Неожиданность

Сначала я не поверил, что Агний по воздуху сюда прилетел. В вашем мире летают сейчас только ведьмы. А он мужчина, и оборудования при нем никакого нету. Показалось, что волхв обманывает — скрывает секрет либо телепортации, либо летательный аппарат изобрел, да припрятал его где-нибудь поодаль. Нам бы, для доставки меня в Южную Америку, подошло и то, и это. Оказалось, что он на самом деле просто прилетел, и достаточно быстро.

Думал взгляну, как у Агния все это устроено, и у тебя так же видоизменю. Станешь обладателем большой магической мощи, и дельфинам поможешь, и слетаешь потом к Вратам Богов по-быстрому.

Только не получилось у меня ничего. Ты, как волхв, раскрыт уже полностью. Способности у тебя меленькие, неказистые. То, что можно было в тебе открыть, уже открыли. Усилили способности к лечению до максимума, и открыли великолепный голос — и это все, что можно из тебя выжать. Закрыты две большие силы в тебе божественными заглушками — одна предсказывать будущее, другая мне непонятна, ни у Невзора, ни у Агния таких не было. Я, вроде как, стою перед двумя мощными дамбами, которые перекрывают два значительных потока. А на остальные твои ручейки, гидроэлектростанцию не ввернешь — не осилят турбины крутить.

— Будущее я по юности неплохо предсказывал, потом вдруг лет в семнадцать неожиданно оборвалась эта способность ни с того, ни с сего. У деток, пишут, так частенько бывает.

— Да ты то был в семнадцать лет уж давно не детка, а здоровенный лоб! А то и се наверняка заменила какая-нибудь дошлая девица, которая затащила тебя в кровать!

Я задумался.

— Верно, была на первом курсе института такая история. В общем то, после этой Ирочки и перестали сбываться мои прогнозы. Что ж, неплохо прожил и без этого.

— А мне без этого нехорошо. Того и гляди, где-то ошибемся. Предлагаю: давай я там покопаюсь, может и удастся открыть какую-нибудь дырочку.

— Копайся, чего уж там. Если для всеобщей пользы, отчего же не позволить. Только меня не тревожь, я, пожалуй, усну.

Через пару дней ближе к вечеру показались каменные стены Херсонеса, он же Херсон. Через открытые ворота активно ходили и ездили люди в греческих хитонах, русских портах и косоворотках, шныряли всадники в половецких штанах-чулках и халатах. Семенили мелкими шажками и тряслись в седлах женщины в хитонах, сарафанах, кафтанах, штанах и юбках. Могучие волы, ослы и лошади влекли за собой арбы, телеги, разнообразные коляски и фургоны. Гнали стада овец и коров — купцов, ремесленников, воинов и мореходов надо было кормить.

Многонациональный центр торговли и ремесел, защищенный двумя изгибами стоящих параллельно друг другу стен, врагов не боялся. Половцы без осадных машин византийский город взять пока не могли, для сельджуков непреодолимой преградой стало Русское море, русские, если и возьмут наружную стену, увязнут перед внутренней.

Мы, заплатив небольшую пошлину, въехали в старинный и в 11 веке город-порт. Белоснежные колонны храмов прежних греческих богов мирно соседствовали с православными церквями, надо всем возвышался громадный маяк. Все постройки Херсонеса были каменными, потому как с лесом в этих краях было очень туго, а завозить его вставало дорого. Дома, с примыкающими к ним складами и амбарами от улицы заборами не отделялись, к каждому из них вел удобный подъезд. Внутренний дворик был огорожен стенами здания. Город-торгаш заботился о своих главных добытчиках — купцах.

Мы с Богуславом быстренько вникли в смысл греческого языка с вкраплениями латыни у проходящей мимо с кувшином на могучем плече женщины и взялись расспрашивать ее про постоялые дворы. Тучная горожанка, с коей мы начали опрос, этим вопросом не интересовалась.

— Да живут где-то люди… — и пошла дальше, уволакивая за собой двоих щекастых бутузов, цепко держащихся за ее широченную юбку.

Мы вели лошадей в поводу и озирались. Нужен был какой-то юркий проныра из местных, из таких, что в каждой бочке затычка и все про все знают.

Какой-то изрядно потасканного вида курчавый грек, катящий пустую тележку и спешащий по своим неведомым херсонским делам, показался нам соответствующим нужному образу. Он охотно остановился потолковать с нами. Вытерев вспотевшие от повозки ладони об хитон и внимательно выслушав наш вопрос про постоялый двор, херсонец начал делиться информацией.

— Это вам приличный хотел стало быть нужен, или как мы их называем ксенодохио, — задумчиво произнес он. — Немало у нас таких заезжих дворов, как вы, русские, о них говорите. Только они очень сильно разнятся между собой. Вы можете заплатить по два-три медных нуммия с человека в день и после этого спать на гнилой соломе, прижимаясь к теплому боку коня, не получая за эти деньги никакой еды, а можете найти место, похожее на императорский двор с изысканными кушаньями за золотой солид или тремиссис. Что вы хотите выбрать, я не знаю.

— Нам бы чего-нибудь попроще, чем для знати, но нужно и не то, что можно получить за медь, — разъяснил я. — Уложиться бы в несколько серебряных милиарисиев или кератиев за приличное содержание, пусть даже и без кормежки, вот это было бы то, что нужно. Конечно, должна быть хорошая конюшня.

Херсонец обмыслил мои слова и, прищурив хитрые глазки, сказал:

— Я мог бы вас уважить и отвести к своему двоюродному брату Викентию, который, поселив вас по моей рекомендации, много денег с таких уважаемых гостей, конечно же бы не взял, — тут он вздохнул от невыразимой трудности бытия, — но дела, заботы, к сожалению, не позволяют мне отвлечься ни на миг.

— Ну, полагаю серебряная монета в один кератий разрешит эту проблему? — поинтересовался я.

— Милиарисий! — жестко объявил собеседник, — и я, презрев все свои заботы, отведу вас к брату прямо сейчас.

— Веди!

— Однако это греческое мурло изрядный выжига и плут, заметил по-русски Богуслав, когда мы уже двигались за проводником, бойко катящим свою тележку в нужную нам сторону.

— Наплевать, — отмахнулся я, — пора уже обустраиваться, скоро стемнеет.

Гостеприимец Викентий встретил нас как родных. На хвалебные отзывы о нас братана он бы и не обратил никакого внимания, будь гостиница полна. Но торговый сезон на «пути из варяг в греки» неумолимо двигался к концу, приближалась суровая зима, а в скандинавских странах она уже наступила, и с постояльцами было туго.

А тут — приехавшие на справных конях русские бояре с женщинами и челядью, явно привыкшие жить в роскоши, скупиться, в отличие от бережливых немцев и готландцев, скорее всего не станут. Он сунул родственнику какую-то мелкую монетку и выпроводил его.

— Иди, иди, как тебя там, Ламврокакис, что ли, не мешайся мне тут.

— Да вдруг в какое другое место пойдем, — зароптал сомнительный безымянный родственник, которого почему-то кликали только по фамилии, — я тут близко отличное местечко знаю!

— Никуда больше ходить не придется, мы договоримся! — рявкнул хозяин постоялого двора. И продолжил неожиданно по-русски: — Проваливай подобру-поздорову, покуда цел!

Мы с Богуславом переглянулись: похоже, пришли и можно подавать Олегу команду распрягать лошадей, но на всякий случай денег я Ламврокакису пока давать не стал.

— Подожди нас на улице, вдруг в цене не сойдемся!

Викентий сразу растерял весь свой задор, — тешащую его мысль о заоблачном повышении расценок немедленно пришлось оставить, тут главное не упустить богатых постояльцев, не дать проплыть такому кусищу мимо рта.