Неотразимый грешник

Она знала, что мужчина гордится тем, что является первым у женщины. Если первый ребенок появится слишком быстро, ее муж будет сомневаться, его ли это ребенок. А именно первый ребенок должен стать наследником. Она должна сделать все, чтобы муж не сомневался в законности ребенка.

Почему она не подумала обо всем этом раньше? Почему, Господи, она стоит сейчас здесь, обмениваясь клятвами с человеком, который не знает о ней ничего? Один танец, один проклятый танец, игра на лужайке в теннис – и он решил, что они подходят друг другу?

Кейт словно в забытьи ответила на вопросы епископа и ощутила, как Фолконридж мягко снял ее перчатку, чтобы надеть ей обручальное кольцо.

– …объявляю вас мужем и женой. Вы можете поцеловать супругу.

Фолконридж повернулся к ее матери, и Кейт внезапно увидела его зеленые глаза. Что в них было? Сожаление, грусть, раскаяние? Он попросил ее руку и получил то, что хотел. Почему он не стал хоть немного веселее?

– Я вас благодарю, – негромко произнес он и легонько коснулся ее губ своими губами. Это прикосновение было столь же неощутимо, как лунный свет, падающий на луг.

Непонятная благодарность ее озадачила. Кейт не знала, чем она вызвана. Может, он увидел сомнение в ее глазах? Понял, что она сомневается, следовало ли ей подписывать брачные обязательства?

Неожиданно выражение его лица изменилось. Было ясно, что он больше не хочет здесь находиться, так же как и она. И так же как у нее, у него не было выбора.

Они проклинали друг друга за то, что им пришлось связать свои судьбы.

– За что вы меня благодарите?

Сидя в экипаже, грохотавшем по лондонской улице по направлению к дому Роузов, Майкл посмотрел на свою… супругу. Он никак не мог привыкнуть к мысли, что женат. Что касается Кейт, то она заколебалась перед тем, как подписать свидетельство о браке, но бросила взгляд на мать и тут же поставила свою подпись.

Во время церемонии Фолконридж обнаружил в своей невесте много такого, чего раньше не замечал. Или просто забыл. Она не доставала ему до плеча. Она была полноватой, груди могли бы служить прекрасной подушкой, на которой можно было бы отдохнуть после трудного дня. Но, судя по тому, что она держалась от него на расстоянии, вряд ли она ждет его в постели.

Майкл кашлянул, прочищая горло.

– Я полагаю, что какой-нибудь опьяненный дурачок сказал бы женщине, на которой женился, первое, что придет в голову. А поскольку обо мне говорят, будто я опьянен, я произнес не те слова, которые следовало.

Ему надо было произнести у алтаря какие-то слова, и он произнес «я вас благодарю». Он сказал то, что чувствовал, но надеялся, что собравшиеся решат, будто он произнес «я вас люблю». Этих слов он никогда не произносил вслух и никогда не произнесет.

– Но вы на самом деле не опьянены? Это всего лишь слух, который распустила моя мать. Часть ее фантазий относительно этой свадьбы.

Майкл не захотел тешить ее пустой надеждой, что их отношения станут чем-то большим, чем должны стать. По этой причине он не делал в прошлом никаких попыток вызвать в ней чувства – цветами, сладостями или стихами, И он не видел причин, чтобы сейчас отказаться от своего прагматичного поведения. Он должен быть откровенным с ней, дать ей понять, что он хотел жениться, но не обязательно на ней.

– Пожалуй, ваша мать права, но не принимайте это близко к сердцу. Мои недостатки останутся со мной и вас никак не затронут. Я хорошо осознаю, как мне повезло, что вы стали моей женой.

Она пристально посмотрела на него, и Фолконридж подумал, что так его компаньоны по бизнесу рассматривают его приходно-расходные книги. Этот взгляд был пристальным и бесцеремонным.

– Когда моя мать сказала, что вы попросили моей руки…

– Она сказала, что я попросил?

– Да. Разве не так? – На ее прелестном лице мелькнул ужас. – О Боже милосердный, не говорите мне, что это она обратилась к вам!

Черт бы все побрал! Они не сказали ей об аукционе. Они не рассказали о сделке. Может, это потому, что они знали, что их дочь откажется от мужа, которого можно так бесцеремонно купить?

Прискорбно, что они не сообщили ему, что рассказали дочери и что утаили. Какие еще сюрпризы его ожидают?

– Нет, уверяю вас, ваша мать ко мне не обращалась. Я обратился к вашему отцу. – Это по крайней мере было правдой. Он обратился к ее отцу, пригласив его на аукцион.

– А почему вы не обратились ко мне?

– Ухаживание требует множества усилий, причем без гарантированного успеха. Даже если оно завершится удачно, необходимо согласовать множество деловых вопросов, и это, без сомнения, уменьшает пылкость чувств. Попросту говоря, я считаю это лишним, особенно когда окончательное решение принимается отцом, с которым и обговариваются все подробности. Я счел нужным ускорить все дело, обратившись прямо к вашему отцу, чтобы получить его разрешение.

В ее глазах было видно осуждение, а ее губы вытянулись в прямую линию, которую, возможно, не смог бы расслабить даже поцелуй.

– Похоже, вы не особо романтичны?

– Романтика хороша для поэзии и романов.

– А любовь?

О любви он вообще понятия не имел.

– Я полагаю, что буду для вас самым покладистым мужем.

– К сожалению, покладистость – это не то, чего бы я хотела.

А чего, черт побери, она бы хотела?

К сожалению, кучер остановил лошадь. Сделав шаг вперед, лакей в ливрее открыл дверцу кареты, намереваясь помочь новоиспеченной маркизе выйти. Затем спустился Майкл и протянул ей руку.

– Этот разговор мы завершим позднее, – сказал он.

– Для этого у нас вся жизнь впереди, милорд. Хотелось бы знать, чего ждать от этой жизни.

– О, моя дорогая, вы здесь!

Оказавшись в окружении отца, брата и сестры, Кейт выдержала энергичное приветствие матери и крепкие объятия. Она хотела отстраниться, но не сделала этого, чтобы не поставить мать в неловкое положение. Она знала, что у матери прекрасное доброе сердце, хотя не все ее поступки Кейт одобряла.

– Или мне следует сказать – миледи! – Мать снова сжала ее за плечи и прошептала в самое ухо: – Ты и не представляешь, как я счастлива!

– Я счастлива за нас обеих, – пробормотала Кейт. Она не хотела, чтобы этот день для матери был чем-то омрачен. Если для Кейт сегодняшнее событие было неприятно, то почему оно должно быть неприятно другим?

Мать отпустила ее, прижала к глазам шелковый платок и похлопала Джереми по руке:

– Обними сестру.

– Думаю, в этом случае надо поклониться. Вы ведь теперь дворяне, не так ли? – В его зеленовато-карих глазах было дразнящее выражение, когда он наклонился до пояса, взял ее руку в перчатке и запечатлел поцелуй на запястье. Он унаследовал от отца темные волосы и приятные черты лица. Кейт не хотелось признавать это, но она всегда завидовала свободе, предоставленной ее брату как сыну хозяина семьи. Со временем к нему, без сомнения, перейдут семейные деньги. Словно угадав ее мысли, брат подмигнул ей и произнес: – Я совсем близко к владыкам империи.