Необыкновенные приключения юных кубанцев

— Не подобные ли обстоятельства вынуждают и его сотрудничать с нами? — задал вопрос комиссар.

— Господин комиссар вправе предположить подобный вариант, — перевела Марта ответ дословно. — Но это не так. Каждый трезвомыслящий немец уже понимает, что победить Советский Союз не только трудно, но и невозможно. Что эта военная авантюра фюрера закончится крахом, и чем дольше она продлится, тем многочисленней будут жертвы с обеих сторон. Я очень хочу, чтобы их избежало хотя бы мирное население, а по окончании войны в Германию пришла бы демократия по советскому образцу.

Комиссар слушал внимательно, что-то записывал себе в блокнот. Ответы казались заслуживающими доверия. На вопрос, беспокоивший пленного, пообещал, что расстрел ему не грозит, Сибирь — тоже, если согласится честно сотрудничать. Но для этого прежде необходимо научиться понимать и изъясняться по-русски. В этом ему помогут «ниспосланные богом». Это известие было воспринято им с радостью и благодарностью.

По окончании допроса, уходя, комиссар сказал Марте:

— Посоветуй своему ученику, но не от моего имени, впредь не распространяться по поводу зятя-гестаповца: его могут неправильно понять и знание русского не понадобится.

Все последующие дни и долгие вечера в этой же каптёрке шли уроки русского языка. Заучивались наиболее обиходные слова и их чёткое произношение, правильное написание и прочтение. Школьница в роли учительницы и учитель в качестве ученика показали себя исключительно способными: уже через неделю «дядя Отто» довольно сносно изъяснялся по-русски, всё реже, беседуя с Андреем, просил помощи у Марты — напомнить, как переводится то или иное слово.

Отсутствовавший всё это время комиссар был немало удивлён, когда, наведавшись в «школу», мог говорить с пленным почти без помощи переводчицы. Тщательно подбирая слова, слегка перевирая падежные или глагольные окончания, тот, изредка заглядывая в записи, умел довольно-таки полно формулировать свои мысли. Правда, отвечая или спрашивая сам, то и дело поглядывал на учительницу и в случае неодобрительного кивка тут же поправлялся, касалось ли это неправильного ударения или иного дефекта произношения.

— Какой новост для менья приносить от главный командований коспо-дин комиссар? — спросил он.

— Не надо называть меня господином, — поправил его тот. — Это у нас не принято. Правда, обращение «товарищ» тоже надо ещё заслужить, но будем на это надеяться. А пока я для вас гражданин или просто комиссар. Что же до командования, то оно проявило интерес к тому, что вы — немецкий коммунист. Ваше желание способствовать победе Красной Армии — одобрены, как и обещание освоить русский в столь короткий срок.

— Я уже имеет успех благодарья этот умний дети, — то ли похвалив сам себя, то ли пожелав выразить благодарность ребятам, ответил он.

— Успехами я доволен. Думаю, дело пойдёт ещё быстрее при помощи вот этого. — И комиссар достал из нагрудного кармана нетолстую, размером с записную, книжицу.

— О, русско-немецкий и немецко-русский словарь! — обрадовался Отто, прочитав название на коленкоровой обложке. — Это есть то, что мне ошшень необходим!

Не без удивления узнав, что все эти дни занятия здесь шли по шестнадцать часов в сутки, комиссар объявил ребятам благодарность и, расстегнув полевую сумку, добавил:

— Трудились вы по-стахановски и заслуживаете не только устной похвалы. Вот вам ещё и по шоколадке. Но это подарок… от кого бы вы думали? — От вашего Александра Сергеевича.

— Правда?! — радостно, в один голос воскликнули ребята. — Вы с ним виделись? Как он, рука уже зажила?

— Значит, нашёл партизан! А где он сичас?

— Рука зажила, партизан, как видите, нашёл и сейчас командует диверсионным подразделением, — сообщил он приятные новости. — Узнав, что вы здесь, обрадован был не меньше вашего. Ждет встречи с нетерпением. Кстати, он рассказал мне о своих августовских приключениях, и я полностью с ним согласен: вы — настоящие пионеры-ленинцы.

— Спасибо. А дять Саша сюда прийти не смог?

— Хотел сделать это незамедлительно — забрать вас к себе. Но я попросил недельку повременить. Знай, что вы тут так преуспели, то и не стал бы.

— А можно, мы с Отто там дозанимаемся? — предложила Марта; она, отломив от шоколадки четыре квадратика, угостила лакомством и его, но тот, отщипнув один, остальное вернул с благодарностью.

— Боюсь, что там вам не удастся заниматься столь же продуктивно… Давайте уж, как договорились! Впрочем, мы преподнесём ему приятный сюрприз: не через семь, а дней через пяток примем у вашего подопечного зачёт — и капитан сможет обнять вас раньше обещанного мною срока. Идёт? Ну и отлично!

Ровно через пять дней после этого разговора комиссар доставил всех троих в новый партизанский отряд. Но командира с его диверсионной группой «дома» не оказалось: ещё не вернулись с задания. В этот же день Отто отбывал в распоряжение более высокой инстанции. Ребята тепло и душевно простились с человеком, за две неполных недели ставшим для них почти как родным. Договорились, если всё будет благополучно, встретиться после войны, а до этого списаться, как только Кубань будет очищена от оккупантов: Андрей оставил ему свой хуторской адрес. А ещё накануне Отто подарил им на память фотографию, запаянную в прозрачный целлофан для защиты от сырости. Со снимка смотрела, улыбаясь, красивая молодая женщина — его дочь Ирма и малышок, обнявший деда, — внук Максик. Но герметичность пришлось нарушить: на обороте карточки была сделана дарственная надпись по-немецки, гласившая: «Моим спасителям Марте и Андрею от благодарного Отто. Кубань, 09.42 г.» И подпись неразборчиво. Отто просил также, чтобы после войны, если ему не суждено будет дожить до этого времени, кто-нибудь из них с помощью этой фотокарточки и сообщенных им адресов разыскали в Германии его родственников или знакомых и рассказали бы им об этих днях.

Вряд ли надо подробно описывать волнующую встречу наших героев с Александром Сергеевичем, вернувшимся из рейда в тыл к неприятелю. Всё это легко представить.

По должности капитан в отряде считался вторым лицом, но ни одна партизанская вылазка в окрестных местах не обходилась без его участия. Разведка на месте, подготовка операции и её дерзкое осуществление с причинением врагу ощутимого урона — всё это делалось под его непосредственным руководством. А умение скрыться с места диверсии, не понеся потерь, создало командиру заслуженный авторитет и уважение товарищей по оружию — это ребята заметили с первых же дней пребывания.

Располагался отряд в горах, поросших густым, труднопроходимым лесом, в котором в изобилии росли также каштаны, орешник, кислицы, груши. Раньше в эти места из окрестных станиц и даже Краснодара приезжало и приходило много любителей набрать грибов, кизила, каштанов. Этой осенью Андрей, ходивший с партизанами на заготовку лесных даров, гражданских лиц не встречал — война…

После того, как он собственноручно, на другой же день по прибытии сюда, написал записку-весточку родителям и она ушла неведомо каким образом по нужному адресу, ребята успокоились и уже не торопились попасть домой: у партизан им нравилось. Тем более, что они были тут полезными. Марта помогала женщинам (их было всего трое) готовить пищу, стирать и чинить одежду, сушить грибы и многое другое; Андрей, как уже упоминалось, ходил на заготовки со свободными от партизанских дел мужиками. Ему страсть как хотелось поучаствовать «в настоящем деле», просил взять на задание и его. Но Александр Сергеевич был непреклонен.

— Вы для меня — самые дорогие существа на свете! — сказал он после одной из таких просьб. — Подвергать тебя опасности я не могу и не хочу. У нас, сынок, всякое случается, и уже принято решение переправить вас в более безопасное место.

— Отправите и нас домой? А нам тут так нравится! На хуторе работа тоже найдётся… только вот по Марте буду скучать.

— И я по нём тоже, — добавила она.

— Этого можете не бояться, — улыбнулся капитан, давно догадавшийся, что они не просто друзья.