Неотразимая

Фиа с трудом сдерживала рыдания. Неужели Томас действительно верит тому, что сказал?

– Фиа, хорошей быть очень просто, если у тебя нет соблазнов.

– Я не святая, Томас. – Она стояла сцепив пальцы и не сводила взгляда с его сапог, не смея поднять на него глаза. Она вдруг подумала, что сапоги его совсем промокли, и тут почувствовала, как окоченели ее ноги.

– Фиа, я люблю тебя. – Глаза Томаса горели огнем. – А ты меня любишь?

– Да! – вырвалось у нее. Она неожиданно поняла, что впервые призналась Томасу в любви.

– Тогда, пожалуйста, будь моей женой.

– О Томас! Ничего не изменишь, я все равно останусь дочерью Карра.

Это была правда, от которой некуда спрятаться. Она не стала ждать ответа, да и что можно было ответить... Фиа повернулась и пошла, с трудом передвигая застывшие ноги, устремив невидящий взгляд сквозь туман, окружавший их.

– Фиа! – Она продолжала медленно идти. – Фиа! – Еще несколько шагов, и она навсегда исчезнет в этой холодной мягкой пустоте. – Ради всего святого, Фиа, прошу тебя! – Голос Томаса сорвался на последних словах, Фиа резко обернулась.

Томас не выдержал, он сломался. Сказались боль, бессонница, голод, но сразила его все-таки она. Чего не мог добиться ни один тюремщик, ни один надсмотрщик на галерах, удалось ей. Она сломила его дух.

Он упал на колено, упершись ладонью в землю. Голова его склонилась, словно от сильного удара. Томас посмотрел на Фиа. В глазах его была пустота. Она ненавидела себя за то, что довела его до этого.

– Как я должен поступить? Скажи, Фиа, что я должен сделать? Клянусь тебе, что кровь Карра, которая течет в твоих жилах, не проклятие. Я готов отдать тебе свою кровь, если ты позволишь.

Фиа медленно пошла к нему. Никогда в жизни она ничего так не боялась. Крошечная и робкая надежда начала расправлять свои хрупкие крылышки. Томас напряженно вглядывался в ее лицо. То, что он увидел, вдруг зажгло свет в его потухших глазах. Он заставил себя встать и ждал, пока она подойдет.

– Томас, разве ты не знаешь, кто я? Он ответил не задумываясь, уверенно:

– Знаю, ты – Фиа, ни больше ни меньше. Это то, чем ты всегда была и всегда будешь. Моя любовь, моя жизнь. Я не смел надеяться на это, не смел и мечтать. Я не смогу жить без тебя. Будь моей, навсегда!

Глаза Фиа наполнились слезами. Она не пыталась остановить их, они текли свободно по щекам и губам, капали с подбородка.

Как слепая, она протянула руки и, прежде чем сделала еще шаг, оказалась в объятиях Томаса. Она чувствовала, как бьется его сердце, как он осыпает поцелуями ее губы, щеки, глаза, виски, все ее лицо. – Навсегда! – поклялась Фиа.

Глава 27

Замок Мейден-Блаш, Остров Макларенов Сентябрь, 1766 год.

Узкая полоска суши, соединяющая Остров Макларенов с землей, того и гляди грозила исчезнуть под наступающим приливом. Нанятый экипаж проделал едва ли треть пути, когда кучер остановил его. Взвесив все «за» и «против», он пришел к выводу, что риск не стоит никаких денег, и сообщил пассажиру, что тому придется вернуться или проделать оставшуюся часть пути пешком.

Рональд Меррик выбрал второе. Он вылез из экипажа, бросил кучеру монету и подождал, пока экипаж скроется в обратном направлении. Затем повернулся, упер одну руку в бок, а другой обхватил серебряный набалдашник своей трости и внимательно посмотрел в сторону замка. Замок возвышался впереди серым монолитом. Рабочие на строительных лесах издали казались муравьями.

Боже, как он ненавидел это место! Особенно сейчас, когда кто-то, вполне возможно, даже Томас Макларен, решил возродить замок именно в том ужасном стиле, в котором он был построен первоначально и каким лорд Карр его купил. Может, когда-нибудь он снова станет владельцем этого замка, но не сейчас, когда ему необходимо покинуть Лондон на какое-то время.

Когда он, наконец, направился по тонкой перемычке в сторону замка, его лицо горело от ненависти. Нет-нет, он не уничтожен, до этого еще очень далеко. У него все еще достаточно свидетельств и улик против важных и влиятельных особ. Что же с того, что после его возвращения из Франции один или два из них или немного больше, не стоит даже и считать – проявили независимость и порвали с ним. Ничего страшного, немногие способны на такую смелость.

Карр был уже недалеко от замка. Сейчас он шел осторожно, стараясь не попадаться на глаза рабочим. Он обошел здание, вышел к фасаду, который смотрел на море. Там он нашел дверь, через которую мог незамеченным проникнуть в замок.

Пусть его имя предано анафеме. Люди, которые еще месяц назад ползали перед ним на коленях, теперь переходят на другую сторону улицы, чтобы не встречаться с ним. Карр окинул замок злобным взглядом. В свое время ему сообщили, что он сгорел дотла, ничего не осталось. Кто же мог предположить, что вторая часть документов уцелела и найдет ее его собственная дочь?

При мысли о дочери ненависть забурлила в нем, как вода, кипящая в котле. Он заставил себя сделать глубокий вдох и успокоиться. Фиа с ее любовником, они обязательно заплатят за это. Заплатят, хотя Танбридж и попытался отвести его месть от шотландца.

Карр сунул руку в карман сюртука и вытащил первую страницу столичной газеты «Лондон таймс». Он перечитал письмо, напечатанное на этой странице.

«Я, Джеймс Велс, лорд Танбридж, настоящим клянусь, что все, о чем я заявляю ниже, – правда, и только правда. Я, Джеймс Велс, лорд Танбридж, предвидя, что Рональд Меррик, лорд Карр, постарается опорочить честное имя Томаса Донна, обвинить его в предательстве и заявить, что Томас Донн – на самом деле преступник Томас Макларен, предлагаю неопровержимые доказательства того, что Томас Донн вовсе не упомянутый выше Томас Макларен. Только вражда и личная ненависть лорда Карра заставили его выдвинуть обвинение против Томаса Донна, чтобы разделаться с этим невиновным человеком.

Я свидетельствую, что Томас Донн не Томас Макларен, потому что я, Джеймс Велс, хладнокровно убил Томаса Макларена по распоряжению Рональда Меррика февраля 20-го 1752 года в таверне города Кингстона на острове Ямайка. Я сделал это только по одной причине – я выполнял приказ лорда Карра, который уже давно ненавидит весь род Макларенов. По его же распоряжению я убил и других, включая и его дворецкого Ранкла.

Я не могу жить дальше с этим бременем в душе и отдаю себя в руки Господа. Клянусь, что все написанное здесь – правда. Бог мне судья. Да пощадит Он мою душу.

Джеймс Велс, лорд Танбридж».

«Тонко сработано», – подумал Карр. Танбридж и вправду когда-то был арестован в Кингстоне за убийство неизвестного. Что же касается остального... Очевидно, Танбридж не очень доверял справедливости Господа, если предложил свою вечную душу в залог того, что все его показания – правда.

Но зачем ему это? Карр поднял руку, словно Танбридж стоял перед ним. Танбридж, должно быть, очень сильно ненавидел Макларена. Ведь тому удалось осуществить то, что Танбридж тщетно пытался сделать на протяжении многих лет, – попасть в постель к Фиа.