Неоготический детектив

— Который час?

— В Тауэре нет часов. Так я буду ждать вас в туалетной.

Вскоре Куинн смог на личном опыте узнать, каким образом на макушках и подбородках братьев появляется столько порезов. Бритва оказалась такой тупой, будто ее не точили с момента изготовления, фонарь едва светил, а брат Твердое Сердце был близорук, как крот.

— А вы нервный, — заметил он с искренним участием. — Должно быть, плохие нервы очень мешают в жизни, а?

— Временами.

— Если хотите, пока мы здесь, я могу слегка подрезать ваши волосы.

— Нет, спасибо. Хватит бриться. Я не хочу навязываться.

— Сестра Благодеяние просила, чтобы я, насколько можно, сделал вас похожим на джентльмена. Мне кажется, она питает к вам пристрастие. Не сердитесь, но это будит мое любопытство.

— Мое тоже, брат.

Судя по выражению лица, Твердое Сердце с удовольствием продолжил бы обсуждение этого вопроса, но не рискнул глубже совать нос в дела сестры Благодеяние.

— Ладно, пойду, приготовлю завтрак, — примирительно проговорил он. — На то, чтобы разжечь огонь и сварить нам с вами несколько яиц, много времени не потребуется.

— Почему только нам двоим?

Толстая физиономия брата порозовела.

— Мне кажется, без сестры Раскаяние нам будет спокойнее, — смущенно пробормотал он. — Она — наш постоянный повар. Но по утрам эта женщина — сущий дьявол. Не человек, а одно сплошное раздражение! Никакой женственности!

Действительно, к тому времени, когда Куинн, одевшись, вошел в столовую, завтрак, состоявший из вареных яиц, хлеба и джема, был уже готов.

— В мое время женщины были не такими, — вздохнул брат Твердое Сердце, возобновляя разговор с того места, на котором он был прерван. — Настоящей леди было просто неприлично иметь такой острый язычок. Они разговаривали спокойно. А какими хрупкими они были. Что за маленькие, узкие ножки! Вы заметили, какие здоровенные ступни у здешних женщин?

— Признаться, нет.

— Увы, это так. Огромные, плоские ступни.

Изо всех сил развлекая гостя светской болтовней, брат Твердое Сердце при этом явно нервничал. Он едва прикоснулся к еде и непрерывно бросал торопливые взгляды через плечо, будто ожидая, что кто-то вот-вот к нему подкрадется.

— К чему такая спешка? — удивился в конце концов Куинн. — Почему вы так стараетесь избавиться от меня прежде, чем встанут остальные?

— Право, мне трудно вам это объяснить… — зардевшись, забормотал толстяк.

— Может быть, я смогу?

— Поверьте, мистер Куинн, это ни в какой степени не относится к вам персонально. Если хотите, назовите это мерой предосторожности.

— Ничего не имею против. При условии, что вы мне объясните, о чем, собственно, речь.

С минуту брат Твердое Сердце поколебался, покусывая нижнюю губу с таким видом, будто она горела желанием все рассказать.

— Ладно, думаю, особого вреда тут не будет, — наконец вздохнул он. — Понимаете, все дело в Карме, старшей дочери сестры Раскаяние. Она недавно спряталась в кузове грузовика, который должен был ехать в город. Под мешками. Брат Венец обнаружил ее уже на полпути в Сан-Феличе. Мешки-то пыльные, ну, вот она и расчихалась.

— То есть она, попросту говоря, решила удрать? — уточнил Куинн.

— Карме, знаете ли, пришлось какое-то время ходить в школу, — снова вздохнул толстяк. — Вот и завелись у нее в голове нехорошие мысли. Хочет уехать отсюда и найти в городе работу.

— А вы даже мысли такой не допускаете?

— Конечно, нет! — с возмущением воскликнул брат Твердое Сердце. — В городе ребенок может потеряться. Здесь она, правда, ведет скромную жизнь — но такую же, как мы все!

Застекленную крышу столовой осветила бледная розовая заря — вот-вот должно было взойти солнце. Из невидимой Башни донесся звук горна, и почти одновременно с ним в дверях появилась сестра Благодеяние.

— Машина готова, мистер Куинн, — торопливо произнесла она. — Не стоит заставлять ждать брата Венца. Давайте сюда ваш пиджак, я его почищу.

Пиджак уже чистили, но Куинн покорно протянул его сестре. Она вынесла его на крыльцо и несколько раз основательно встряхнула.

— А теперь пошли, мистер Куинн. У брата Венца впереди длинный день.

Он принял пиджак и последовал за ней вниз по тропинке. Она ни разу не обмолвилась ни о деньгах, ни об О'Гормане, и у Куинна появилось неприятное ощущение, что их вчерашний разговор просто забыт, а сестра Благодеяние оказалась куда более сумасшедшей, чем ему представлялось поначалу.

Прямо посреди дороги Куинн увидел старый грузовой «Шевроле» с астматически пыхтящим мотором и зажженными фарами. За рулем в соломенной шляпе на бритой голове сидел брат Терновый Венец. Он оказался моложе прочих братьев — на вид ему было всего лет сорок. Наставления сестры Благодеяние брат принял с мимолетной улыбкой, продемонстрировавшей отсутствие передних зубов.

— В Сан-Феличе брат Венец высадит вас там, где вы захотите, мистер Куинн, — наконец обратилась к нему сестра.

— Спасибо, — поблагодарил он, забираясь в кабину. — А как насчет О'Гор…

Она вперила в него непонимающий взор.

— Хорошей вам поездки. Правьте осторожнее, брат Венец. И не забудьте: если в городе вас будут подстерегать соблазны — тут же поворачивайте обратно. Если кто-то вздумает на вас смотреть, опускайте глаза. Если вам сделают замечание, будьте глухи.

— Аминь, сестра.

— Что касается вас, мистер Куинн — большее, что я могу пожелать: будьте осторожны.

— Послушайте, сестра… насчет денег…

— Оревуар, мистер Куинн.

Машина покатилась вниз по дороге. Куинн обернулся, но сестра Благодеяние уже исчезла за деревьями.

«А может, мне это просто приснилось? — подумал Куинн. — И ничего подобного на самом деле не происходило? Просто я оказался еще более сумасшедшим, чем все эти братья и сестры, вместе взятые…»

— Чудесная она женщина, эта сестра Благодеяние, — сказал он.

— Что? Не слышу.

— Я говорю, что сестра Благодеяние — превосходная женщина, — крикнул Куинн, стараясь перекричать надсадное сопение мотора. — Только, похоже, начинает стареть. Как у нее с памятью?

— Мне бы такую!

— Но, может быть, какие-то мелочи уже забывает?

— Только не она, — брат Венец с невольным восхищением потряс головой. — Память, как у слона. Вы не будете возражать, если я попрошу опустить ваше окно? Божий воздух так свеж…

Было холодно, но Куинн покорно опустил стекло, поднял воротник и сунул руки в карманы. Пальцы его коснулись тугого бумажного свертка. Только один предмет в мире мог быть изготовлен из этой глянцевой хрустящей бумаги — доллары.

Он бросил последний взгляд в сторону Тауэра и тихо произнес: