Ненависть
Шрифт:
– Юные Мичуринцы? – влез в разговор от природы любознательный Руди.
– Не знаю кто такой, – признался Стрелок. – Вроде писателем был, не особо плодовитым. Писал про светлое будущее, не приемля в тексте чернухи, жестокости и мата, продолжение по нескольку лет люди ждали. А может и путаю с кем, утверждать не берусь.
– Я пошел, – неожиданно сорвался с места Жора. – Сидите и прячьтесь, как крысы, с меня хватит.
– Стой прид…, – Стрелок осекся, и махнул рукой, дескать вали куда хочешь.
– Я с тобой! – вскинулся Шрам и поспешил за товарищем, семеня кривыми ногами, и подвиливая задницей с грацией стареющей проститутки.
Рудольф инстинктивно сжался. Сам привык доверяться в подобных вещах Стрелку. А эти прут, как по родному Тагилу. Жора, конечно,
Наемники отделились от густой стены лиственного подлеска и озираясь, вступили на мост. Лишь бы полуторовековая постройка не рухнула. Две фигурки, петляя остеохандрозными зайцами, перебежали на другую сторону и исчезли в траве и кустах. Вроде тихо.
– Хорошо когда есть смертники не задающие лишних вопросов, – восхитился храбростью парочки Клаус. – Буду иметь ввиду, если встречу минное поле.
Жора высунулся из кустов и приглашающе зажестикулировал. Дескать, все нормально, подтягивайтесь неудачники.
Стрелок, не разделяя оптимизма, выждал еще минут пять и сказал:
– Вот теперь и мы пойдем, помолясь.
Между булыжниками, выстилающими мост, проросла густая трава. Руди инстинктивно ускорил шаг. Неуютно здесь, идешь такой как модель по подиуму, все на тебя пялятся с желанием поиметь. Прикрыться тут нечем, разве остатками фигурной, железной ограды и верой в собственную неуязвимость. Чуть ниже по течению, вода шумела на перекате, выбрасывая клочья желтоватой пены, и река скрывалась за изгибом берега, заросшим соснами и корявыми, плакучими ивами. По левой стороне рассмотреть уже ничего не успел кроме полоски спокойной, зеркальной поверхности, мост преодолели бегом. Переправа прошла как по маслу. Никто не поднимал тревоги, не прочесывал берега и не палил в белый свет. Даже обидно немного, столько нервов потрачено зря.
– Долго вы, – не преминул поддеть Жора. – Мы заскучали.
– Куда нам до вас, – поощрил Стрелок. – Как бы ваша резвость нам боком не вышла.
– Не ссы дядя, ты теперь со мной, – осклабился наемник. – А я заговоренный, ведьма одна нашептала.
Шрам, блаженно растянувшийся под елкой, глупо захихикал. Клаус вышел на связь и вскоре, на оставленном берегу, замелькали люди. Дирлевангер вел отряд, как ниточку за иголочкой. Стрелок разлеживаться не позволил. Сразу за мостом, по правой стороне бывшей дороги, раскорячились развалины двухэтажки из красного кирпича, с затейливой кладкой. Напротив, посреди зарослей крапивы торчали две массивные каменные тумбы, похожие на ворота. Дверь в сказку, непременно страшную, мерзкую и с несчастливым концом. Наемники убежали вперед метров на двадцать, корча из себя следопытов. Лес поредел. Высились руины домов, впереди ткнулся в небо остов высокого здания. Пока подошли, Руди насчитал пять этажей различной степени сохранности. Дом внушал уважение размерами и монументальностью архитектуры, угол характерно скруглен, на фасаде нечитаемая, растерявшая большую часть букв надпись. Надо спросить Стрелка, он должен быть в курсе, краевед доморощенный. А над крышей птички кружатся, истошно орут…
И тут стеганула втоматная очередь. Жора, шныряющий впереди, упал ничком и затих. Шрам забился в траве, вереща недорезанным поросенок. Над головой злобно завжикало, тяжелые шлепки ударили в стену разрушенного дома. Что за херня? Руди в панике заметался и рыбкой нырнул за ближайшее укрытие. А так все хорошо начиналось! Перевалился на спину. Пули свистнули над головой, срезанные веточки, нереально медленно, как в замедленной съемки падали на лицо. Зульфат уже палил неизвестно куда короткими, экономными очередями. Стрелок, за куском кладки, приникший к прицелу, коротко заорал:
– Стреляй идиот, если жизнь дорога!
Клаус, с побелевшим лицом, неразборчиво заматерился и принялся садить длинными очередями вдоль бывшей улицы, сопровождаемый диким воем раненого наемника.
– Да не ты mydak! – ощерился Стрелок. – Ты связь давай! Немец, сука, я тебе башку оторву!
Руки не слушались, трясучка, как у больного альцгеймером. Чужие пули ложились все ближе. Руди высунулся из-за укрытия и выстрелил не
целясь, ориентируясь только на слух. Осечка! Шайзе! Какое дерьмо! Вовремя вспомнил про предохранитель и снова нажал на спуск. Гевер лягнул в плечо, и выслал порцию смертоносного свинца в ближайшие заросли. Противника не видно, но судя по плотности огня, он определенно не являлся плодом больного воображения. И потихоньку пристреливался.– Волк я под огнем! – орал в рацию Клаус. – Есть убитые, прошу поддержки. Прошу поддержки!
Дальше отборным немецки матом. Эссэсовец, не дожидаясь ответа, подхватил автомат.
Руди отстрелял магазин, полез за запасным, уронил. Руки-крюки. Сердечко стремилось вырваться из тесной грудной клетки и убежать, бросив тупого хозяина. Стреляли со стороны разрушенной пятиэтажки и огонь только усиливался. Пуля чиркнула о кладку, и с диким визгом срикошетила в небо.
Стрелок бил не спеша, тщательно выцеливая, лицо спокойное, только губы сжаты в тонкую, злую полоску. Повернулся и прокричал:
– Меняй позицию, xyli разлегся, как на диване.
Руди послушно вскочил, перебежал шагов десять влево, и рухнул за полуобвалившейся стеной с узким окном. В кино такие трюки лихо выходят, а в реале грохнулся мешком с костями, отбив колени и локти. Кусок кирпича услужливо врезался в ребра. Ладно живой. Временно. Руди не обращая внимания на боль, вскинул винтовку и принялся палить по темным окнам пятиэтажки. Надо же было так вляпаться!
Чуть не над ухом заливисто залаял пулемет. Трассеры стеганули по фасаду. В пылу боя не заметил, как подтянулась основная группа, и без долгих прелюдий открыла плотный огонь на подавление. Мага, с дико перекошенным лицом, жахнул пулемет на выщербленный подоконник и надавил на гашетку. Рядом припал на колено наемник с зеленым тубусом одноразового «Панцерфауста М–200» на правом плече. Глухо хлопнуло, солдат окутался легким облачком белесого дыма, и осколочный заряд врезался в занятое противником здание, между окнами третьего этажа. Пустой тубус улетел в кусты. Следом, почти синхронно, жахнули еще три гранатомета. Как на Рождество, твою мать!
Огонь неизвестных сразу ослаб. Редкие пули, с сырым чавканьем, шлепались вокруг.
Стрелок повернулся и заорал прямо в лицо:
– Хватай болезного, отходим к херам!
Руди еще не понимая, что вытворяет, перемахнул кусок стены, и бросился к сдавленно сипящему Шраму. Наемник сполз в заросшую травой яму, кровь хлестала чуть не фонтаном, от куда-то из района бедра. Над головой пролетели несколько болванок дымовых гранат. Густые клубы белого дыма поползли по кустам. Очень кстати.
– Забери меня! – завыл наемник, зажимая рану. – Помоги родненький, не бросай!
Автомата нет, бросил дегенерат. Руди ухватил за эвакуационную петлю на жилете и поволок раненного прочь из уютной норы, как огромного, вонючего барсука. Тяжелый падла, отожрался на казенных харчах, мучайся теперь с ним. Винтовка болталась, ремень запутался и перехлестнул через подсумки. Жора валялся неподалеку. Там ловить нечего, голова лопнула, расплескав мозги по кирпичному крошеву.
Шрам пытался помочь здоровой ногой. Руди потащил наемника не разбирая дороги, прямо по обломкам и рытвинам.
– Сука, ну чего ты творишь! – зашелся криком Шрам. – Брось меня, лучше сдохну!
Подскочил Лис, забросил автомат за спину, подхватил с другой стороны, стало полегче.
Противник, тем временем, пришел в себя. Огонь усилился, пули выбили облачка пыли в считанных шагах за спиной. Стрельба теперь не только с высотки, но и со стороны моста. Обходят сволочи, отрезая пути к отступлению. Наемники оттеснили Руди и унесли причитающего Шрама в развалины. Там суетился санитар, оказывая помощь еще одному раненному. Что-то спросил у Шрама, быстро наложил жгут, и заорал тыча за спину. Воняло порохом и свежей кровищей. В стороне бахнуло. Кажется кинули гранату. Отряд, тоненькой струйкой утекал в развалины, прикрываясь пулеметным огнем и стремительно разрастающейся дымовой завесой. Особой паники не было. Раненных унесли, группа пошла перекатами, часть залегала и отстреливалась, часть отступала.