Необычное литературоведение

А вот частушка, приводившая самого Маяковского в восхищение своей звукописью:

Дорогой и дорогая, Дорогие оба, Дорогая дорогого Довела до гроба.

По частушкам можно воссоздать историю народа с начала нашего века до недавних времен. Русско-японская война:

Много сосен, много елок, Много вересиночек, Из-за проклятого японца Много сиротиночек.

Революция 1905 года:

Бога нет, царя не надо, Губернатора убьем. Податей платить не будем, Во солдаты не пойдем.

Столыпинская реформа:

Через года полтора Все уйдут на хутора. Худо ль, лучше ль будут жить, А нет охоты выходить.

Первая мировая война:

Уж ты, молодость моя, Куда же ты девалася? По окопам, по землянкам Скоро истаскалася.

Революционный 1917 год:

Николай любил калину, А Распутин — виноград, Николай проел Россию, А Распутин — Петроград.

1917 год. Октябрьская революция:

Ходят волны по реке Белыми барашками. Переполнен Петроград Матросскими рубашками.

Октябрьская революция:

Мы идем наудалую, Все равно нам пропадать, За Коммуну молодую Рады жизнь свою отдать.

Гражданская война:

Офицерик молодой, Ручки беленькие, Ты катись за Кавказ, Пока целенький.

20-е годы:

Купи, мама, мне на кофту, Постарайся кумачу. С комсомольцем гулять буду, С богатеем не хочу.

30-е годы:

Задушевная товарочка, Запишемся в колхоз, Сошьем беленькие кофточки, Пойдем на сенокос.

Великая Отечественная война:

Как я гляну на часы — Половина пятого. Все равно мы разобьем Гитлера проклятого.

Послевоенное время:

Вот окончилась война, Я осталася одна. Я и лошадь, я и бык, Я и баба, и мужик.

«Русский человек выработал для частушки общую, до предела мудрую, простую и осмысленную музыкальную форму, — пишет поэт Виктор Боков. — Ее слышат и певцы и гармонисты. Частушечные наигрыши последних причудливы, как русские кружева и вышивки, ярки и броски, как дымковские глиняные игрушки, как работы Мстеры и Палеха, рельефны, как богородская резьба.

В частушке наличествуют все краски — от самых грубых, плакатных, где смех не сдерживается никакими оглядками на то, „что можно и что нельзя“, до самых тончайших акварелей, в которых уловлена вся сложность душевных волнений и переживаний, все самые разнообразные трагедии и комедии быта. Печаль, гнев, раздумье, светлую грусть, волевую, энергичную радость — все найдешь в этом огромном океане народного творчества, как и в самой жизни.

И во всем богатстве чувств, характерных душевных жестов и движений выпукло вырублен в частушке русский человек, слышится удивительная русская речь, которую так жадно умели слушать и Пушкин, и Лев Толстой, и Островский.

Частушка — новая область художественного творчества русского человека. Отойдя от исконных форм и черт русской традиционной песенности, частушка уберегла дух народа, его характерные, исторически сложившиеся черты: удаль, смелость, общительность, любовь к острому слову, к шутке, к обличению зла».

Этим гимном младшей сестре песни, вырвавшимся единым выходом из уст моего товарища, который сам умеет мастерски складывать и исполнять частушки, я хочу закончить о ней разговор. В конце лишь замечу, что частушка широко вошла в творчество современных поэтов. Ее ритмы и краски, остроумие и афористичность используются многими поэтами в стихах и поэмах.

* * *

Предшествующую часть главы мы посвятили рассмотрению лирической стихии народного творчества. Обратимся теперь к его эпической струе — большим поэтическим формам былины и исторической песни. Вернее сказать, это не струя, а целая река, широкая, глубокая, величавая. И как у реки, есть у нее свои берега — живая история народа. На тех берегах горделиво красуются славные города — княжеский Киев и вольный Новгород; на прибрежных холмах стоят богатырские заставы, стерегущие Русь от половцев и татар; в дремучих лесах, подступающих вплотную к реке, еще справляются языческие тризны и свищут Соловьи-разбойники; из устья реки видно окиян-море, и плывут по нему корабли в далекий Веденец, святой Ерусалим, богатую Индию.

И отражаются в реке белокаменная София и расписной терем Владимира Святославича; строгий лик княжеского дяди Добрыни и безусое лицо поповского сына Алеши; птичьеглавые ладьи Садко — богатого гостя и Василия Буслаева, который, остепенившись на старости лет, станет из ушкуйников посадником новгородским. Течет река, колыхая эти отражения, причудливо их смешивая и преображая.

А над рекой веют свежие и вольные ветры первых веков русской государственности. С берега на берег переносят они мощные и прекрасные звучания. Гудит вечевой новгородский колокол, и откликаются ему колокола в Киеве и Чернигове, Ростове и Суздале. Шумит княжеский пир, и бушует народное вече. Стучат богатырские мечи, и свистят каленые стрелы дружины. Звенят яровчатые гусли Бояна, и вещий голос его поет славу своему времени.

Красивый и щедрый мир встает перед нами в былинах, которые сами исполнители их называли ст'aринами, подчеркивая их обращенность в прежние, стародавние времена. Былина — это большая песня-поэма, иногда в несколько сот стихов, исполнявшаяся нараспев, обычно под аккомпанемент гуслей. Былинный мир — это одновременно сказка и действительность, вымысел и история. Почти каждая былина имеет в своей основе реальные исторические корни. Когда я писал поэму «Василий Буслаев», то был буквально ошеломлен, найдя в старых книгах свидетельство подлинного существования былинного героя. Васька Буслаев — воплощение новгородской вольницы — представлялся мне полностью созданием народного воображения, вроде Ивана-царевича или Иванушки-дурачка. И вдруг натыкаюсь на его имя в списке новгородских посадников конца XII века. Значит, он должен быть современником автора «Слова о полку Игореве». Однако строгая старость не исключает, а на Руси часто и предполагает буйную молодость. Разгульный и озорной «сын посадничий» на склоне лет сам стал посадником Великого Новгорода. Но память народная удержала и возлюбила именно беспутную его молодость, а не степенную старость.

Летописи сохранили сведения и о Добрыне — дяде по матери Владимира Святого. По этим сведениям, он был умным, ловким и решительным стариком с изрядным запасом жесткости и даже жестокости. В малолетство князя он правил за него сперва в Новгороде, а потом в Киеве. После совершеннолетия Владимира он стал, как бы мы теперь сказали, его премьер-министром. Когда Киев уже принял христианство, Новгород еще оставался языческим. Добрыня взял на себя нелегкую миссию обратить новгородцев в «правильную» веру против их воли. Его встретили бунтом. Жители вооружились и начали злую сечу с княжескими войсками. Тогда хитрый старик велел зажечь дома на берегу, и новгородцы — своя рубашка ближе к телу — бросились тушить жилища, им стало не до сечи. Добрыня тем временем приказал дружинникам сокрушить идолов и пометать их в реку. Новгородцы перешли от бунта к мольбам, прося пощадить своих богов. На это старик, эдакий рационалист X века, ответил с усмешкой, что, мол, нечего жалеть о тех, которые сами за себя постоять не могут, и от них ли, бессильных, дескать, ждать пользы в дальнейшем? Новгородцы, выслушав умные речи, повздыхали и покорились, а непокорившихся воины тащили силком и крестили вместе с покорившимися. После этого даже пословица была сложена. «Путята (сподвижник Добрыни) крестил мечом, а Добрыня огнем».