Неоконченный портрет
Шрифт:
Мать улыбнулась.
— Да, дядя Том. Мы были в Сассексе в то время с дядей Томом. Он был стареньким, но очень мудрым, очень добрым. Я, помню, играла на рояле, а он сидел у камина. Он говорит: «Мириам, Джон просил твоей руки, не так ли? И ты ему отказала?» Я сказала: «Да». — «Но ты ведь любишь его, Мириам?» Я опять говорю: «Да». — «В следующий раз не отказывай, — сказал он. — Он предложит еще раз, но в третий раз просить уже не станет. Он хороший человек, Мириам. Не разбрасывайся своим счастьем».
— И он попросил твоей руки, и ты согласилась.
Мириам
В глазах ее засияли звездочки, хорошо знакомые Селии.
— Расскажи, как вы переехали сюда жить.
Еще одна хорошо знакомая мамина история.
Мириам улыбнулась.
— Мы здесь жили на квартире. У нас было две малютки — твоя сестричка Джой, которая умерла, и Сирилл. Отцу твоему надо было ехать по делам в Индию. Взять меня с собой он не мог. Мы решили, что место это очень приятное и мы снимем дом на год. Я ходила с бабушкой подыскивать нам дом.
Когда твой отец приехал домой обедать, я ему и говорю: «Джон, я дом купила». Он сказал: «Что?» Вмешалась бабушка: «Все в порядке, Джон, это хорошее вложение капитала». Видишь ли, бабушкин муж, отчим твоего отца, оставил мне в наследство немного денег. Единственный дом, который мне понравился, когда я его увидела, был этот самый. Он был такой мирный… такой счастливый. Но старушка, хозяйка дома, сдавать его отказалась — она согласна была только продать. Она была квакерша — очень ласковая и кроткая. Я спросила бабушку: «Купить мне его — на свои деньги?»
Бабушка была моим опекуном. Она ответила: «Собственный дом — это надежное помещение капитала. Покупай».
Старенькая квакерша была такой доброй. Она сказала: «Представляю себе тебя здесь, моя милая, очень счастливой. Тебя и твоего супруга и твоих детей». Это было вроде благословения.
Это так в характере матери — неожиданность, быстрое принятие решения.
Селия спросила:
— Я здесь родилась?
— Да.
— О, мамочка, никогда не будем его продавать…
Мириам вздохнула.
— Не знаю, правильно ли я поступаю… Но он тебе так нравится… И быть может, он будет для тебя… всегда… чем-то таким… куда ты будешь возвращаться.
3.
Приехала погостить кузина Лотти. Она вышла замуж, имела в Лондоне собственный дом. Но ей нужно было сменить обстановку и побыть на деревенском воздухе — так говорила Мириам.
Кузина Лотти явно была нездорова. Она лежала в постели, и ее ужасно тошнило.
Она что-то говорила, будто что-то съела и у нее расстроился желудок.
— Но теперь-то ей уже должно стать лучше, — настаивала Селия, когда прошла неделя, а кузину Лотти по-прежнему тошнило.
Когда расстраивается желудок, — примешь касторки, полежишь в постели, и на следующий день или через день тебе лучше.
Мириам смотрела на Селию с непонятным выражением. Наполовину виноватый, наполовину смеющийся — такой был у нее взгляд.
— Родная, я думаю, лучше тебе все сказать. Кузину Лотти тошнит потому, что у нее будет
ребенок.Никогда в жизни Селия так не удивлялась. Со времен спора с Маргрит Пристмен она ни разу не — задавалась вопросом, откуда берутся младенцы.
— Но почему от этого тошнит? Когда он тут будет? Завтра?
Мама рассмеялась.
— Нет, только осенью.
Она много чего рассказывала Селии — о том, сколько времени требуется, чтобы появился ребеночек, и немножко о том, какой это процесс. Селия просто диву давалась — это было самое необыкновенное из всего, что она когда-либо слышала.
— Только не говори об этом при кузине Лотти. Маленькие девочки не должны об этом знать.
На другой день Селия явилась к матери возбужденная.
— Мамочка, мамочка, я видела такой занятный сон. Мне приснилось, что бабушка ждет ребенка. Ты думаешь сон сбудется? Давай мы ей напишем и спросим.
Селию очень удивило, когда мать в ответ рассмеялась.
— Сны действительно сбываются, — сказала она с укоризной. — Так говорится в Библии.
4.
Возбуждение по поводу младенца кузины Лотти продолжалось у Селии неделю. В душе она по-прежнему надеялась, что младенец появится не осенью, а прямо сейчас. В конце концов мама может ведь ошибаться.
Потом кузина Лотти уехала обратно в город, и Селия обо всем забыла. Для нее было великой неожиданностью, когда осенью она гостила у бабушки и вдруг в сад вышла старая Сэра и возвестила:
— Твоя кузина Лотти произвела на свет мальчонку. Ну, разве не славно!
Селия бросилась в дом, где сидела бабушка с телеграммой в руках и беседовала с миссис Макинтош, своей закадычной подругой.
— Бабушка, бабушка, — кричала Селия, — правда, что у кузины Лотти малыш? Какой величины?
Бабушка, не раздумывая изобразила величину малыша на своей вязальной спице — она как раз вязала носки.
— Такой малюсенький? — Это казалось неправдоподобным.
— Моя сестренка Джейн родилась такой крохотной, что умещалась в мыльнице, — сказала бабушка.
— В мыльнице, бабушка?
— Никто не думал, что выживет, — сказала бабушка, смакуя это известие и, понизив голос, обращаясь к миссис Макинтош, добавила: — Пятимесячная.
Селия молчала, пытаясь представить в своем воображении такого крохотного младенчика.
— А из-под какого мыла? — через минуту спросила она, но бабушке было не до Селии. Она шушукалась с миссис Макинтош.
— Врачи по-разному говорили про Шарлотту. Пусть рожает, сказал женский врач. Сорок восемь часов… пуповина… прямо вокруг шейки…
Бабушка говорила все тише и тише. Потом быстро взглянула на Селию и умолкла.
Что за странная была у бабушки манера рассказывать. То, о чем она рассказывала, становилось от этого лишь увлекательнее… К тому же она могла так странно на тебя поглядывать. Как если бы у нее было много такого, о чем она могла бы тебе рассказать, если б захотела.