Необыкновенное лето
Шрифт:
Витя, Павлик, Кирилл вскочили первыми. Рагозин схватил их и потянул книзу.
– Пусть возьмёт! – страшным шёпотом просвистел он.
Но, усадив мальчиков и дёргая за рукав Кирилла, чтобы тот тоже сел, он сам, странно скорчившись, будто готовясь к смертельному скачку, подняв брови и выпучив глаза, стал, как в присядке, перебирать согнутыми в коленях ногами, загребая песок и все дальше отдаляясь от костра. Руки его, подлиневшие и выброшенные вперёд, касались песка, он почти полз на четвереньках. За ним начали подниматься и тоже ползти мальчики, Кирилл и позади всех Арсений Романович,
Прут качнулся опять и мелко затрепетал испуганной дрожью, разливая вокруг беспокойный звон колокольчика. Рагозин, не отрывая глаз от прута, устрашающе махал рукой назад, чтобы все остановились, не ползли, а сам все быстрее загребал ногами, подбираясь к воде.
В шагах пяти он замер. Колокольчик смолк. Рыболовы позади Рагозина остановились в самых разновидных и неудобных позах. Арсений Романович торопился как-нибудь приладить подтяжку. Откуда-то издалека глухо доносилось трещание мотора. Прут стоял оцепенело.
Вдруг он сильно склонился, бечева закидной натянулась, выскочив из воды, колеблясь дёрнутой струной и ссыпая с себя частые сияющие капли.
– Взяла! – совершенно чужим и бесподобным голосом взвопил Рагозин и ринулся к закидной.
За ним бросились все сразу. Он ухватил бечеву, дёрнул наотмашь в сторону, потом припустил назад, подождал, ощупью слушая – что происходит в реке, – и опять крикнул:
– Матвей, подсак!
Старик тащил на плече сачок, трусцой перебирая негибкими ногами.
Кирилл, побледнев, сказал Рагозину:
– Дай. Это моя. Твоя – с того края.
– Постой, постой, – сказал Рагозин, с трудом выбирая закидную из воды и локтем останавливая Кирилла. – Повадить надо, повадить! Упустишь!
– Давай, давай, – повторял порывисто Извеков и, ступив в воду, в нетерпенье перехватил у Рагозина бечеву.
Тогда Пётр Петрович вошёл в воду глубже, по колено, и схватил закидную подальше.
– Упустишь, говорю… Трави! Трави, говорю! Оборвёт!
Он дал добыче на минуту волю и опять начал выбирать. Стали показываться крючки с наживкой, раскачиваясь в воздухе или закручиваясь на бечеве.
– Здоровая! – по-детски сказал Кирилл, впившись глазами в натянутую закидную и невольно простирая к ней руки.
– Матвей, подсачивай!
Старик уже мочил свои мозоли, подводя сак под закидную, взбаламучивая железным обручем сетки податливый донный песок.
Сначала справа от бечевы, потом слева метнулась, гулко взбурлив тихую поверхность, рыба. Она почудилась всем титанической – так заволновалась, заходила, заискрилась растревоженная вода.
– Потрави ещё, – присоветовал старик.
Рагозин отпустил, глянул через плечо на Кирилла и неожиданно протянул ему закидную:
– Ну валяй, что ли!
Кирилл так горячо принялся выбирать, что крючки на поводках заболтались широко из стороны в сторону, один впился ему в рукав, другой потянул Матвея за подол рубахи.
– Легше! – успел прикрикнуть старик.
Но тут бурный каскад воды вырвался из глубины вверх.
Всего в двух шагах от охотников мелькнул начищенным ножом рыбий хвост, и вода забушевала. Матвей подставил колено под саковище, нажал правой рукой,
а левой вырвал из воды тяжёлый сак. Разбрызгивая выбегающие из сетки струи, в нём бесновалось пойманное чудовище.В четыре голоса взлетели кличи:
– Есть! Есть!
Кричали Витя, Павлик, Кирилл и бегавший кругом них Арсений Романович. Сак оттащили дальше от воды, и Кирилл вытянул на поводке в воздух извивающуюся белобрюхую с иссиня-рыжим хребтом щуку. Он подержал её, вытер рукавом потное лицо, проговорил с благоговением:
– Фунтов семь.
Рагозин взял у него поводок, прикинул, сказал:
– Пять, не больше.
За ними то же проделал Матвей.
– Три фунта, от сил с половиной, – окончательно решил он.
После чего мальчики стали дёргать щуку за хвост, и Арсений Романович начал читать наставление о том, почему нельзя класть палец щуке в рот, даже если она сонная.
Пока все были захвачены ловлей, шум мотора приблизился, и первым обратил на него внимание старик.
– Похоже, сюда заворачивает.
– А нам что? – ответил Рагозин.
– Катер-то чей? – загадочно прищурился старик.
– А нам не всё равно? – ещё раз отговорился Пётр Петрович.
Опять занялись щукой. Конечно, уха должна была получиться не наваристой. Но, – во-первых, солнце только что село и клёв ещё впереди, а во-вторых, рыболовы были людьми тёртыми и всегда брали из дома на охоту мешки полнее, чем привозили с охоты домой.
– Подваливает катер-то, – опять сказал Матвей.
– Да ты что? Боишься – рыбу распугают?
– Нас бы не распугали…
Все стали глядеть на катер. Он летел напрямик к тому месту, где стояли закидные. Отваливая вздёрнутым носом два радужных вала с высокими белыми гребнями, волоча следом угольник исчезающих вдали волн, он вдруг оборвал треск мотора. Донеслось шипение рассекаемой воды, потом оно стихло, и катер врезался в песок, когда где-то далеко ещё отзывался эхом его умолкший шум.
На берег выпрыгнул ловкий человек в щеголеватой гимнастёрке. Он подбежал прямо к Извекову, и только песок помешал ему щёлкнуть каблуками.
– Зубинский, для поручений городского военкома. Имею приказание доставить в город вас, товарищ Извеков, и товарища Рагозина.
– По какому поводу?
– Имею вручить пакет.
Кирилл сломал печать на конверте, развернул повестку. Губернский комитет вызывал его с Петром Петровичем немедленно явиться на экстренное партийное собрание.
Извеков дал прочитать бумагу Рагозину. Они переглянулись и пошли к костру – обуваться. Когда оба были готовы, Рагозин тронул Матвея по плечу с тем выражением, что, мол, прощай, старик, – такое вышло дело.
– Понятно, – проворчал Матвей, – меня, в случае чего, и в воду можно.
– Не брюзжи, – сказал Рагозин и хотел пожать ему руку, но тут самого его затормошили за локоть.
Арсений Романович, крайне всполошённый, отвёл его чуть в сторону и, озираясь на Зубинского, шепнул с неудержимой поспешностью:
– Вы осторожно, Пётр Петрович, с этим человеком. Это, может быть, совершенно неприязненный вам человек.
– Бросьте, дорогой! Мы не маленькие. Помогите лучше старику с его лодкой да со снастями.