Неотвратимое возмездие (сборник)

Все это свидетельствует о том, что Винн являлся профессиональным разведчиком. Однако он всячески старался это скрыть и на предварительном следствии, и на суде.

На первый вопрос следователя после ареста о характере шпионской деятельности против СССР Винн ответил, что к шпионажу не имеет никакого отношения.

Но под давлением бесспорных улик он вынужден был полностью признать свою вину.

Винн продуманно и изворотливо защищался на суде. Этому его тоже обучила английская разведка. «Как мне втолковывали на занятиях, — пишет он в своей книге, — никогда не надо отрицать того, что допрашивающим достоверно известно. Мы договорились, что если Алекса (Пеньковского) и меня схватят, мы расскажем то, что будет и без того известно, но будем твердо придерживаться линии, что я только бизнесмен, и ничего больше».

Этой линии Винн пытался придерживаться на всем протяжении предварительного и судебного следствия.

В суде он твердит одно и то же: он — коммерсант и, кроме бизнеса, для него ничего не существует, и если он оказал кое-какие услуги английской разведке, то только по неведению и под влиянием угроз. Вот его показания в суде об обстоятельствах, относящихся к моменту повторной вербовки Интеллидженс сервис:

— В начале нашей беседы Кинг (английский разведчик. — В. С.) был вполне дружелюбен и вежлив. Он старался создать у меня впечатление, что в связи с Пеньковским и в моей поездке ничего опасного нет, а затем, когда он понял мое настроение, начал угрожать и заявил мне, что мое дело пострадает, если я не буду помогать ему. Он действительно грозил последствиями, если я откажусь от оказания этой помощи. Я знал, что в Англии достаточно телефонного звонка должностного лица директору какой-либо фирмы — и моя репутация как делового человека понесла бы значительный урон, а я никак не хотел этого.

Обстоятельно, шаг за шагом выясняет суд деятельность Винна как шпиона-связника. Он устанавливает, что подсудимый, находясь в апреле 1961 года в Москве, сообщил о своих беседах с Пеньковским одному из ответственных дипломатических работников посольства Великобритании в Советском Союзе, а по возвращении в Лондон передал сотруднику английской разведки, назвавшемуся Аккройдом, письмо Пеньковского о намерении последнего сотрудничать с английской разведкой и изложил содержание своих бесед с ним. В последующем Винн организовал встречи Пеньковского с английскими и американскими разведчиками в Москве, Лондоне и Париже, получал от него пакеты с отснятыми фотопленками и другими материалами и передавал их по назначению, знакомил Пеньковского с фотографиями иностранных разведчиков в Москве, с которыми он должен был поддерживать связь, обучал его пользованию специальным контейнером для закладки в него шпионских материалов.

Винн признает фактическую сторону дела, но утверждает, что сначала не понимал значения выполняемых заданий и «узнал очень многое лишь за последние шесть месяцев». А его заявление «Мне все это дело не нравится» вызывает общий смех присутствующих в зале. И все же он продолжает стоять на своем.

Адвокат. С какими целями вы приезжали в Москву?

Винн. С коммерческими на сто процентов.

Однако факты — упрямая вещь, и он в конце концов заявляет: «Я никогда не хотел принимать участия в этих грязных делах и, конечно, впредь никогда не буду. Сейчас у меня широко открылись глаза».

Сейчас в свете откровенных признаний Винна, сделанных им в своей книге, многие его заявления и факты так называемой «коммерческой» деятельности выглядят совсем по-другому.

В июне 1962 года Винн затеял оживленную переписку с Государственным комитетом по координации научно-исследовательских работ. В письме в комитет от 12 июня он писал, что оборудует несколько фургонов для демонстрации фильмов, показа диапозитивов и чтения лекций на технические темы. «Я бы очень хотел, чтобы в список городов, предназначенных для посещения, была бы включена и Москва. Мне доставило бы большое удовольствие сопровождать эти фургоны в Москву...»

Вскоре он отправляет в комитет телеграмму: «Вниманию г-на Пеньковского. Ссылаясь на свое письмо от 12 июня, прошу подтвердить приемлемость моего приезда, а также поддержать мою просьбу о выдаче визы».

Идея Винна о поездке в Москву со своими фургонами была даже разрекламирована в английской печати. Например, газета «Файнэшнл таймс» подчеркивала важность этого предприятия Винна.

Теперь же Винн без всякого стеснения пишет о том, что в одном из фургонов был устроен тайник, в котором он по заданию английской разведки должен был вывезти на Запад Пеньковского.

В судебном заседании Пеньковский показал, что иностранные разведчики собирались организовать его выезд из Советского Союза. Обсуждались разные варианты: побег на подводной лодке, рыболовецкой шхуне, на самолете. Ему даже прислали фальшивый паспорт, с тем чтобы в нужный момент он мог перейти на нелегальное положение. Эта забота иностранных разведчиков так растрогала Пеньковского, что он разразился письмом: «Мои дорогие друзья! Получил ваше письмо с паспортом и описанием к нему... Крепко жму ваши руки, большое спасибо за заботу обо мне, я всегда чувствую вас рядом с собой. Ваш друг. 5 сентября 1962 года».

Пеньковскому сулили золотые горы, и он лез из кожи вон, чтобы выполнить задания иностранных разведок. Ему были обещаны чин полковника английской и американской армий (находясь в Лондоне, он даже примерял форму и фотографировался в ней), ответственная должность в центральном разведывательном органе США или Англии с месячным окладом в две тысячи долларов и с выплатой по тысяче долларов за каждый месяц предшествующей шпионской работы. Его расхваливали, ему пели дифирамбы.

— Разведчики говорили, что я провожу большую работу, и высоко оценивали ее как с точки зрения объема, так и с точки зрения важности полученных материалов. По этой их оценке можно сказать, что я работал не зря, — цинично заявил в суде Пеньковский.

...10 мая 1963 года. Идет четвертый день судебного заседания Военной коллегии Верховного Суда СССР. Суд допросил подсудимых, свидетелей, огласил документы, осмотрел вещественные доказательства.

В ходе исследования материалов дела было установлено, что сотрудники посольства Великобритании в Москве А. Рауселл, Г. Кауэлл, его жена П. Кауэлл, Р. Чизхолм, его жена А. Чизхолм, Д. Варлей, Ф. Стюарт и сотрудники посольства США в Москве А. Дэвисон, X. Монтгомери, Р. Карлсон, Р. Джекоб, В. Джонс, используя свое официальное положение, содействовали Пеньковскому и Винну в их шпионской работе. Союз империалистических разведок, направивших острие своей подрывной работы против СССР и других социалистических стран, оказался прикованным к позорному столбу. Американская и английская разведки, объединившие свои усилия, расчитывали на то, что деятельность дипломатов-шпионов останется нераскрытой. Однако разведывательному альянсу был нанесен сокрушительный удар. Английский журнал «Тайм» вынужден был признать, что судебный процесс над Пеньковским и Винном явился «подтверждением подозрений и заявлений русских о двойной роли западных визитеров — бизнесменов, журналистов и дипломатов в Советском Союзе».

На суде выяснилась деталь, характеризующая методы работы английской разведки. Пеньковский передал часть шпионских материалов через жену английского дипломата Анну Чизхолм. Суд выясняет обстоятельства встреч Пеньковского с этой женщиной.

Прокурор. Вы выполнили указание иностранных разведок о передаче сведений через Анну Чизхолм?

Пеньковский. Да, я это указание выполнил, я передал ей коробку конфет с четырьмя фотопленками, на которых сфотографировал четыре отчета Комитета по координации научно-исследовательских работ.

Прокурор. Где это было?

Пеньковский. Это было на Цветном бульваре, в Москве, где Анна Чизхолм обычно гуляла с детьми. Это место, как я уже говорил, мне было показано на плане Москвы. Я знал, что мне нужно идти в сторону Самотечной площади, там в сквере клумба и ящик с песком, в котором играют дети.

Прокурор. Расскажите об обстоятельствах передачи коробки.

Пеньковский. В какой-то день, не помню, воскресный или рабочий, в первых числах сентября, в обусловленное время — 16 часов — я прибыл в этот район. Без всякого труда нашел указанное место и увидел там Анну, гуляющую с детьми. Я сел на скамейку, где сидели дети, один ребенок или двое, сейчас не помню, а один играл в песке. Я потрепал ребенка по щеке, погладил по голове и сказал: «Вот тебе конфеты, кушай». Анна все это видела.