Неоновое солнце

Через секунду в коридор заскочила девица – волосы растрёпаны так, что лица почти не видать, одежда изорвана, кровь на руках и шее. Бежит как ошпаренная, натыкаясь на стены – то ли ослепла от дыма, то ли плохо соображает. Пронеслась мимо по коридору, будтоне заметила.

– Эй, вы ранены? - крикнул ей вслед Вахо.
– Давайте туда! – он показал на дверь туалета. – Там есть вода и девушки, которые вам помогут.

Девица основилась, повернулась к нему, подошла ближе, покачиваясь. Он протянул к ней руки,

Ее глаза были круглыми от страха. Вахо потянулся к ней, желая помочь, она быстро наклонилась и укусила его за руку. Вахо пронзила острая боль....

Через полчаса он всё же сумел вместе с сёстрами выбраться на улицу. Теперь скорей добраться туда, где его всегда ждут! В дом, в который он всегда приползал, словно раненый зверь в заветную нору, зализывать раны.

Глава 21

После разговора с Гариком Маленьким Легат ожидал нападения в любой момент. На прогулку сегодня их вывели не как обычно - в собственное время, а когда прогулочный двор был полон заключённых из других блоков. Конечно не спроста. В ситуации смертельной опасности резко обострился слух, казалось, Стас мог расслышать шелест секундной стрелки на часах охранника на вышке. Неподалёку Гарик разговаривал с небольшим юрким парнем с курчавой головой и тёмным подвижным лицом. Стас смог разобрать уловить обрывки их беседы.

– Ты подойдёшь к легавому как можно ближе, - инструктировал курчавого Гарик, - и как только я дам знак, воткнёшь ему заточку в кадык, чтобы получилось наверняка. Ты меня хорошо понял, Цыган?

– Да.

– Я обещал падле, что он захлебнётся собственной кровью, а слово своё законник должен держать, хотя петух из него вышел бы знатный…

– Сделаю, – пообещал цыган.

– Если завалишь его, считай, что долга нет, и ты свободен, – пояснил Гарик.

Похоже цыган проиграл Гарику свою жизнь в карты, но вместо смерти стал его рабом. Гарик мог приказать ему убить любого и Цыган не мог отказаться. «Торпеды» были похожи на японских камикадзе, которых могли бросить даже на другого вора без малейших шансов остаться в живых.

Стас поднял голову. Сверху через железную сетку за ним наблюдал оперуполномоченный Афанасий Жгутов. Ещё не поздно было крикнуть ему – попросить о помощи. Тем более что всего час назад у них снова состоялась приватная беседа…

– Не заладился у нас с тобой в прошлый раз разговор, - посетовал опер.

Стас исподлобья взглянул на него:

– И сейчас не заладится, только зря с нар сорвал, - И, заложив руки за спину, потребовал: – Вели вести меня обратно в камеру, гражданин начальник, скоро обед.

– Не горячись, капитан, тут дело не в нас с тобой… – загадочно произнёс Жгутов. Сведения, которыми он располагал, относились к особо секретным, и негоже было раскрывать их перед подследственным, тем более бывшим полицейским, обвиняемым в предательстве. И всё же… А известно Жгутову стало вот что. Воры готовили крупную акцию, на которую из их криминального общака отпущены большие деньги. Жутко было представить, что будет, если вслед за взбунтовавшейся «Матросской тишиной» восстанут и другие тюрьмы в Москве. Если в условленный день и час сотни головорезов, вооружившись заточками и обрезками стальных труб, бросятся на охрану. Чтобы усмирить эту армию зеков, сил спецназа не хватит. А пока вызовут армию, уголовники столько всего могут наворотить…

Бунт готовится в чрезвычайной тайне, утечек информации долго не происходило. Чтобы застраховаться от провала, урки устроили настоявшую охоту на стукачей. Кого-то из заподозренных в тайной работе на администрацию били головой об стену с целью вызвать кровоизлияние в мозг, чтобы ничего не мог рассказать. Других просто резали. По тюрьмам прокатилась волна убийств: приговаривают любого по малейшему подозрению в стукачестве, не взирая на заслуги в криминальном мире. Поэтому первая, весьма скудная информация прошла всего несколько дней назад. Но до сих пор мало что известно о деталях мятежа.

– По некоторым данным все ниточки тянутся к нам в Бутырку, - делился оперативными сведениями опер.
– Вроде как мозгом и волей криминальной революции выступает никто иной, как твой знакомый «Монах». По его поручению ещё две недели назад состоялся сходняк, после которого его эмиссары посетили все тюрьмы в городе. Тамошние воры идею выступить скоординировано поддержали. Впервые в истории мятежи должны одновременно вспыхнуть во всех тюрьмах столицы! Это же бомба! Если она рванёт, будет озеро крови! Мы заблокировали мобильную связь с волей, чтобы затруднить ворью координацию своих действий, но это не гарантирует нам спокойствия.

Стас наконец понял, отчего у опера такой интерес к его скромной персоне: своих стукачей в камере «Монаха» у Жгутова по всей видимости нет, а он мог что-то слышать даже случайно, и как опытный оперативник способен помочь прояснить ситуацию.

– Ты пойми, капитан, если мы вовремя всё это не предотвратим, ворьё перережет всех сотрудников! – горячился младший лейтенант.
– А если они, - да ещё с захваченным оружием, - вырвутся в город? Даже страшно подумать, что будет… Пострадают сотни добропорядочных граждан!

Стас призадумался. А Жгутов напирал:

– Тебе в любом случае - амба. «Неоновый китаец» в тот же день, что тебя к нам привезли, прислал маляву считать тебя запомоенным. Прочесть хочешь?

Стас взял перехваченную записку из рук опера.

«Братва! - говорилось в ней.
– На общем толковище принято решение считать посаженного к вам в 417-ю камеру легавого - петухом. Используйте его по прямому назначению, а потом выделите ему место у параши, там, где положено сидеть пидорам. С приветом к вам кореша с воли».

– Правда, «Гарик Маленький» своею властью законника вначале приостановил это решение, – с недоумением пожал квадратными плечами Жгутов.
– Однако, по моим сведениям, несколько часов назад Гарик отчего-то передумал. Сегодня вечером тебя переведут в прежнюю камеру и там опустят – пояснил Жгутов. – Правда, сам «Монах» ещё пока в изоляторе, только вряд ли он станет возражать. Для этой публики ты с самого начала был неприкасаемым. Так что я - твой последний шанс…

Глава 22

А ведь брезгливое отчуждение Стас почувствовал мгновенно, едва вступив в прогулочный дворик. Даже те, кто прежде относился к нему с плохо скрываемой симпатией или равнодушием, теперь будто опасались, что заразные миазмы прокажённого способны зашкварить и их в маленьком тюремном дворике, стоит им лишь приблизиться к нему на шаг ближе положенного. Кожей чувствуя всеобщие ненависть и презрение, слыша перешёптывания за спиной, Стас понимал, что с ним всё кончено, и лучше умереть в бою… В конце концов на войне бывший фронтовик много раз был готов к этому. Потому он бесшабашно пошёл грудью на приготовленный для него нож, будто вместо спортивного костюма облачился в непробиваемый панцирь.