Необходимо для счастья

— Сразу видно крестьянского человека.

И эти откровенные похвалы радовали Межова, и он знал, что на работу завтра выйдут все и никто не будет жаловаться, что не отдохнул или не успел окучить свою картошку. Он твердо верил в них, а они верили в него, и это надо было как-то закрепить, упрочить. Он отозвал в сторону бригадира и сказал ему, что людей как-то надо поблагодарить, сказать что-то хорошее, доброе.

— Зачем? — удивился легкомысленно Кругликов. — Ничего не надо, и так хорошо.

— Вряд ли, — заколебался Межов, чувствуя неутихающее волнение и благодарность ко всем этим малознакомым людям.

Когда все умылись и были уже готовы рассаживаться по машинам, Межов попросил минутку внимания. Его доверительно окружили, предложили встать куда-нибудь повыше, повиднее — на грузовик или вон хотя бы на телегу Антипина.

— Ничего, — сказал. Межов, волнуясь, — у меня несколько слов.

— Валяй! — крикнул Филин с порога своей сторожки.

— Да ладно, чего там, поехали.

— Постой, человек сказать хочет. Говори, председатель.

— Вы сегодня хорошо поработали, — сказал Межов в наступившей тишине. — Очень хорошо, товарищи! Я искренне рад, что встретил такой дружный, такой спаянный общими интересами коллектив. Позвольте мне от имени правления нашего колхоза выразить вам благодарность за ваш самоотверженный труд и спасение общественного добра…

Договаривая последние слова, Межов вдруг почувствовал, что они падают в пустоту, что прежняя связь с людьми неожиданно порвалась и он сказал что-то лишнее, ненужное. Толпа немо стояла, ждала, и была она сейчас далекой и такой же чужой, как в день его приезда. И лиц нельзя было разглядеть, потому что луна нырнула в облако, стало сумрачно, и в этом тягостном немом сумраке угадывались только тени людей. Когда снова стало светло, все потянулись к машинам, влезали устало, без шуток и смеха, кто-то из баб швырнул в кузов зазвеневшее ведро, на нее заворчали, чтобы не шумела, и так уж голова гудит от шума, а тут взбрыкивают.

— Потерпишь, — раздраженно ответили на ворчанье.

Межов узнал голос Ольги и удивился, что она уезжает с первым рейсом: она всегда старалась быть у него на глазах и сюда ехала вместе с ним, всю дорогу пела, а вот теперь… И хозяйки его рядом не было, и Гусман сел в первую машину.

Произошло что-то важное, непонятное и обидное, и, когда машины ушли, Межов направился к оставшимся колхозникам, которые расположились за будкой, на траве, ожидая своей очереди. Они о чем-то переговаривались, но, когда Межов подошел, смолкли, он ухватил только разочарованное: «…такой же, как прежний… начальничек, казенный товарищ…» Сидевший здесь же сторож Филин поднялся и заковылял к току, ворча, что площадку, пожалуй, испортили, завтра придется расчищать заново. За ним понуро поплелся усталый от беготни Вихрь.

— Завтра не наряжайте на работу, товарищ Межов, — сказала Пояркова, повязывая платок и заправляя под него волосы. — Отдохнуть надо.

— Так ведь комбайны пустим завтра, как же без вас?

— А это уж вам виднее, на то вы и х о з я е в а.

Больше никто не сказал ни слова, но Межов почувствовал, что колхозники молчаливо поддерживают ее, считают ее своей, а он уж отделился от них, встал по другую сторону, и отделение это произошло не тогда, когда они вместе работали, смеялись и умывались, а после этой несчастной речи, когда он благодарил их за работу.

Межов отошел к будке сторожа, где Антипин запрягал лошадь, и закурил. Антипин, по обыкновению, молчал, не обращая на Межова внимания, но, когда запряг и сел в телегу, сказал, подбирая вожжи:

— За жесть вы мне, товарищ председатель, все ж таки заплатите, мне сени покрыть надо.

— Ты же говорил, под тесом простоят?

— Ну и что? Говорил. А теперь передумал.

— Да что вы какие сегодня все?! — обиделся Межов.

— Мы всегда такие, — сказал Антипин, сердито дернув вожжи. — Н-но, трогай, черт, задумалась, кнута захотела!

И телега дернулась, застучала по невидимым ухабам, заторопилась в ночь, стуком своим говоря, что земля подсохла и завтра можно опять начинать прерванную дождем работу. Начинать почти заново.

1965 г.

ОПОЗДАВШИЙ ПАССАЖИР

Телефон зазвонил, когда Алевтина Сергеевна собиралась сойти на пристань.

— Дежурная! Дежурная! — звал высокий женский голос. — «Латвия» ушла или нет?

Голос спрашивал нетерпеливо и встревоженно. Алевтина Сергеевна уже слышала его час назад, когда «Латвия» только что пришла.

— Нет, — ответила она, — пока еще нет.

— Нет?! — ужаснулась женщина. — Сколько же она будет стоять?

— Еще десять минут, — ответила Алевтина Сергеевна.

— Еще десять!.. Господи! Кошмар какой-то. Это же невыносимо…

Алевтина Сергеевна услышала отчаянное проклятье и резкий щелчок брошенной трубки. Женщина сердилась, что «Латвия» так долго не уходит. Непонятно. Обычно в таких случаях радуются.

Алевтина Сергеевна положила трубку, заправила под берет темные, чуть седеющие волосы и вышла из дежурки.

В залах ожидания торопливо собирали вещи последние отъезжающие. На террасе вокзала остался один солдат, прилаживающий к чемодану вещмешок. У реки разноголосо шумел залитый огнями дебаркадер с пассажирами и провожающими.

Алевтина Сергеевна сошла вниз, к причалу, забралась в ближнюю лодку, сняла туфли и опустила ноги за борт. Вода в Волге была прохладная и мягкая; она тихо плескалась в борта лодки, ласково щекотала горячую натруженную кожу, осторожной волной набегала на берег, заливая искрящийся в ярком свете фонарей желтый песок.

Прислушиваясь к шорохам ночи, Алевтина Сергеевна думала, что хорошо отдыхать вот в таком месте с прохладной, все очищающей водой и свежим речным воздухом. Наверное, каждый человек имеет что-либо подобное, где он, отдыхая, отдается своим мыслям и чувствам.

Гудок отходящей «Латвии» прокатился над рекой звонко и весело. Под возбужденные крики пассажиров и провожающих теплоход уверенно развернулся и, сверкая цветными сигнальными огнями, пошел на середину темного колыхающегося плеса.

Алевтина Сергеевна вытерла мокрые ноги, обулась, вышла из лодки на мостки и поднялась к вокзалу.

В дежурке требовательно и настойчиво звенел телефон. Знакомый высокий голос, волнуясь, снова спрашивал о «Латвии».

— Ушла, — сообщила Алевтина Сергеевна с облегчением.

— А вы не скажете… мужчина… высокий такой… в сером костюме… уехал?

— Не знаю, я не была на посадке, — ответила Алевтина Сергеевна.

— А перед уходом?

— Перед уходом такого мужчины, кажется, не было. Да, не было.

— Хорошо! — прошептала трубка.

Алевтина Сергеевна услышала облегченный вздох и горячее, ликующее «спасибо». Радуется уходу «Латвии». А тот бедняга, наверное, надеется уехать, спешит и будет огорчаться, узнав, что опоздал.