Ненавижу. Хочу. Люблю
Шрифт:
По моим щекам уже медленно стекают слёзы. А Гриша слушает, задержав дыхание. Его тело напряжено до предела. Понял, к чему я веду…
— В шестнадцать лет я решила, что не буду так жить. Любой ценой выберусь из этого болота. Поступить после школы я никуда не смогла, оценки оставляли желать лучшего, а денег на платное обучение, естественно, не было. Там, куда меня могли бы взять, я учиться не хотела. В семнадцать начала работать, зарабатывать свои первые деньги. Помогала маме, начала красиво одеваться. Изменила себя. Я хотела встретить принца на белом Мерседесе и жить богато и счастливо… Но потом встретила тебя… — сжимаю рукой кожу на Гришином предплечье. Знал бы он, как же тяжело мне об этом всём рассказывать… —
Гриша приподнимается, из-за чего я тоже привстаю. Он переворачивается на спину и притягивает меня к себе на грудь. Начинает гладить меня по голове, плечу, сжимать, губами упираясь мне в макушку.
— Не плачь…
Лёжа на его груди, я слышу, как быстро бьётся его сердце. Или это моё сошло с ума?
— Тогда… мне казалось, что любовь — это слабость, которую я не могла себе позволить. Не хотела… Я не хотела прожить жизнь, как мама. Я так боялась жить, как она!.. — громко всхлипываю и ещё сильнее прижимаюсь к Грише. — Я очень старалась быть сильной. Но слабостью оказалось бежать от них… И от тебя… Прости… Я так сожалею о том, что сделала…
Зажмуриваюсь до боли в веках, глубоко вдыхаю, выдыхаю и вытираю быстро сырость с лица. Наконец останавливаю поток слёз, насильно успокаиваюсь. Ненавижу реветь, особенно перед кем-то.
Я сделала это. Попросила у него прощения. Не знаю, простит ли он когда-нибудь, но главное, я это сделала…
Гриша молчит. И я не хочу прерывать эту звенящую тишину. Знаю, что ему нужно подумать над моими словами. И понимаю, что это ещё не всё. Я совершила столько ошибок, что и жизни не хватит, чтобы вымолить прощения…
Глава 14
Медленно открываю глаза, а на лице сразу расцветает улыбка. Чувствую, как в зад упирается утреннее стояние Гриши. Прижимается тесно своим горячим, обнажённым телом. Его рука на моей груди, он даже во сне меня лапает.
Тихо смеюсь, стараясь не разбудить этого неутомимого зверя.
Чувствую приятную боль в мышцах всего тела. Вчера мы, наверное, применили все позы из «Камасутры».
Закусываю губу, снова улыбнувшись.
Давно я не просыпалась в постели с мужчиной. Как же это прекрасно — просыпаться в тёплых объятиях. Хочется мурлыкать, как кошечке. Тихонько отрываю руку Гриши от себя, пытаясь встать с дивана. На что он рычит и стискивает меня в объятиях ещё сильней. Но я не сдаюсь и с третьей попытки у меня всё же получается выбраться из постели. Гриша переворачивается на спину, закидывает одну руку за голову и дальше сладко сопит.
Такое чувство, что он снимается для обложки журнала. Красивое, расслабленное лицо. Утренний беспорядок на голове. Красивое, в меру накачанное тело. Лишь самое главное скрывает простынь.
Вкусный…
Встряхиваю головой, втянув обратно вытекшую слюну. Надо взять себя в руки, ведь я собиралась приготовить завтрак. Не ела со вчерашнего обеда, а за ночь сбросила ещё пару тысяч калорий. И, по-моему, мой желудок прирос к спине. Ощущения именно такие.
Отыскиваю взглядом Гришину футболку. Классика жанра. Но я так давно этого не делала, что удержаться просто не в силах. Вдохнув запах Гриши с тёмно-серой ткани, быстро натягиваю на себя и на цыпочках бегу в ванную. Умываюсь и фокусирую взгляд на своём отражении в небольшом настенном зеркале. Покраснения и небольшие синяки виднеются на шее. Оглядываю всё своё тело и охреневаю. Руки, живот, бёдра. Всё тело в таких отметинах. Что в принципе неудивительно. Я не преувеличу, если скажу, что Гриша был словно оголодавший зверь. И я. Кусала и всасывала его кожу, царапала. И вряд ли эти отметины исчезнут до понедельника. И, догадываюсь, Котова это нисколько не обеспокоит.
Снова картинки
начинают крутиться острой, горящей спиралью, утягивая в круговорот мысли и кислород. Дыхание учащается, а низ живота приятно потягивает…«Твою мать, Котов!» — вновь встряхиваю головой и шлёпаю на кухню.
Включаю тихонько радио и начинаю приготовление. Решаю сделать горячие бутерброды и пожарить яичницу. Раньше Гриша обожал мои творения на быструю руку. Надеюсь, он не избаловался и может есть обычную еду?
Нарезаю хлеб, сверху кладу колбасу, затем сыр и отправляю в микроволновку на полторы минуты. Беру три яйца, разбиваю в сковороду и закрываю крышкой. Это для Гриши, он любил, когда желтки почти готовы, но ещё можно макнуть хлебом…
Вспоминаю с каким аппетитом он всегда её уминал и снова улыбка расцветают на лице…
Пока готовлю, наяриваю попой под песни на «Русском радио», разливающиеся из динамиков тёплой ностальгией по стенам маленькой кухни. При этом подпеваю себе под нос.
— Гм-м-м… забирай меня скорей… и целуй меня везде… Ла-ла…
Но вдруг слышу за спиной…
— Как вкусно пахнет…
Резко разворачиваюсь и вижу Гришу. Стоит в одних боксерах, потирает глаза и улыбается мне. Боже! Ничего прекраснее я не видела уже давно! А его улыбку несколько лет. Она у него шикарная…
Улыбаюсь в ответ.
— Доброе утро! Готовлю завтрак! Садись! — указываю лопаткой на стол, где уже стоят готовые бутерброды, его яичница и кофе. Моя ещё готовится.
Он переводит взгляд на мои кулинарные «изыски» и… Смеётся! Раскатисто так, с откидыванием головы назад.
Я тут же хмурю брови возмущённо.
— Что смешного?!
Он, наконец, успокаивается и, посмотрев вновь на меня, перестаёт улыбаться. В два шага подходит ко мне, берёт моё лицо в руки и жадно целует, при этом сильно прижимая к столешнице.
Я ничего не поняла! Ну да ладно! Кидаю лопатку назад, обхватываю его спину и отвечаю на поцелуй.
— Просто давно такого не ел… — проговаривает быстро, оторвавшись на секунду, и снова накидывается. Кусает губы, обхватывает язык.
— Это плохо?.. — шепчу, задыхаясь.
— Это очень хорошо… — выдыхает, сжав мои ягодицы в своих ручищах. А я после этих слов улыбаюсь ему в рот. Понял, что будет, скажи он мне обратное? Правильно, меня нельзя расстраивать…
Уже вовсю чувствую, как Гриша возбуждён. Прижимает меня всё сильнее, упираясь своим стоячим другом. Эй! А я есть хочу!
Когда всё же один голод перевешивает другой, я кладу руки на его грудь и надавливаю, отодвигая от себя и прекращая поцелуй.
— Сначала поедим! Я умираю с голоду!
Он снова смеётся и, укусив тихонько меня за нос, отходит сесть за стол.
А я веду носом, учуяв запах горелого…
— Твою налево! — вскрикиваю и быстро выключаю конфорку. Моя бедная яичница пала в бою храбрых! Тыкаю лопаткой в горелку и ещё раз неприлично ругаюсь.
— Иди ко мне, — хватает Гриша меня за руку и сажает к себе на колени. — Я поделюсь с тобой.
Обнимаю одной рукой его за шею и впиваюсь в его профиль, разглядывая и наблюдая за тем, как сосредоточено он разделывает яичницу. Хотелось бы сказать, что всё как раньше. Совместный завтрак, я у него на коленях, он или я кормим друг друга. Смех и поцелуи. А потом и секс здесь же на стуле. Улыбаюсь воспоминаниям, пока в горле образовывается ком. Хотелось бы сказать, но всё уже совсем не так…
Сердце больно сжимается от понимания, что всё это лишь на выходные.
Гриша поворачивается ко мне с улыбкой, поднося вилку с кусочком к моему рту. Я медленно захватываю её, смотря ему в глаза. Где вижу всё того же весёлого и безбашенного Котова. Моего дикого тигра и ласкового котика одновременно. Где вижу лучшее время своей жизни. И он, похоже, тоже улавливает в моём взгляде отголоски прошлого. Улыбка медленно сползает с его лица, плечи напрягаются.