Ненавижу. Скучаю. Люблю

Закрывшись на замок в комнате, я плюхнулась на кровать и начала распаковывать послание. Удивительное дело: получателя и отправителя не было. То есть кто-то выловил ребенка, всунул ему конверт в руки и дал точные указания. Интересно. Аккуратно распечатав верхнее основание, я вытащила лист бумаги. Он выглядел таинственно, словно манускрипт из прошлого века. В груди все сжалось от любопытства, я прикусила край нижней губы и принялась читать письмо, между прочим, выведенное очень красивым и аккуратным почерком.

«Я буду ждать тебя у детской горки. Сегодня. Завтра. И все триста шестьдесят дней в году. Пока однажды ты не вспомнишь, что я когда-то тебе нравился.

Навечно твой А.»

Я зажмурилась, стиснув зубы, а потом не выдержала и подскочила с кровати. Прижала письмо к груди и закружилась как дурочка по комнате. Едва слышно визжала, не в состоянии поверить. Это же Антон! Мой Антон! Стоп! Это что ж получается: он пригласил меня на свидание? Меня? На свидание? Таким необычным способом? А говорят, мужчины нынче не романтики.

Радость меня переполняла. Ну и конечно, я не планировала отказываться от встречи. Поэтому быстренько облачилась розовую юбку чуть выше колен, прямого покроя, кремовую кофточку с длинными рукавами, повязала волосы в косичку, подвела немного глаза. Схватила кардиган и пулей выскочила в коридор.

В этот момент из зала вышла мама. Она так пронзительно на меня посмотрела, что каждая клеточка отдала в позвонке. Да, может, я и не совсем правильно веду себя по отношению к ней, но, пожалуй, у нас это взаимно.

— Пока, — произнесла я, ожидая услышать сто и один вопрос. Но мама лишь хмыкнула, развернулась и скрылась на кухне. Собственно, это была большая удача, иначе и не назовешь.

Благополучно я выскочила из подъезда, огляделась, и, не заметив нигде поблизости байка Антона, пошла в сторону детской площадки. Пока шла, несколько раз поправила волосы, все казалось, чего-то в образе не хватает. Губы пересохли, но они так и расплывались в улыбке. А когда я увидела Левакова, который стоял у горки с большой белой пушистой ромашкой, окончательно растеряла боевой дух. Боже! Какая это была ромашка! Таких уже и не найти нигде: пышная, с длинными лепестками, а середка словно окрашена в яркий золотой цвет. Так и хотелось оторвать один из лепестков и произнести волшебную считалочку про лети через запад на восток и быть, по-моему, вели.

Да и Антон сам выглядел хорошо: горчичные скинни, белая водолазка под горло, через которую выделялись его спортивные руки и даже грудь. От одного вида можно было смутиться, что, собственно, со мной и случилось. Кровь в венах залилась кипятком, прильнула к щекам, и я почти растаяла как льдинка под сорокаградусной жарой.

— Привет, — произнесла робко, подойдя ближе. Леваков моментально повернулся и выдал мне самую ослепительную улыбку, какую только мог. Глаза его переливались бликами, мои полагаю тоже.

— Привет, хорошо выглядишь, — сказал Антон, скользнув по мне взглядом. Затем сделал шаг вперед, наклонился и… чмокнул в щечку. Позвонок прошибло током, и я едва устояла на ногах, до того волнительно было.

— Спасибо. А у тебя ромашка красивая.

— Я подумал, что розы ты не заценишь, — он протянул мне цветок, и я прыснула со смеху, обхватив стебелёк дрожащими пальцами.

— А ты меня оказывается, хорошо знаешь.

— Мы вообще-то с тобой три года знакомы, Снегирева. Я прекрасно осведомлен о твоих вкусовых пристрастиях, — деловито заявил Антон. Вот тут я немного опешила.

— Например.

— Хочешь, угощу тебя клубничным молочным коктейлем?

— Можно. Постой, а откуда ты… ты специально сказал про клубничный? — удивленно захлопала ресницами я, понимая, что это стопроцентное попадание.

— Ну, так, — Антон поиграл бровками, затем взял меня за руку, переплетая наши пальцы, и повел за собой в сторону выхода из двора. Откровенно говоря, я до сих пор не могла поверить, что мы вроде как… вместе. Идем за руку. Целовались. Сердце в груди сходило с ума от переизбытка эмоций, так и прыгало мячиком, заставляя каждый орган внутри изливаться теплом.

Я шла рядом с парнем своих грез, иногда поглядывала краем глаза на него, а он что-то с интересом рассказывал, про то, как добывал эту волшебную ромашку. На самом деле, ему за ней пришлось ехать аж на другой конец города, ведь в обычных цветочных продают только специально выращенные голландские розы.

Мне нравилось слушать Антона, его голос согревал, подобному самому теплому шарфу в мире. И держать за руку нравилось. В миг я почувствовала себя особенной. Принцессой. Да, звучит, очень приторно и ванильно. Но именно так я себя ощущала.

Мы пошли пешком до парка, мимо дороги, разных магазинчиков, и громких прохожих. А уже в самом парке, наткнулись на турецкое мороженое. Мальчик в красной шапочке и жилетке, демонстрировал фокусы с вафельным стаканчиком, заставляя покупателей смеяться и ждать продолжения. Заметив мое любопытство, Антон потянул нас тоже к лавке. С цен я, конечно, откровенно говоря, обалдела, но отказываться не стала.

— Так вкусно, — заявила я, растягивая шоколадное мороженое, словно тягучую карамель. Вкус был необычный, вроде и сладкий, а вроде и с горчинкой.

— Какой-нибудь кавказец не поймет его шуток, и вместо улыбки даст в табло.

— Ой, да ладно. Тут же все понятно! Это шоу.

— Ну да, хотя мороженое вкусное.

В ответ я радостно закивала, и улыбнулась. А потом мы пошли на картинг, и дали два зачетных круга. Я визжала, Антон смеялся. Специально ускорялся на поворотах, и в этот момент, я прижималась крепче к его руке. Видимо ему это понравилось. Сама сесть за руль не решилась, мало ли не справлюсь с управлением и улечу. Лучше уж на пассажирском.

После картинга мы поднялись на верхнюю площадку и прокатились на колесе обозрения. Солнце еще не село, поэтому любовались видами мы в жаркой кабинке, под теплыми лучами и на горячих сидениях. Вышли варёные, купили лимонад и плюхнулись на свободную лавку, под пышным зеленым деревом. И как нельзя, кстати, напротив уселась парочка. Парень перекинул ногу, а девушка облокотилась ему на грудь, упираясь своей спиной. Смотрела я на них с чувством белой зависти. Хотя мое сердечко, итак, прилично екало, а щеки не переставали краснеть. Но от еще большей близости, я бы не отказалась.