Необъятный мир: Как животные ощущают скрытую от нас реальность

Через несколько лет она повторила эксперимент, на этот раз добавив еще один тревожный рокот, записанный в Кении^{498}. Теперь слоны из парка Этоша откликались на знакомые вибрации местного сигнала тревоги, а на незнакомый кенийский – нет. То есть они не только обращают внимание на вибрации, но и умеют определять, исходят ли они от знакомых слонов. Спустя еще некоторое время О'Коннелл установила, что слоны реагируют и на другие сейсмические сигналы помимо тревожных. В одном видео находящийся в гоне самец по кличке Бекхэм, уловив рокот из скрытого динамика, пускается на тщетные поиски якобы зовущей его самки^[159].

А как насчет других слоноподобных животных – мамонтов и мастодонтов, которые когда-то бродили по нашей планете? Как насчет гигантских ленивцев; короткомордых медведей, рядом с которыми современные гризли показались бы карликами; броненосцев размером с автомобиль; безрогих носорогов в десять раз тяжелее нынешних? Вся эта мегафауна давно вымерла – по вине человека и наших доисторических родичей. По мере того как мы распространялись по Земле, крупнейшие животные уходили в небытие^{499}. Эта тенденция продолжается и сегодня. Все три оставшихся вида слонов – два африканских и один индийский – находятся под угрозой исчезновения. Следующие по величине из сухопутных животных – белые и черные носороги, жирафы, гиппопотамы – тоже в опасности. Почти исчезли огромные некогда стада. В былые времена в прериях Северной Америки паслось от 30 до 60 млн бизонов, передвигавшихся многотысячными группами, но европейские переселенцы истребляли их в попытке уничтожить таким образом индейские племена, для которых бизон был основой существования^{500}. Теперь бизонов осталось всего 500 000, причем большинство содержатся на частных землях. Представьте, насколько тише стала земля без топота всех этих ног и копыт. Шесть континентов, когда-то сотрясавшиеся от поступи титанов, отзываются теперь разве что редким подрагиванием.

А человек – тот, из-за кого стихли эти вибрации, – ощущает ли он утрату? Западное общество оторвалось от земли, отрезав себя от нее обувью, сиденьями и полами. Но если бы западный человек чаще усаживался на землю вместо того, чтобы возвышаться над ней, что бы он почувствовал? Подсказку можно найти у автора по имени Мато Нажин (он же Лютер Стоящий Медведь) – вождя оглала, одного из племен конфедерации лакота. «Лакоты… любили землю и все земное, и с возрастом эта привязанность только крепла, – писал он в 1933 г. – Прежние лакоты буквально срастались с ней, они сидели или полулежали на земле, приникая к ее материнской груди… Поэтому живущий по-старому индеец и сейчас садится на землю, а не придумывает себе разные подпорки, отрывающие его от животворной силы. Сидя или лежа на земле, он мыслит глубже и чувствует острее. Он прозревает тайны жизни и роднится с другими обитателями этой земли. Она полна звуков, и прежние индейцы их слушали, иногда прижимаясь к земле ухом, чтобы слышать еще яснее»^{501}.

Тем временем, хотя связь с естественными вибрациями мы, возможно, и вправду теряем, нам удалось создать другой виброландшафт. В руках и в карманах у нас то и дело жужжат и вибрируют сотовые телефоны, сообщая о срочных новостях, предстоящих событиях и чужом внимании к нам. С помощью вибраций эти приборы связывают нас с миром за пределами нашего тела, расширяя наш умвельт далеко за анатомические границы досягаемости. Но и в этом нас, как водится, опередила другая группа животных.

– Предупреждаю, там довольно противно, – говорит Бет Мортимер. И все равно я оказываюсь не готов.

Я напросился посмотреть ее колонию пауков-кругопрядов, предполагая, что мне покажут стройные ряды отдельных клеток. Но вот передо мной открывается тяжелая дверь, и мы проходим через занавес из широких пластиковых лент в просторное помещение, которое когда-то было птичником, а теперь служит вольером свободного выгула для нескольких десятков пауков Nephila. Мы с Мортимер встаем в самом центре этого арахнариума, чтобы не влипнуть в неаккуратные паутины метровой ширины. Сами они почти не видны, но я без труда различаю их по сидящему в центре каждой большому – размером почти с человеческое ухо – пауку. В дикой природе паутина кругопряда способна удержать даже летучую мышь – настолько она широкая и прочная. Но здесь их кормят мухами, которые тоже содержатся в условиях свободного выгула. Это и есть противная часть: мух разводят тут же в углу, в компостной куче, где гниют бананы, пересыпанные сухим молоком. Слушая Мортимер, которая рассказывает мне об этой куче и о своей научной работе, посвященной волокнам паутины, я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на крупных мясных мух, садящихся мне на голову, на блокнот и на ручку. «Я вожу сюда младшекурсников, но они все до обидного брезгливы», – делится Мортимер.

Человеку, чьи глаза могут охватить всю картину разом и способны разглядеть хотя бы намек на незримые шелковые нити, это помещение представляется лабиринтом смертельных ловушек, которые дожидаются мух. Для паука с его крайне слабым зрением комнаты не существует вообще: есть только паутина и то, от чего она вибрирует. Для мух тонкие сети паутины неразличимы, пока они в них не угодят. Мне их почти жаль. «А мне нет, – говорит Мортимер. – Терпеть не могу мух». А вот пауков она обожает, и кругопрядов больше всех. Она изучает и других животных, ощущающих вибрации, в том числе водомерок, цикадок и слонов. Однако кругопряды Nephila, с которых началась ее научная карьера, «это неугасающая первая любовь, – признается Мортимер. – Я очень уважаю слонов. Но моя любовь – пауки. И, видя, как много людей заблуждается на их счет, я еще больше хочу петь им дифирамбы»^[160].

Пауки существуют почти 400 млн лет, и, скорее всего, ровно столько же они производят свои волокна, паутину^{502}. Эти волокна – чудо инженерного искусства. Легкие и эластичные, они могут быть крепче стали и прочнее кевлара^{503}. Пауки делают из них коконы для яиц, устраивают логова, висят на них в воздухе и взмывают в небо (об этом позже). Но самый известный способ их применения у многих видов – круговая ловчая сеть.

Ловчая сеть – это силки, позволяющие перехватывать и обездвиживать летающих насекомых^{504}. А еще это система наблюдения, расширяющая охват чувств паука далеко за пределы его тела. На этом теле имеются тысячи щелевидных сенсилл – таких же прорезей, чувствительных к вибрации, как те, благодаря которым улавливает сейсмическую активность жертвы дюнный скорпион. Но у пауков эти щели сосредоточены и вокруг суставов, где они сгруппированы в так называемые лировидные органы. С помощью этих чрезвычайно чувствительных органов все пауки ощущают вибрации, прокатывающиеся через любую поверхность, на которой они сидят. Для тигрового блуждающего паука из предыдущей главы такой поверхностью служит земля. Для плетущих ловчие сети – например, кругопрядов Nephila – это паутина. Такие пауки сами создают поверхность, вибрации которой они будут улавливать. Поэтому ловчая сеть – это не просто субстрат, такой же как почва, песок или стебли растений. Она сплетена пауком и выступает его продолжением. Это тоже составляющая его сенсорной системы, как и щелевидные сенсиллы на теле.

Подобно паукам Nephila из арахнариума Мортимер, большинство кругопрядов усаживаются в центре своей ловчей сети и ставят ноги на радиальные нити, по которым вибрации стягиваются словно в воронку. В таком положении паук отличает вибрации, вызываемые ветром или упавшим листом, от вибраций, которые создает барахтающаяся добыча^{505}. Скорее всего, он вычисляет местоположение этого барахтанья, сравнивая силу вибраций, докатывающихся до каждой из ног^{506}. Он способен оценивать и размеры своих пленников и к более крупным приближается с большей осторожностью или не трогает их совсем^{507}. Если жертва перестала трепыхаться, паук отыскивает ее, намеренно дергая за нити паутины и «слушая» вибрационное эхо^{508}. При ловле добычи вибрации затмевают все остальные стимулы. Даже если вкусная муха будет жужжать прямо над головой кругопряда, он просто отмахнется от нее ногой. Муха опознается как добыча, только когда сотрясает паутину.

Эту абсолютную зависимость кругопрядов от вибраций многие животные научились эксплуатировать, маскируя свои движения. Крохотный паук-росинка Argyrodes ворует добычу у более крупных пауков вроде Nephila, «взламывая» их сети^{509}. Спрятавшись где-нибудь поблизости, он протягивает несколько паутинок к центру и вдоль радиальных нитей ловчей сети Nephila, технично врезая свою сенсорную систему в систему более крупного охотника. Таким образом он узнает, когда Nephila кого-то поймал и опутал паутиной, оставив на хранение. Тогда паук-росинка подбегает и съедает добычу сам, часто отрезая спеленутую жертву от основной сети, чтобы хозяин не мог больше за ней следить. Argyrodes действует осторожно, чтобы не выдать себя собственными вибрациями. Он бегает по паутине только одновременно с Nephila, а когда тот останавливается, шевелится медленно и плавно. Кроме того, он удерживает все отрезанные нити, чтобы не вызвать подозрений у хозяина, когда их натяжение внезапно ослабнет. Благодаря этим уловкам вор почти всегда остается непойманным. В одну ловчую сеть кругопряда Nephila могут одновременно врезаться до 40 таких пройдох.

Есть и те, кто не разменивается на мелкие кражи еды и переходит к разбою со смертоубийством. Некоторые насекомые из семейства хищнецов двигаются так осторожно, что украдкой подбираются прямо к пауку, чтобы прикончить его на собственной паутине^{510}. Паук-скакун Portia, поедающий других пауков, резко дергает сеть, имитируя падение веточки, и под этим вибрационным прикрытием нападает на кругопряда^{511}. И Portia, и хищнецы умеют дергать паутину, подражая вибрациям запутавшейся жертвы и выманивая таким образом охотника. Они никак не маскируются внешне, но, пока их вибрации ощущаются так же, как вибрации от насекомого, прутика или дуновения ветра, кругопряд не заметит разницы. Он живет, как выразился Фридрих Барт, «в маленьком тканом мирке, наполненном вибрациями»^{512}.

Кругопряд не только самостоятельно сооружает свое вибрационное мироздание, но и настраивает его, словно музыкальный инструмент. Диапазон у этого инструмента просто огромный. Стреляя из пневматического пистолета по отдельным нитям паутины и анализируя их движение с помощью скоростной камеры и лазера, Мортимер пришла к выводу, что некоторые типы волокон могут передавать вибрации в гораздо более широком диапазоне скоростей, чем любой другой известный нам материал^{513}. Теоретически паук умеет менять скорость и силу вибрации, варьируя жесткость паутины, натяжение нитей и общую форму сети. Он может делать это при плетении новой сети – выделяя паутину из паутинных желез с разной скоростью, создавая нити разной толщины или натягивая их потуже, – а может модифицировать уже сплетенную сеть, добавляя, убирая или подтягивая те или иные нити^{514}. Он учитывает естественную способность паутины сокращаться от влажности, а потом располагает эти натянутые нити точно как надо. Неизвестно, в какие именно моменты кругопряд может решить проделать что-то из вышеперечисленного, но возможность подстраивать свои чувства и творить собственный умвельт в соответствии со своими потребностями у него совершенно точно имеется.