Неожиданно мать!

— Да нет же! Поехали пока…

— Ну что он ночью сделает? Отнесет Сергея в детский дом и оставит в бейбибоксе? Найдет ребенку новую маму? Пригласит к себе Киру и устроит с ней жаркую ночь? Ну? Ты выдумщица и у тебя пюре в голове! Спи давай, не трепи мне нервы! Я вам и так создала все условия!

— Зачем вам это? — тихо спросила Мотя. — Зачем вам я?..

Валерия Сергеевна немного помолчала, потом снова сняла маску.

— Он на тебя очень странно смотрит. Ты этого, наверное, даже не видишь, тебе своя любовная горячка, да еще с материнским инстинктом, глаза закрывает, но он явно что-то в тебе нашел. Он же псих, самый настоящий. Вечно у него работа, какие-то изобретения, все по полочкам. То он постигал чужие культуры, то разрабатывал какие-то там железяки, потом бизнес и он окунулся в него, а вот семья ему не была нужна. Он всегда для меня был каким-то…

— Безликим, — шепнула Мотя.

— Ну в чем-то ты права.

И Валерия Сергеевна натянула маску на лицо, как ни в чем не бывало. Ей явно было далеко до переживаний и нервов, она-то ничего не теряла и вела себя как истинная мать.

Маме виднее, маме не страшно, а у ребенка быть может мир рушится. Мама знает, что зуб долго болеть не будет, а ребенок думает, что это навсегда. Мама уходит в магазин, на час или два, а ребенок в ужасе, что его бросили на вечность. Мама не убьет придя с родительского собрания, тогда отчего так страшно, что поседеть можно?

Вот и теперь… мама знала лучше.

А Моте не спалось. Она не могла найти себе места, и с одной стороны и правда надеялась, что завтра все станет как прежде, а с другой не могла взять в толк, почему сердце так мается и не дает уснуть.

— Ну невозможно же! — прошептала она себе, глядя в отражение в ванной. Мысль пойти и умыться, казалась очень умной. Но увы, не помогло.

— Может позвонить?.. Он может не знает…

— Мотя! — в дверях показалась Соня.

В безразмерной футболке, с синяками под глазами и молокоотсосом в руке.

— А-а?.. Мешаю?

— Нет. Пошли кофе пить.

* * *

— Ну? Чего бродишь?

— Не знаю. Так все глупо. Хочу, чтобы все поскорее закончилось.

— Ты иногда ведешь себя, как ребенок, — вздохнула Соня, и Мотя уже приготовилась броситься в атаку. — А иногда наоборот, мне кажется, что ты очень сильно изменилась…

— Правда?

— Ага, — Соня стала греть руки о горячую кружку.

Они сидели на балконе и смотрели, как на горизонте по капельке набирается алый, чтобы вырасти в рассвет. Спать уже не хотелось, обе думали о своем и ждали утра. И пили никакой не кофе, а глинтвейн. На вопрос Моти: «А как?», Соня продемонстрировала запасы сцеженного молока и лукаво подмигнула.

Ну что? Почему бы и не вино под утро?

— Ты правда готова к ребенку?

— Я не знаю, — Мотя пожала плечами. — Я не думала такими категориями. Ну типа… ты себя помнишь? Тебя часто спрашивали готова ли ты?

— Постоянно.

— И как на этот вопрос ответить?

— Никак.

— У меня нет мыслей, что кто-то готов больше, чем я.

— А тебя не обижает, что он обиделся и всех нафиг из дома выставил?

Не в бровь, а в глаз.

Мотя задумалась.

Он видите ли выгнал. Его видите ли предали.

?????????????????????????? — Слушай… — Мотя поморщилась. — Вот правда… А я же перед этим ему призналась!

— В чем?

— Да во всем. Сказала… что я его завоюю! И что мне пофиг, и что он будет моим, потому что я так хочу.

— Фига… — протянула Соня, сделала большой глоток вина и зажмурилась, а потом икнула. — Ты отчаянная. Я бы так в жизни не сказала…

— Я… наверное, не умею слышать «нет»?

— Ты никогда не умела… Но разве это плохо? Иногда мне тоже хочется быть отчаянной. Ругаться с заведующими поликлиники, воровать детей… признаваться в любви.

— Кому? — вытаращилась Мотя.

— Ну да хотя бы человеку, которому я в ЗАГСе сказала: «да».

— Ты что… не признавалась?..

— Ну без особой романтики знаешь ли. Я скорее соберу манатки и молча уйду. Воробей птица гордая, или как-то так…

— Кажется… королек птичка певчая, — вяло пробормотала Мотя. Ее язык не слушался из-за пряного глинтвейна. — Ты споила меня, шельма?

— Я даровала тебе сыворотку правды и напиток живой см-смелости, — хихикнула Соня. — Лева-а… мне скажет парочку неприятных вещей утром… когда поймет, что я не проснулась. И не проснусь. До обеда. Имею право!

— Тебе это нравится, только честно?

— Очень. Дети — это круто. Хочу еще пять.

— Врешь?

— Безбожно вру! Роды — отстой. Ну что? Готова ехать и петь своему мужичку серенады?

— Чего? — расхохоталась Мотя.

— Что? На каком он там этаже живет?

— На о-очень высоком…

— Беда-печаль… вызывай такси!

Сорок четвертая. Серенаду надо?

Роман проснулся не от криков или кряхтения. Серега мирно спал рядом с ним, нагло оккупировав большую часть двуспальной кровати. Он лежал звездой, с довольным лицом, и его совершенно не беспокоило, что где-то на первом этаже квартиры, что-то издает невозможный шум.

— Тш… — прошептал Роман и прежде, чем выйти из спальни, задержал взгляд на щекастой мордашке.

Все-таки это пухлое существо знатно прочистило мозги не только Моте, которая пошла во все тяжкие, но и Роман не мог с собой теперь ничего поделать.

Человеку чуть больше месяца, а он сам себе родителей нашел! Далеко пойдет.

Роман вышел из спальни и приготовился орать, перегнувшись через перила, но так и замер. Мотя стояла посреди холла, крутила на пальце ключи, которые почти наверняка у кого-то стащила. Хотя…

В направлении выхода спешно смывалась, хорошо знакомая тучная фигура Олега.

— Мотя?..

— Я нашла… Олега! — пробормотала она.

Роман посмотрел время, пять утра.

— Я нашла его через инсту… — ее предавал голос, но виновато было явно не волнение, а что-то похожее на алкоголь. — Я нашла инсту Киры… вернее, она сама на меня подписалась. Потом нашла по лайкам Нину, потом я нашла… Олега, кстати они почти наверняка мутят и не спорь со мной, потом я ему написала. Он не ответил. Тогда я стала искать, как ему позвонить… короче! Я тут! — она подняла над головой руки, демонстрируя себя. И при том, что Роман и рта раскрыть толком не успел, решила его предупредить: