Неолит – не заграница

– Я в курсе, что ты всего лишь псих, который… Одним словом, нам пора завершать этот разговор. Да и говоришь ты, Зуранов, витиевато. Я не понимаю смысла или почти не понимаю.

– Но все ведь очень просто, Пётр Иванович. Я, как и все, должен пройти свой путь, не уповая на помощь Высшего Разума. Я должен всегда находиться и на стезе… в пространстве. Так уж мне выпало.

– Мне тебя, Алексей, чисто по-отечески жаль, – сказал Листрилов, закурив ещё одну сигарету. – Ты болен окончательно и бесповоротно.

– Но это не так! Позвольте с вами не согласиться. Кое-что подвластно и мне. Но ради справедливости я готов… бороться даже с вами.

– Ты ещё, милый мальчик, не понимаешь и не желаешь понимать, что ты, по сравнению со мной, козявка, – Листрилов фалангой указательного пальца продемонстрировал на столешнице, как уничтожают насекомых. – Придавил – и вот и нету таракана! Не забывай одну простую истину: «Был бы человек, а уголовная статья под него всегда найдётся». А я уж не поскуплюсь потому, что ты меня достал!

– Пробуйте, господин Листрилов! – спокойно сказал Зуранов. – За последствия я не отвечаю. Может быть, мне и не так много дано, но голова у меня пока ещё работает, и я в состоянии отличить белое от чёрного.

Генерал встал из-за стола, прошёлся по кабинету, заложив руки за спину. Деловой, серьёзный, можно сказать, великий, у которого всё схвачено… даже в сливном бачке унитаза, что называется, свои люди.

Посмотрел на Зуранова в упор своими поросячьими мутными глазками и вновь занял место в кресле, за столом.

– Ну, вот, теперь ты мне прямо угрожаешь. Ты мне в сыновья годишься, а угрожаешь,– сменил гнев на милость генерал. – Пойми, что ты болен. И я постараюсь, чтобы тебя лишили лицензии частного сыщика и упекли… то есть пристроили в хорошую лечебницу. В психиатрическую. Вот там ты, в смирительной рубашке, наберёшься ума-разума. Ни к чему ты не приспособлен. Даже не в состоянии контролировать свои… фокусы. Если я не прав, так иди в цирк. Работай там! Ага, задумался. Тонка кишка… Даже клоуном не способен стать. Не будет у тебя, Зуранов, лицензии частного сыщика. Я тебе обещаю!

– Да вы успокойтесь, Пётр Иванович, – сказал Зуранов, – у меня лицензия с большими ограничениями. В основном, мне позволено только вести наблюдение за неверными мужьями и жёнами… Ещё кое-что разрешается.

– А ты, пострел, лезешь в криминал. Убийства, ограбления, изнасилования, наркотики, – с неудовольствием сказал генерал. – На хрена тебе, душевно больному человеку, это надо? Да и кто позволил, чёрт возьми!? Тебе должно быть известно, что серьёзными преступлениями занимаются даже не полицейские сыщики, а следственный комитеты… при прокуратуре.

– Я слышал об этом. Но не всегда так получается.

– Да если бы ты знал и ведал, какие великие и очень большие люди стоят, к примеру, за сбытом наркотиков! Если бы ты знал, то не вякал… Зачем ты суёшь свой нос туда, куда даже уличный кобель свой половой орган не пристраивает?

– Так уж я устроен Да и многое зависит не от меня.

– Вздор! Ты долго у меня не засиживайся. Надоел! Тебе надо лечиться даже не у нас, где-нибудь, за границей. В Германии, ну, можно в Америке, на худой конец, в Израиле. Там умеют излечить от любого бреда.

– Я, вполне, здоров.

– То, что ты, ни с того – ни с сего, растворяешься в воздухе, я сам видел. Но подобные штуки-дрюки ещё понятны. Просто, такова твоя физика… Понимаешь, Зуранов? Люди всякие бывают. Но ты вешаешь мне и другим лапшу на уши и утверждаешь, что в свободное от основной службы время в рядах нашей доблестной российской полиции ты проводил свой досуг, извините, в племени, каких-то там, Уходящих. Не близко – не далеко, а прямо в каменном веке! Смех на палке! Ну, да! Ты мне говорил, что пуля – правнучка стрелы. С этим я согласен. И больше ни с чем!

– Нет смысла что-то придумывать. Я не гламурная… телезвезда. Я сыщик! Всё именно так, как я уже вам докладывал.. Правда, я провожу там не досуг, а живу полнокровной жизнью, как и здесь.

Листрилов вскочил с кресла, как ошпаренный, потом с размаху сел на него всеми своими окороками и закричал:

– Мне опротивел твой бред! Ты меня достал до мозга костей своей Динозаврией! Пора бы основательно выбить из твоей башки всех… тараканов!

– Нет у меня в голове никаких тараканов. Но я полностью не могу управлять процессом перехода из одного мира в другой. Пока всё происходит помимо моей воли. Но чувствую, что перемены, где-то, рядом. Но я всегда возвращаюсь именно в то место, из которого начинал перемещение в другое время, в иной мир….

– Иди-ка, Алексей, без всякой обиды, сейчас туда, откуда пришёл. В свою Динозаврию, к примеру! Или там, отдыхай, лечись! Живи себе в двух мирах. Да хоть в двадцати! Повторяю! Я поражаюсь, что тебе ещё разрешили, официально, заниматься частным сыском.

– С психикой у меня всё нормально, – Зуранов встал с места, собираясь уходить. – Я прошёл проверку на самом высоком уровне. Просто то, что со мной происходит не в состоянии объяснить современная наука. Люди Динозаврии, как вы, Пётр Иванович, выражаетесь, тоже, к сожалению, относятся ко мне с недоверием. Они не находят… не могут найти никаких объяснений происходящему явлению.

– Всё! Вали отсюда, Зуранов! Мне опротивело общаться с балбесом, – вышел из терпения генерал, снова привстав с кресла. – Пошёл! Я и не таких гуманоидов встречал! Знаешь, на чём я таких видел? Меня с тобой начальство попросило вежливым быть, иначе… Вот и миндальничаю …

Теперь уже Зуранов окончательно считая разговор с продуманным генералом полиции бесполезным. Слегка поклонившись Листрилову, Алексей вышел из кабинета.

Яркие лучи июньского солнца не поднимали его настроения. Но многие прохожие улыбались погожему дню, особенно радовались теплу дети в большем сквере, почти что парке, через который проходил Алексей.

Он закурил на ходу, рассеянно наблюдая за стаей голубей, которые торопливо делили корку хлеба. Сильные отгоняли от неё слабых и больных. Крепкие самцы безжалостно клевали, стараясь попасть в глаз, старым, немощным птицам и молодым, ещё не окрепшим. Всё было почти как у людей… в двух, очень знакомых ему мирах, в которых он жил. Отчего же «почти»? Здесь сравнение чёткое, можно сказать, один к одному.

Правда, ответ на данный вопрос очень сложен. Потому он не прост, что люди, в силу своих ложных представлений о справедливости, как правило, пытаются дать мотивировку своим жестоким, злым, страшным поступкам, желают не только оправдать свои дьявольские действия, но и привести их в рамки мнимой справедливости, а порою даже и законов. Писанных и не писанных.