое. Снова говорю: в политике я неофит, а свежему, не замыленному взгляду неприступные властные редуты особенно заметны.

– Так что, что же делать? – нетерпеливо в очередной раз воскликнул Виктор. – Говоришь, что нашла выход…

– Да, нашла! – неожиданно твёрдо сказала Вера, глаза в глаза глядя на Донцова. – Знаешь что нам, Витюша, нужно? Нам – это и нам с тобой конкретно, и каждому русскому человеку, озабоченному судьбой родины. Знаешь, что? – Сделала, нагнетая внимание, паузу и спокойно, без эмоций, без накала произнесла: – Даже в ненастные дни жизни русскому человеку надо оставаться самим собой – это наша главная сила. Какие мы есть, такими и должны быть. В народе огромная мощь живёт, века учат. Это разговор долгий, у меня всё продумано, все плюсы-минусы учтены. Но суть в том, что и на Руси и в России те, кто переставал быть самим собой, так или иначе довольно быстро превращались в пену, которую смывали волны времени. А материк народа, коренная его основа, живущая в ограде православной церкви, она интуитивно остаётся сама в себе, и эта сила народных недр всегда берёт верх. Пена каждый раз уходит, чужая кожа сползает. Не получается натянуть западную униформу на великие русские пространства. И незачем нам страшиться цивилизационного одиночества России. Слишком велик у неё запас смиренномудрия, выдержки, неприхотливости, исторического долготерпения. Из-под кнута никто не в силах с нами совладать – ни наёмная сабля, ни доморощенные обуздатели. Меня эти мысли согревают.

Донцов схватил бокал, восторженно воскликнул:

– За то, чтобы всегда оставаться самими собой! – И поймал себя на мысли, что весь вечер от избытка чувств едет на восклицательных знаках, хотя это ему не свойственно. Спокойнее добавил: – Ты произвела на свет, я бы сказал, идею геологического масштаба. Да, оставаться самим собой даже в сложных исторических переделках – вот великая сила народа, наш природный спасительный консерватизм, инертность историческая. На Западе их считают отсталостью. Ну и пусть мчатся наперегонки к однополым бракам, к родителям № 1 и № 2, во Франции уже и посмертные браки ввели. А мы не поторопимся.

Конец ознакомительного фрагмента.