Ненависть к музыке. Короткие трактаты

— Однако и тебя он (stupor) также гнетет! [74]

И тогда Боэций, не имея под рукой ни одного из своих трудов (yolumeri), пытается проанализировать неумолимое наступление тиранического режима Теодориха и создает для всего Средневековья нечто вроде модели тирана. Воображаемые угнетатели и жертвы становятся диалектическими парами, которые впоследствии превратятся в парные символы эпохи: Зенон и Неарх, Кассий и Калигула, Сенека и Нерон, Папиний и Каракалла. А в заключение он сам — Аниций Манлий Торкват Северин Боэций, восставший против императора Флавия Теодориха Августа.

74

Отсылка к эпизоду из книги «Утешение Философии» (кн. 1, проза 2) в переводе РЛ. Шмаракова: «Узнаешь ли меня? Что молчишь? От стыда или смятенья безмолвствуешь? Я предпочла бы стыд, но вижу, смятенье тебя оковало. — И, приметив, что я не просто молчу, но онемел, совершенно языка лишившись, она нежно приложила руку к моей груди и молвила: — Никакой опасности, он страдает летаргией, обычным недугом обманутого ума. Он ненадолго забыл себя самого, но легко опамятуется, если меня прежде узнает».

*

Пугала — terrificatio.

*

La venette — боязнь, тревога. Внушать страх. Испарина от испуга, мурашки, гусиная кожа, бледность, скованность, недержание. Трястись, дрожать, трепетать, съеживаться. Испугу я предпочитаю ужас (terror). Это слово не точнее предыдущего, но, мне кажется, оно выражает отвращение и свидетельствует о ненависти. Что имеют в виду люди, когда изображают удивление от того, что называется terror, сопровождающий жажду власти? Можно ли отделить любовь от того, что зовется terror, принимая во внимание средства, способы выражения и исход? (Ужас, дрожь, недержание, бледность, диарея, аритмия, хрип.) Можно ли отделить красоту от ужаса? (Наводить ужас, принуждать к молчанию, держать в повиновении.) Знает ли кто-нибудь бога ужаса, не наводящего ужас? Когда отец семейства — самый что ни на есть благодушный, точно с картин Грёза или со страниц Дидро [75] , с ладонью более массивной, чем головка его сына, — встает с места, ребенок видит одни только его колени. А где же руки, которые бог даровал нам, как белоснежные крылья ангелам? Вероятно, у Эржебет Батори [76] из Эчеда, в снегах, на отроге Малых Карпат, в ноябре 1609 года. Когда отец Мюло спросил, сколько месс требуется отслужить, дабы ВЫЗВОЛИТЬ душу ИЗ чистилища кардинал Ришелье ответил: «Столько же, сколько понадобится снежков, чтобы истопить печь». Ужас (terror) живет в потайной глубине моего сердца. Он и есть глубина моего сердца. И я доверяю ограничить его лишь тем, кто признаёт себя полностью оскверненным хотя бы звуком, который его предварил. Этот звук предшествовал моему рождению, первому вдоху и контакту с дневным светом. Мы испуганно прислушиваемся к неразборчивым звукам, доносящимся извне, в нашем убежище — материнском чреве, — еще до того, как наши легкие расправятся и позволят нам издать первый крик.

75

Жан-Батист Грёз (1725–1805) — французский художник, изображавший сцены семейной жизни. Дени Дидро (1713–1784) — французский писатель и философ, энциклопедист, автор трактатов о воспитании.

76

Эржебет Батори из Эчеда (1560–1614), прозванная Кровавой графиней, — венгерская графиня из знатного рода Баториев, богатейшая аристократка Венгрии своего времени, которой приписывалось убийство сотен молодых девушек-простолюдинок. В 1610 г. графиню Батори заключили в замке Чахтице, где она была замурована в комнате вплоть до своей смерти, последовавшей четыре года спустя.

*

Люди, взяв за образец женское чрево, натягивали на барабан выскобленную кожу, снятую с животного, которое приманили звуком рога его же собрата…

*

Всеобщее согласие, мир, божество, доброта, целомудрие, довольство, цивилизация, братство, бессмертие, правосудие… — и шумно хлопали себя по ляжкам.

*

Все залито кровью, связанной со звуком.

*

Война, государство, искусство, культы, землетрясения, эпидемии, животные, матери, отцы, партии, принуждение, страдание, болезнь, речь, услышать звуки, подчиниться… Я делаю вид, что подчиняюсь.

Остерегаться бандитов; высматривать одним глазком, нет ли ведер холодной воды, таких коварных и неожиданных, над всеми дверями, которые отворяешь, а другим — диких зверей с разверстой пастью, готовых тебя растерзать; бежать со всех ног, едва завидев тела, проникнутые какой угодно верой в любую институцию или в любое существо; бежать от вредоносного, ужасного веяния этого времени; сотворить себе хотя бы крошечное убежище в тесных рамках формул вежливости, согласований грамматических времен и музыкальных инструментов, крошечных-крошечных, самых нежных местечек на теле, некоторых ягод, некоторых цветов, комнат, книг и друзей — вот какой задаче моя голова и мое тело посвящают основную часть совместного времяпрепровождения, не всегда совпадая, но в конечном счете почти ритмично. Именно в этом императоры и министры внутренних дел два тысячелетия назад укоряли учеников Эпикура и Лукреция. Печаль Вергилия [77] . Печаль Вергилиуса на дороге в Пьетоле, на берегах Мунчо, в Мантуе, в Кремоне и даже в Милане; печаль автора «Буколик», ученика Сирона [78] , Вергилия — приверженца дружбы и любителя дуэтов на флейтах, что раздвигают губы и надувают щеки музыкантов.

77

Tristitia — сложное понятие, означающее скорбь, попечение (печаль) и раздражение, невозможность примириться с собой. В книге «Секс и страх» Киньяр сближал эту «печаль» с меланхолией.

78

Сирон — греческий философ-эпикуреец, создатель философской школы под Неаполем.

Менальк, обернувшись к Мопсу [79] , сказал ему: «Прочтем себе то, что мы пишем».

Вергилий из Рима, освобожденный от налогов, честолюбец, домосед, зажав в белых пальцах stylos, вычеркивает имя Корнелия Галла [80] ; он читает вслух за ужином у Октавиев [81] , читает вслух за ужином у Мецената.

Вергилия обуревает стыд; молчание слушателей внезапно замыкает ему уста.

79

Имя Менальк, которым открывается «Романс», имеет литературную историю и восходит к анекдотическому типу рассеянного человека, представленного в сатирической книге Ж. де Лабрюйера «Характеры, или Нравы нашего века» (1688–1694). Имена Менальк и Мопс (стандартное имя для пастуха в буколиках, откуда и название породы собак) известны не только из менип-пен Андре Жида «Яства земные», но и из более ранних произведений, например, «Мелисерты» Мольера

80

Гай Корнелий Галл (69/68 — 27/26 до н. э.) — римский политик, полководец и оратор, префект Египта, собеседник и адресат Вергилия. После того как Корнелий Галл попал в немилость к Октавиану Августу, его имя вычеркивалось отовсюду, в том числе из книг.

81

Гай Октавий Турин (он же император Октавиан Август) и его сестра Октавия — покровители Вергилия и первые читатели его «Энеиды».

Наконец, 21 сентября 19 года до нашей эры Публий Вергилий Марон, заболевший малярией, прикованный к постели, исходящий пбтом в своей спальне в Бриндизи, сотрясаемый ознобом, несмотря на зной конца лета и угли, пылающие в жаровне посреди комнаты, на пороге смерти умоляет присутствующих разыскать в сундуках и забрать у ближайших его друзей буксовые таблички и уже переписанные песни «Энеиды», ибо он хочет своими руками бросить их в огонь и сжечь.

Его рука дрожала. И губы, молившие об этом, дрожали. И дрожали капли пота на его лице, когда он умолял вернуть все его сочинения.

А те, кто окружал умирающего, — бесстрастные приверженцы Октавиана Августа, уставшие от его криков, — не двигались с места, отказываясь вернуть ему таблички и свитки.

Стареющий Квинт Гораций Флакк размышляет о течении своей жизни. И внезапно находит ей оправдание, ибо он был «дорог своим друзьям» — Cams amicis [82] . Именно такие слова записывает Гораций дрожащей рукой, едва справляясь со стилем [83] .

82

В 1979 г. Киньяр выпустил книгу под тем же названием: «Carus amicis, или Тот, кто дорог своим друзьям».

83

Как указывает Светоний, умер Гораций «через пятьдесят девять дней после смерти Мецената, на пятьдесят седьмом году жизни, назначив наследником Августа, при свидетелях устно, так как, мучимый приступом болезни, был не в силах подписать таблички завещания. Здесь игра слов: стиль (стилус) в данном случае — инструмент для письма.

Конфуций умер в пятом веке до рождества Христова. Он учительствовал в небольшом городском уезде Цюйфу, там, где родился. И там же умер, и был погребен в святилище Кун-Ли, где хранятся как драгоценные реликвии его личные вещи.

Этих реликвий всего три — его шляпа, его цитра («цинь») [84] , его повозка.

«Конфуций определял жизнь как постоянное культурное усилие, которое делали возможным дружба и искренняя учтивость, находившие свое продолжение в близости, такой же ценной, как молитва, но молитва бескорыстная» (Марсель Гране. «Китайская философия», Париж, 1950, стр. 492).

84

Цитра цинь (^) — один из древнейших китайских инструментов; Конфуций, по преданию, никогда с ним не расставался.

*

Так авгуры [85] в Риме рисовали в воздухе кончиком своего жезла (lituus) воображаемое пространство храма. Маленький утешительный квадратик. Дабы исследовать направление полета птиц, когда они взмахивают крыльями или оглашают своим пением квадрат этого иллюзорного пространства. Моя жизнь являет собой скромный кухонный рецепт, который я стараюсь воплотить в реальность. Но какое-то смутное ощущение подсказывает мне, что, будь в моем распоряжении даже пять или шесть тысячелетий, я побоялся бы результата.

85

Птицегадатели, гадавшие по направлению полета птиц относительно храма.

*

Магнит мгновенно притягивает к себе крошечные частички железа, кобальта или хрома. Магнит подобен улыбке матери. И ребенок тотчас тоже растягивает губы, подражая улыбке матери. Материнская улыбка подобна страху: в страхе подражание зовется паникой. С момента появления на свет и даже до появления на свет, когда мы еще только зреем, как плод, перед собственно рождением, все мы — полностью миметические существа, такие же, какими были наши матери в тот момент, когда зачинали нас. Все мы полностью объяты паникой. Музыка подобна панической улыбке. Всякая вибрация, сближающая биение сердца с ритмом дыхания, влечет за собой то же сокращение мускулов лица, такое же невольное, такое же неодолимое, такое же паническое. Улыбка, обнажающая клыки тигров и гиен и зубы людей, есть мимическое отражение паники. Все мы — беспомощные жертвы паники (панический камень, магнетическая улыбка матери, панический полюс, мысленный компас. Все мы подобны этим мелким частичкам «никелевой ржавчины» [86] . Все мы лишь фрагменты, судорожные гримасы, вызванные «голубоватым камнем» [87] , вызванные вожделением, вызванные смертельным испугом, вызванные мыслью о смерти).

86

Оксюморон: никель не ржавеет, но как бы закрывает ржавчину, указывает на нее, как «голубоватый камень» азурит (см. ниже) — на медную руду, а выражение нашего лица — на испуг, который тоже сопровождает нас всю жизнь.

87

Редкое название азурита, индикатора медных руд.

*

Как можно относиться к смерти свысока? С желанием осудить ее? Я осуждаю Ахерон [88] . Осуждаю тени усопших. Можно ли объявить, что это слишком несправедливо? Что это незаконно?

Как можно осуждать господство? Или болезнь? Или сексуализацию? Можно ли сказать «нет» ужасу (terror)? Можно ли порицать то, что существует?

Недавно возникший «культ счастья» внушает мне отвращение.

Люди, если хотите уберечься от ужаса, знайте: я изо всех сил стараюсь, чтобы мои губы не вздрагивали и не раздвигались, я щипаю себя до крови, чтобы не рассмеяться.

88

Ахерон (греч.) — одна из рек в царстве Аида. Здесь: один из атрибутов смерти.