#НенавистьЛюбовь
Шрифт:
Я сомкнула ресницы далеко не сразу – обдумывала каждое его слово, каждый жест, прокручивала в уме сцену с порезом, вновь и вновь представляя, как Матвеев обнимает меня сзади… А когда все-таки погрузилась в объятия Морфея, проснулась уже через пару часов с пересохшими губами – хотелось пить.
3.12
Я направилась в кухонную зону, подсвечивая себе путь телефоном и, включив там свет, едва не подпрыгнула от страха – на подоконнике сидел Матвеев в одних бриджах и с телефоном
– Ты что здесь делаешь? – хрипло спросила я, не отрываясь от него завороженного взгляда. Может быть, Матвеев не был идеалом красоты, но я просто таяла, когда видела его без одежды. Разворот его плеч, пресс, сильные руки с выступающими венами на предплечьях – все это находило слишком сильный отклик в моем слабом девичьем сердце. Я успела полюбить даже его татуировки.
– С Димкой переписывался, – отозвался Даня, как-то странно глядя на меня. – А ты?
– Пить захотела, – ответила я и, привстав на носочки, потянулась за кружкой.
– Сергеева, – задумчиво позвал меня Даня.
– А? – спросила я, наливая в кружку воду из графина.
– Черное.
– Не поняла…
– На тебе черное белье, – улыбнулся он. – Такие короткие ночнушки – незаконны. Или что это на тебе – футболка?
Я подавилась водой и закашлялась от неожиданности. На мне была любимая сорочка лавандового цвета – с тонкими бретельками и действительно короткая. Не надо было на носочки вставать…
– Ты куда смотришь, Матвеев?! – возмутилась я.
– Что демонстрируешь, на то и смотрю.
– И что, нравится? – с вызовом спросила я, подавляя желание натянуть слишком короткую сорочку пониже. Нет уж, пусть смотрит! Не зря же я ноги усиленно в порядок приводила.
– Ножки? Вполне. – Он мягко спрыгнул с подоконника и встал рядом. Смотрел на меня и разве что только не облизывался.
– Можешь потрогать коленку, – рассмеялась я, и он тут же потянулся к моей ноге – пришлось отпихнуть.
– Ну вот, обманула, – сделал вид, что расстроился, Матвеев.
– Пошли спать, мелкий, – вымыв кружу, велела я.
– Ты обалдела, Дашка? Я старше тебя.
– Да, но тормознутее на порядок, – ухмыльнулась я и первой пошла вон из кухонной зоны. Даня выключил свет и направился следом. Я чувствовала на себе его пристальный взгляд, и мне безумно хотелось развернуться и обнять его за шею, но я сдерживала свои порывы.
– Мне нужна твоя помощь, – сказала я, оказавшись в кровати.
– Какая еще помощь? – не понял Даня, устраиваясь на диване.
– Накрой меня?
– Собой?
– Нет, лучше одеялом.
– Тогда я пас.
Я хотела что-то ответить, но мой телефон, лежавший на прикроватной тумбочке, вдруг ожил – на всю студию раздалась громкая мелодия. Я в удивлении уставилась на высветившийся на экране номер – он был незнакомым. И заколебалась – взять или не взять?
– Отвечать не будешь? – спросил со своего дивана Даня. – Орет на всю Вселенную.
– Не знаю, кто звонит, – пожала я плечами. – Номер
незнакомый. Может быть, мама?Испугавшись, что, возможно, у них с папой что-то произошло на отдыхе, я все-таки приняла вызов. И сразу же услышала голос Савицкого.
– Дарья, это я. Узнала ведь? – спросил он.
– Влад? – изумленно переспросила я. На звук его голоса в душе отозвались отголоски страха. – Что тебе нужно?
– Прости, что так поздно, но я приехал к тебе и стою под твоими окнами. Мне очень жаль, что между нами все так вышло.
– Перед какими окнами?
– выкрикнула я.
– Твоими. Смотрю на окно твоей спальни, Дарья. – Влад тяжело выдохнул – так, будто сдерживал слезы. – Я такой ублюдок. Прости меня. Ладно? И, может быть, у нас получится начать все сначала.
Больше я ничего не услышала – телефон выхватил разъярённый Матвеев.
– Слушай сюда, – тихо, но зло сказал он, и я увидела, как меняются его глаза – свет из них исчезает, уступая место тьме, в которой клубились холодная ярость и презрение. – Я больше не собираюсь тебя терпеть, приятель. Не звони моей девушке. Не пытайся встретиться с ней. Держись от нее подальше. Или у тебя будут неприятности. Не забывай, что даже те, кого ты называешь псами, имеют клыки.
Влад что-то сказал Дане, и тот вдруг нехорошо улыбнулся.
– Ты не берешь в расчет Стаса Чернова, малыш. А пора бы уже сделать это – вслед за своим приятелем Аланом. И еще – попытайся провалиться. Ты сам, твое самомнение и твои бабки.
На этом их разговор закончился – Даня отключился.
– Что ему нужно? Как думаешь, он реально торчит под моими окнами? – с опаской спросила я, забирая телефон.
– Не знаю. Как бесит, а! – На лице Матвеева было написано неприкрытое раздражение.
– Может, ему правда стыдно? – задумчиво спросила я. – Хочет извиниться…
Даня жестко усмехнулся.
– Не думаю. Таким, как он, не бывает стыдно. Не идеализируй зло, Дашка. Зло навсегда останется злом, даже если наденет белые одежды.
– Ты прав, Дань, но мало ли, к каким выводам пришел Савицкий? Может быть, в нем проснулась советь? – Пожала я плечами. В глубине души мне хотелось, чтобы Савицкий действительно раскаивался в своих поступках. Чтобы ему было тошно от самого себя. Чтобы он задумался – вправе ли он был поступать так низко и подло?
Люди должны признавать свои ошибки, иначе они никогда не изменятся.
Простила бы я Влада, если бы он искренне раскаялся? Возможно, когда-нибудь, когда отошла бы от всего того кошмара, который, слава богу, закончился. Держать в душе настоящую ненависть – обжигающую, смешанную со страхом, – тяжело. Лучше избавиться от этого груза, чтобы не портить себе жизнь.
Стала бы поддерживать отношения? Разумеется, нет. Никогда.
– Мне начинать ревновать? – приподнял бровь Даня.
– А как же доверие, о котором мы столько говорили? – я попыталась повторить за ним, но поднимать высоко одну бровь у меня получалось не слишком хорошо. Тогда я попыталась повторить этот трюк с другой бровью, но опять ничего не вышло.