Ненавижу. Хочу. Люблю

Всхлипнув, обхватываю его руки на своих щеках и быстро киваю.

— Тоже не могу… Гриш, — хватаюсь за шею и целую. Глубоко со всей болью и неожиданным облегчением. Со всей страстью. В закрытых глазах скапливаются слёзы, выгоняю их, тоже сильно зажмурившись. — Люблю тебя…

Гриша подхватывает меня под ягодицы и садится со мной на диван. Сжимает лихорадочно. Целует по-больному. Морщится…

— Малышка моя… Тоже люблю… Пиздец, как люблю…

Смеюсь сквозь слёзы и снова погружаюсь в поцелуй. Если с матом, значит, действительно сильно. Семь лет назад он только так и признавался.

Только так. Потому что чувства на пределе, на самой вершине. На краю возможного.

И… он же вспомнит это завтра, протрезвев?!

Глава 18

Вы, наверное, думаете, что после признаний у нас был страстный секс?! Мы оба сгорали от любви и страсти?! Ха-ха! После поцелуев и объятий мы сидели обнявшись. И Гриша уснул… Он просто уснул! Я уложила его на диван (он был не расправлен), сняла с него брюки и рубашку. Отчего с меня сошло семь потов. Он же тяжёлый, как бык! После сходила в душ и легла рядом, обняв его рукой и ногой. Внутри сидел небольшой страх, что на утро он не вспомнит ничего…

Но я успокаивала себя тем, что его взгляд хоть и был пьяным, но в то же время он был и осознанным.

В голове крутились ещё миллион мыслей. И что теперь?! Он всё так же женат! Наши проблемы никуда не испарились.

Но я плюнула на всё, прижалась к любимой горячей груди и уснула…

***

— М-м-м… — сквозь сон слышу стоны рядом с ухом и чувствую шевеления под собой.

Резко открываю глаза и прохожусь взглядом вверх, а затем вниз. Я полностью лежу на Грише, обхватив его, как коала дерево. Поднимаю голову и вижу, как он пытается проморгаться и морщится.

— Доброе утро… — мурлычу я, потеревшись носом о его грудь.

— Сколько я вчера выпил? — тихо и хрипло стонет он, вызывая мою сочувственную улыбку.

— Похоже, до хрена.

Гриша резко выдыхает, скинув одну руку с дивана.

— Блять… Как мне плохо…

И я понимаю и очень даже сочувствую ему, но в голове вспыхивают иные мысли. Более значимые и волнующие.

— Ты хоть помнишь, что вчера было? — осторожно спрашиваю его, и сердце замирает в ожидании, а взгляд, как следователь, ищет малейшую зацепку на его лице, чтобы раскрыть это похмельное «дело».

Какое-то время он молчит, хмурится, жестоко убивая одну мою нервную клеточку за другой.

— А что вчера было? — наконец выдаёт он, но вырвав из меня этим тихий писк. — И что я у тебя делаю?

Пипец!

— Ты что, ничего не помнишь?! — вскрикиваю я и резко дрыгаю ногами, в попытке слезть с него.

Гриша тут же стискивает мою тушку двумя руками и, морщась, тихо смеётся.

— Помню-помню, не вопи.

— И что ты помнишь? — подозрительно щурюсь я.

— Ну, как дал в морду этому придурку… — изображает усердный мыслительный процесс.

— А ещё? — спрашиваю, уже теряя терпение.

— Что-то горело вроде…

— Ты издеваешься?! — снова начинаю вырываться, а он вновь сжимает меня и смеётся.

— Я люблю! люблю тебя!

— Ты специально?! — пыхчу, как ёж, укладывая подбородок на его грудь.

— Ага!.. М-м… — очередная его попытка рассмеяться обращается в стон боли.

— Так тебе и пусть! Меньше пить будешь и избивать ни в чём неповинных людей!

Я зла на него! Издеватель! А у меня чуть приступ не случился! И даже то, что помнит всё, не умаляет моего гнева за разрушенные нервные клетки!

— А вот за это всё я тебя отшлёпаю… Только сначала таблетку выпью, — издаёт он хриплый смешок.

Я вновь пытаюсь встать, чтобы дать Грише ту самую таблетку, но он мне снова не даёт это сделать. Переворачивается со мной и подминает меня под себя. Трётся носом о мою шею, щёку, касается губ…

— Фу, Котов, ну и запашок! — возмущаюсь я, пытаясь увернуться от ядовито-похмельных паров.

Он смеётся и кусает меня за губу.

— Люби меня любого!

— Окей! Только зубы сначала почисти!

Вздыхает всё-таки и медленно садится, держась за голову. Ко всему прочему у него разбиты бровь и губа. Просто шик!

— Сиди, сейчас лечить тебя будем! — приказываю я командирским тоном, вставая с дивана, и иду за аптечкой.

Вкладываю ему в ладонь аспирин, а в другую протягиваю стакан воды.

— Спасибо… — выдыхает Гриша и откидывается на спинку дивана, когда жидкость и таблетка оперативно отправлены в путь.

Теперь я достаю перекись, ватку и пластыри. Сажусь на него и начинаю обрабатывать раны.

— М-м-м… — в очередной раз стонет он от боли. А рана на губе сильная…

Дую на неё.

— Терпи, солдат!

Гриша вдруг обхватывает меня за ягодицы и сжимает. Резко распахивает глаза и смотрит в мои. От его пронизывающего взгляда тело моментально покрывается мурашками.

Но я продолжаю тихонько обрабатывать, пока он неотрывно меня разглядывает.

— Я тебе говорил, что ты самая красивая? — его голос тихий и глубокий. Эти вибрации волной проникают между ног и задевают мои «струны», из-за чего приходиться поелозить на его бёдрах.

Прочищаю горло и так же тихо отвечаю:

— Говорил…

— А что я хочу только тебя?

Рука с ваткой тут же замирает над ранкой. Я тяжело сглатываю.

— Нет…

— Я хочу только тебя, — повторяет хрипло, смотря уже на мои губы. А затем резко привстаёт, всё так же держась за ягодицы, и обхватывает мои губы.

Я выпускаю всё из рук и обнимаю ими Гришу за шею, вплетаю пальцы ему в волосы. Он морщится и постанывает от боли, но не прекращает свой властный поцелуй. Просовывает глубоко свой язык, всасывает мой. Попеременно захватывает то одну губу, то вторую.

А у меня между ног уже снова всё полыхает от нетерпения и жажды.

— Голова уже прошла? — шепчу, задыхаясь, между поцелуями.

— Я в процессе лечения… — опрокидывает меня спиной на диван и проводит языком по моему горлу. — Срочно нужна глубокая терапия…

Я хихикаю ему в рот, а в следующую секунду тяну ноту в протяжном стоне, потому что Гриша уже снял свои боксеры и упёрся во влажную сердцевину трусиков горячим колом.

Но, прежде чем воткнуть в меня его, он раздевает меня окончательно, покрывает тягучими поцелуями моё тело. Шея, грудь, живот…