Необыкновенное путешествие из Рима в Афины. Признания журналиста

Проснулись от протяжного крика: «Ареццо-о-о! Ста-а-а-цьне ди Ареццо-о-о! В окно нашего купе било яркое солнце. На перроне толпились люди – усатые синьоры в шляпах и галстуках, молодежь в джинсах, матроны с пакетами и орущими «бамбини», железнодорожники, красивыми фуражками и выправкой, похожие на наших старорежимных офицеров. Смугловолосый «капеллоне», длинноволосый парень в синей рубашке, с высокой, как этажерка, тележки бойко продает пассажирам прохладительные напитки и жевательную резинку. На бетонной скамье сидит монах в черной рясе, подпоясанной простой веревкой, и читает ватиканскую газету «Оссерваторе романо». Возле него весело галдит кучка молоденьких румяных солдат в сизых шинелях с новенькими чемоданами. Видно отслужили свой срок и спешат домой.

Раздался свисток – состав громыхнул буферами, и снова монотонно застучали колеса. Ареццо – это к югу от Флоренции. Родина Франческо Петрарки. Где-то неподалеку, в деревеньке Капрезе, родился и великий Микеланджело. Мелькнуло название всего лишь одного небольшого городишка, а сколько с ним связано славных имен! Такова Италия…

Поезд стучит колесами по области Тоскана. Говорят, что «Италия – сад Европы, Тоскана – сад Италии, а Флоренция – цветок Тосканы». Однако никаких садов из вагона поезда не видно.

По сторонам тянутся невысокие холмы – предгорья Апеннин, – поросшие пыльным кустарником и сорной травой, мелькают станции-близнецы со стандартными зданиями вокзалов из красного кирпича, пересохшие речушки, кладбища разбитых автомобилей, какие-то склады, заборы. Иногда поезд с адским грохотом ныряет в темные тоннели, и тогда в окнах не видно ничего, кроме собственного отражения в стекле.

Невзрачно выглядит Италия из окна вагона. И это не случайно. Железные дороги не выдержали конкуренции с автомобильным транспортом. Государство тратит на их развитие мало средств, в результате станции не ремонтируют, пути ржавеют, зарастают сорной травой, а некоторые железнодорожные вагоны можно использовать для съемок фильмов о послевоенной разрухе.

Унылая картина не изменилась и на окраинах Рима. Поезд снизил скорость и медленно тащился мимо бесконечных шеренг однообразных бетонных коробок многоэтажных домов, увешанных гирляндами сохнущего белья, замусоренных пустырей, строек, заборов из гофрированной жести, свалок и мастерских. Закрывая небо, проплыла автомобильная эстакада, гудящая от сотен летящих по ней машин. На кирпичной стене намалеван черной краской лозунг: «MSI vince» (МСИ победит). А МСИ – это «Мовименто сочале итальяно» – так называлась тогда неофашистская партия. Рядом другая надпись, но уже красным спрейем: Brigate rosse (Красные бригады) – название левацкой подпольной террористической организации.

Душераздирающе скрипя тормозами поезд вполз под бетонный навес центрального вокзала «Термини». Шум, грохот, треск, суета, чемоданы, носильщики, крики привокзальной толпы. Огромный, во всю стену вокзала, рекламный плакат: «Тонизирующий напиток «Сан-Пеллегрино» утолит вашу жажду. Всегда и везде – «Сан-Пеллегрино!»

Нас встретили и повезли на квартиру. Город показался таким же шумным и хаотичным, как и вокзал. Море маленьких, ярких, снующих повсюду с невероятной быстротой автомобилей, огромные зеленые автобусы АТАК с выхлопной трубой на крыше, сверкающие на солнце витрины бесчисленных магазинов, пыльные пальмы, фонтаны, зеленые ставни на фасадах закопченных зданий, остатки древних крепостных стен, уличные развалы с каким-то барахлом, белые фургончики «джелатайо» – мороженщиков, черные мундиры карабинеров, рекламы и плакаты политических партий, покрывающие стены и заборы…

Окраса южных дерев

Когда мы, наконец, остались в квартире одни, то долго не могли прийти в себя. Мы не видели еще ни Колизея, ни Форума, ни других знаменитых памятников. Наемная квартира, в которой нас поселили, казалась холодной и неуютной, как и все съемные квартиры, где люди живут только короткое время.

Неужели это и есть тот Рим, «вечный город», о котором столько писали и рассказывали? Неужели все-таки был прав Блок, с горечью вспоминавший об изуродованной индустриальным «прогрессом» Италии:

Хрипят твои автомобили,Твои уродливы дом,Все европейской желтой пылиТы предала себя сама!

В нашей квартире было три комнаты. В гостиной почти всю стену занимало огромное окно. Вроде бы красиво, но очень, как потом выяснилось, неудобно: зимой холодно, а летом нестерпимо жарко. Но так строить дешевле: вместо того, чтобы тратить дорогой кирпич, вставляют, как бы для красоты большие стекла.

Я подошел к окну и рассеянно потянул за брезентовый ремень, соединенный шарнирами с деревянными жалюзи. Жалюзи со скрипом поднялись, и перед глазами предстала необыкновенная картина: уютная, залитая золотым солнечным светом зеленая лужайка, старинная вилла с красной кирпичной крышей, поросшая кое-где изумрудным мхом, мраморная фигура Фавна возле крыльца, белые стулья, в живописном беспорядке разбросанные на аккуратно подстриженной лужайке. Тишина, покой, негромкое пение птиц… Картинка из какой-то иной, давно забытой жизни. Жизни, которой казалось, давно уже нет, да и быть не может в наш озабоченный и торопливый век. Но, нет, вот она, внизу, под глазами. Всего в двух шагах от шумных проспектов, забитых грохочущими автомобилями.

Над зеленой лужайкой и старинной виллой, четко вырисовываясь на нежно-голубом фоне прозрачного весеннего неба, поднимало большое дерево с широкой зонтичной кроной. Пиния! Я первые видел это южное дерево. Оно поражало воображение многих, кто побывал в Италии. Гоголь называл его «краса южных дерев римская пинна». Композитор Респиги посвятил пинии симфонию, а венгерский художник Шонтвари – знаменитую картину.

У пинии тонкий, стройны ствол, который венчает изящная тенистая крона. Пинии растут в Риме повсюду, их строгие стройные силуэты – неотъемлемая часть городских пейзажей. Их можно увидеть и на Палатинском холме возле Форума, и на обочине древней Аппиевой дороги, и возле развалин акведуков, и среди стеклянных коробок небоскребов в ультрасовременном квартале ЭУР.

Пиния – удивительное дерево. Летом она дает густую прохладную тень, а зимой стойко выдерживает яростные порывы холодных ветров. Она хорошо переносит резкие перемены погоды, летний зной и неистовые зимние грозы. Если бы для Италии надо было выбрать символ, я бы выбрал пинию. В ней сочетаются красота и стойкость, нежность и сила, строгое изящество и прочность, ведь и Италия полна противоречий. Она, словно пиния на ветру, благодаря глубоко пущенным в землю корням вековой культуры стойко выдерживает порывы суровых ветров истории. Эта страна на перепутье, на перекрестке истории. Она не погибла, не зачахла именно благодаря этим глубоким корням. Несмотря на все кризисы, драмы и трагедии, она продолжает жить, поражая весь мир своей стойкостью и оптимизмом.

Путешествие в историю

Возле мраморной лестницы, ведущей на Капитолийский холм, расположенный в самом центре Рима, среди пыльных кустов стоит большая ржавая клетка. Одно время, как говорят, в ней жила настоящая волчица, и здесь постоянно толпятся туристы. Теперь клетка пуста. Волчицу давно «сократили», когда резко подскочили цены на мясо и муниципалитету стало накладно содержать прожорливого зверя.

Однако в Риме осталось еще немало волчиц – правда, из бронзы или мрамора. Ведь это символ города. Самая знаменитая из них находится сейчас в музее на Капитолийском холме. Ее называют «лупа капитолина» (капитолийская волчица). Говорят, что ее отлили еще в VI веке до н. э. Под отполированном веками до янтарного блеска брюхом бронзового зверя примостились две крохотные фигурки – Ромула и Рема, которых добавили сюда позже – в XV веке. Экскурсовод в музее охотно расскажет известную всем со школьной скамьи легенду о том, как волчица выкормила брошенных в реку детей, как Ромул убил Рема, а затем основал город, названный его именем. Произошло это, согласно легенде, 21 апреля 753 года до н. э. Эта дата отмечается каждый год как официальный праздник – День основания Рима.