Неотразимое чудовище
Шрифт:
Пенс вышел с кухни и, внимательно изучив мою скорбную физиономию, согласился с мамой:
— Да уж, Алекс, твое лицо напоминает похоронную фотографию! Что-нибудь случилось?
— Да так, — отмахнулась я. — Неприятности на работе… Сама виновата. Лезу вечно не в свои дела. Вот и получаю по физиономии, от чего она краше не становится!
Я прошла в свою комнату. Если честно, мне сейчас никого не хотелось видеть. Бывает иногда такое острое желание отшельничества — особенно, когда тебе плохо.
Собственно, почему мне так плохо?
— «Что тебе Гекуба»? — напомнила я себе, глядя в окно.
Если никто не хочет
А тебе это, надо думать, по силам, а?
Дверь скрипнула.
— Саша…
Я обернулась.
На пороге стоял Пенс и смотрел на меня, как собака, которой ужасно хочется помочь хозяину, но она…
Нет, это кретинское сравнение!
— Все в порядке, Сережка! — сказала я, выдавливая улыбку. — Все в абсолютном порядке. Даже начинает подташнивать от стерильности и чистоты…
— Что случилось?
— Да ничего особенного. Просто мне предложили выпить море, и я теперь напряженно думаю, можно ли это сделать. Ты вот как считаешь?
— Честно? — спросил он.
— Естественно, как же иначе?
— Думаю, ты бы смогла, — сказал он с лукавой улыбкой. — Или сумела бы заставить всех поверить, что ты это сделала. Не потому, что ты такая гениальная. А потому, что твое упрямство стало притчей во языцех. Так что ты наверняка можешь добиться своего. Даже «выпить море».
Может быть, я наивная дурочка, но мне в тот момент стало намного легче.
Я обняла моего лучшего в мире Пенса за шею и уткнулась носом в его плечо.
— Ну, вот, — рассмеялся он. — Оказывается, моя куртка может иногда послужить хорошим вместилищем слез…
— Да я и не плачу, — сердито сказала я. — Я думаю.
— Вот и хорошо. Пусть лучше будет вместилищем мысли.
Я фыркнула. А потом мы вместе не могли сдержать хохот. И я немного успокоилась и подумала: завтра все наверняка будет лучше, чем сегодня. Поэтому я обо всех делах подумаю, пожалуй, именно завтра.
Как Скарлетт.
Глава 5
С утра мне думать о вчерашних неприятностях тоже совсем не хотелось.
Да и, в конце концов, если никто не хочет, чтобы я ввязывалась в это явно безнадежное предприятие, чего с ума сходить? Мне тоже все равно, если подумать хорошенько. Почему я должна так напрягаться-то?
Вот такие трезвые мысли посетили меня, и веселее мне от этого, честно признаюсь, совсем не стало. Даже наоборот. Почему-то в душе царило уныние, да и погода за окном сегодня соответствовала повышенной тоскливости, поскольку радостное солнце сменилось пасмурным небом.
— Доброе утро, — сказала, появившись на кухне, мама. — Как настроение? Улучшилось?
— Наверное, — передернула я плечом. — Главное — закончилась внутренняя истерика. Сегодня моя душа присмирела, хотя и поверглась в уныние.
— Это с ее стороны довольно глупо, — назидательно молвила мама. — Поскольку уныние — страшный грех.
— Постараюсь исправиться, — выдавила я улыбку.
— Может быть, все-таки поделишься со мной своими житейскими трудностями? — предложила мама.
— Ты, как и все остальные, будешь считать меня полной идиоткой.
— А я надеялась, что отличаюсь индивидуальностью, — развела мама руками. — Но раз моя собственная дочь считает,
что я не способна иметь собственное мнение…— Ну, хорошо. Я встретила одного человека.
— Бедный Пенс!
— Да это совершенно из другой оперы, и Пенс тут ни при чем! Это просто мужчина…
— Они все просто мужчины.
— Вот видишь, ма, — возмутилась я. — Ты претендовала на ярко выраженную индивидуальность, а сама уподобляешься всем! Потому что все абсолютно так и решили, что я просто-напросто влюбилась в этого Воронцова! А я не думала в него влюбляться, просто с ним творится явная несправедливость, с которой мне очень трудно мириться! Все, представляешь, абсолютно все считают, что он убийца! А я, как последняя дуреха, хотела доказать обратное!
— Ну, так за чем дело стало?
— За маленьким нюансом, — развела я руками. — Я же проклятая частница. Соответственно, чтобы всем этим заниматься, надо, чтобы кто-то уполномочил меня на это. Обычно для этого есть клиент. Ты вроде как нанят им, и какие-то двери перед тобой открываются. Не все, конечно, но в большинстве случаев ты всегда можешь сказать рассерженному представителю милиции — скузи, но меня нанял Иванов-Петров-Сидоров, и обращайтесь прямо к нему, я просто выполняю мою работу.
— Так. Я это поняла. Ну и в чем дело?
— В клиенте, — развела я руками. — Пока меня никто не спешит нанять. И, если они этого сегодня не сделают, Лариков, которому почему-то тоже не нравится моя заинтересованность господином Воронцовым, придумает для меня какую-то меркантильную пакость — отправит или выслеживать жену босса мафии, или разыскивать какого-нибудь Бабицкого в Чечне. Все, что угодно, только подальше от родных пенат с господином Воронцовым. Но я больше не буду об этом, потому что слишком портится настроение.
— В Чечню он тебя не отправит, — усомнилась в лариковском зверстве мама. — Он к тебе очень даже хорошо относится. А клиенты… Ну, значит, не судьба. Ты можешь так относиться к делу?
— Могу, но не хочу. Я еще попробую сегодня кого-нибудь переубедить. Хотя не знаю, что из этого выйдет, но вдруг? А уж если и сегодня выйдет полный абзац, тогда уж придется ехать туда, куда босс пошлет!
Так как ничего хорошего я от моего Ларикова сегодня не ждала, я и на работу не спешила. То, что довольно долго пришлось ждать автобуса, меня не расстроило. Я преспокойно слопала в ожидании оного мороженое, потом внимательно изучила с совершенно неизвестными целями содержимое аптекарского ларька. Когда через двадцать минут все-таки появился этот пропавший автобус, я спокойно влезла в его переполненное и душное чрево, где помимо меня успешно трамбовалась еще куча народа, и ко мне немедленно вернулось плохое настроение с его идиотскими предчувствиями и кислым привкусом неудач.
По мере приближения к дому Ларикова настроение падало все ниже, ниже, и, если уж говорить откровенно, мне совсем не хотелось вылезать из автобуса, когда он остановился.
Я вышла на свежий воздух и тут же подумала, что в отличие от меня Игорь Воронцов не сможет вот так же наслаждаться свободой. И вообще так получается, что он по неведомым причинам от меня зависит.
— Зависеть-то он зависит, да только пока у меня ничего путного не выходит!
«Но сегодня только второй день, — напомнил мне голос разума. — И ты не знаешь, что он тебе готовит».