Ненужные дети. Прошлое между нами
Шрифт:
Теперь молчу я. Потому что вижу в глазах Антона пробежавшую тень. Это что? Грусть? Горечь? Боль? Ему самому плохо от того, в каком состоянии сейчас находится та девица... Вот что я вижу на его лице!
— Простить можно все, но предательство не всегда получается, Антон. Мне, честно говоря, совершенно плевать, какие у вас отношения. Что творится с ней, а что с тобой. Но любовь... Такая зараза, — издаю тихий смешок. Разговариваю так, будто передо мной стоит не тот человек, который называл меня крысой, а давний друг. А все потому, что я вижу в его глазах раскаяние. — Если любишь, — подаюсь чуть вперёд. — Либо отпусти,
Антон мне не отвечает. Встаёт с места, будто что-то для себя решив, натягивает на лицо улыбку.
— Прости ещё раз, Маш. Был не прав. Бумерангом все прилетело, но... Мне жаль, что вы с Виктором потеряли столько лет... Виноват. Прости.
Взъерошив волосы ладонью, а потом почесав подбородок, он открывает дверь, за которой уже стоит секретарша и ахает от неожиданности, увидев перед собой мужчину. Антон впускает ее, только потом сам уходит, сказав, что не хотел ее пугать. Передав женщине папку, желаю приятного дня, на что она тихо хмыкает. Понятно, Анатолий Михалыч не в настроении, и орет на всех подряд.
«Ты у себя? Одна?» — прилетает сообщение от Амирова ближе к обеду.
«Да. Да.» — отвечаю на оба вопроса.
Он не заставляет себя долго ждать. Через десять минут Виктор уже сидит напротив меня, что-то ищет в своем планшете. Находит, протягивает мне.
— Ты с ним знакома? — показывает фото мужчины.
— Да, он был главным бухгалтером. Месяц назад вынужденно улетел в Штаты. Вернулся?
Виктор выдыхает.
— Он уволен.
Я не удивлена. Сергей был самодовольным типом. И, наверное, новый босс ему не понравился. Потому что Амиров тоже самодовольный, но при этом чересчур требовательный, как вчера выразился Ник, когда ночью позвонил мне, дабы сообщить последние новости. А Сережа не любил находиться в офисе постоянно, больше удаленно работал. Видимо, новые правила его не устроили.
— Вообще фиолетово, — пожав плечами, беру в руки телефон. Какая ему разница, знаю я Сергея или нет? Это просто повод, чтобы притащиться ко мне. — Ещё что-то спросить хотел? У меня работы уйма. Надо успеть до вечера.
— Хотел попросить... — говорит таким тоном, что я поднимаю на него глаза и выгибаю вопросительно бровь. — Хочу в сад за детьми с тобой поехать, если ты не против.
Отложив телефон, складываю руки на столе и склонив голову на бок, усмехаюсь.
— Я тебя попросила ждать.
— Не могу, Маш. Представь себя на моем месте.
— Нет, не хочу... Я бы ни в коем случае... Как бы не сложились обстоятельства, никогда не использовала бы слово «аборт». Поэтому мне тебя не жалко, Виктор. Наоборот, хочу, чтобы ты страдал. Не нужно говорить, как сильно тебе нужны дети. Изначально ты совсем другое мне в лицо выплевывал.
Каким бы он подлецом не был, ничего плохого я ему не желаю, кроме одного: встатт, подойти к нему и расцарапать его самодовольную физиономию. До такой степени, чтобы он уродим стал.
Аж зубы сводит.
— Я просто со стороны хотя бы на них посмотреть хочу, — никак не комментирует мои слова. — Надеюсь, это ты мне запрещать не станешь?
— Не стану, если честно ответишь на мой вопрос.
— Конечно, — закатывает рукава рубашки до
локтей, взгляд на меня устремляет. Знаю, честного ответа я не получу, но хочу посмотреть, как он отреагирует. Будет ли так же пристально на меня смотреть?— Скажи мне... Сколько в твоей жизни женщин было после меня, м? Ответишь честно, завтра устрою тебе встречу с детьми, — заявляю, заранее зная, что я по-любому хотела в воскресенье их познакомить.
Глава 19
Маша улыбается. Хотя я вижу, что просто натянула на лицо маску, изображает безразличие. Ей не легко, как и мне. И говорить о левых бабах я не намерен. Бог знает, что ни о ком, кроме Маши думать не мог. Легкодоступных всегда было много вокруг, пользовался я их услугами крайне редко. А потом появилась Наташа, которая удовлетворяла меня в плане интима. Других намерений у меня не было и она прекрасно это знала.
Сейчас, сидя перед любимой женщиной и матерью моих детей, говорить о каких-то шл*хах совсем не хочется. Но Маша давит взглядом, шантажирует, ставит ультиматум. А мне улыбнуться хочется от ее дерзости и от того, как она смотрит на меня, прожигает рыру на моем лице.
— Никаких серьезных отношений за пять лет, — говорю ровно, без капли лжи.
Маша откидывается на спинку кресла. Прикладывает указательный палец к виску, делает вид, что задумывается. На губах лёгкая улыбка, а в глазах сомнение.
— А несерьезных отношений, Виктор?
Бьёт. Бьёт наотмашь, ни капли жалости ко мне.
— Тебе серьезно это интересно? — подаюсь вперёд, хмурюсь.
— Угу, — крутит тем самым пальцем у виска. — У меня, наверное, крыша поехала. Мазохизм, иначе не назовешь.
Издевается, честное слово.
— После тебя никаких женщин. Ни в моем доме, ни в сердце не было, Маша.
— А на тебе?
П*#дец. Материться хочет. А лучше кулаком куда-нибудь влепить, потому что ещё чуть-чуть и я все зубы себе переломаю от того, как сильно сжимаю челюсти.
Телефон звонит. И я мысленно благодарю того человека. Под пристальным взглядом Маши принимаю звонок Антона.
— Я уезжаю, — говорит он.
Слышу шум дороги.
— Куда?
— В Москву.
— Что-то случилось?
— Нет, вы тут с Михой и без меня справитесь. А я делами там займусь.
Врёт. Что-то явно произошло.
— Зайди ко мне. Сначала поговорим.
— Нет, брат, я в дороге. В аэропорт еду. С Машей твоей разговаривал.
Смотрю на нее. Расслабленную, щелкает клавиатурой, будто ужасно занята. Не смотрит, конечно, но я уверен, что прислушивается к каждому моему слову.
— О чем?
— Прощения попросил. Брат, если что... И ты прости. Знаю, много раз это говорил, но я не хотел, чтобы вы расстались. Просто... Я тогда той поверил.
Я вот не поверил любимой. А Антон — на слово. Даже не стал сомневаться в Насте. Я посчитал, что мать не станет уничтожать меня, но облажался. Разочаровался в собственной матери. Вычеркнул ее, а так же отца. Родителей у меня нет уже несколько лет. Которые за моей спиной столько всего натворили. В итоге добились не только того, что Маша от меня ушла. Они собственноручно потеряли родного сына точно так же, как я продолбал свою любовь.
— О чем, Антон? — повторяю я свой вопрос с нажимом. — Поясни.