НЕОЖИДАННЫЕ ПРЕДСКАЗАНИЯ

Церковь, по которой шел молодой мужчина, была пуста. На первой скамье справа сидели две старых женщины в черном, далеко сзади в полутьме на коленях стоял худой человек. Пусто.

Ему стало холодно. Он вышел на улицу, остановился на ступенях церкви. Он увидел дюжину молодых людей, идущих вверх по улице. Выбритые головы, тела закутаны в полотнища цвета шафрана, босые ноги в сандалиях, они пели псалмы, били в цимбалы и тамбурины.

Они прошли мимо церкви, раскачиваясь из стороны в сторону и глядя прямо перед собой, и благостные улыбки освещали их кукольные лица.

Когда позже молодой мужчина вернулся домой, в телевизионных новостях он увидел тысячи согнутых в поклоне спин на улицах города. Священник с тюрбаном на голове и бородой, скрывающей лицо, проповедовал учение. В этот момент молодой мужчина вспомнил пустую церковь.

Религия, собственная религия, вера страны, в которой он родился, стала ненужной и безлюдной, опустела, как церковь, в которой он сегодня побывал.

Она не была уничтожена атеистической идеей или в результате научного прогресса. От нее ничего не осталось, кроме пустоты. Другие религии заняли ее место. Молодой мужчина почувствовал, что лишился того, что принадлежало ему по праву. Он утратил частицу себя.

8

Когда придет тысячелетье за нынешним

тысячелетием вослед,

Гром смерти разразится землею.

Варвары смешаются с последним легионом солдат,

безбожники заселят сердца

городов-святынь,

и все — один за другим — станут варварами,

неверными и злыми.

Порядок и закон падут.

Ненависть, как пламя в сухостое,

людей охватит.

Случится избиение солдат,

безбожники задушат верных.

Жестокость будет в каждом сердце и во всех.

И города падут.

Они играли на покрытом снегом склоне на окраине города. Семилетнюю девочку звали Златой. А мальчик с совершенно черными волосами и темной кожей откликался на имя Али. Третий, толстощекий мальчуган с рыжими волосами и громким голосом, самый живой и жизнерадостный из них, был Мерциар. Они играли. Снег был глубокий и мягкий, и ярко сияло солнце. Дети на животах скатывались с горки, и мороз им был нипочем. Вдали был слышен гром взрывов.

Их могли звать и Мириам, и Георг, и Владимир. Они могли бегать на морском берегу или прыгать по камням в горах. Они все равно были бы сыновьями и дочерьми своих родителей — мусульман, евреев или христиан, православных, католиков или маронитов. Ни религия, ни местность здесь значения не имеют. Они играли, как играют дети. Они играли с радостной безмятежностью, на которую способны только дети, слишком долго прятавшиеся от света, совершенно внезапно озарившего их, когда со всей силой проснулась жизнь, а юность неудержимо проложила себе дорогу и вынесла их на солнце.

Вокруг них была война. Война, полная ненависти, война без правил. Одна из тех гражданских войн, в которых убивают людей с простотой, будто валят деревья. И хотя они видели вокруг себя и смерть своих друзей и подружек, и родителей, они не верили в собственную смерть. Они были детьми, и солнце сияло. Из окна своих полуразрушенных домов за ними наблюдали родители и снова и снова звали их домой.

Им не хотелось опять вызывать дьявола из его обители. Но кто этот демон? Мусульманин? Еврей? Христианин, православный, католик или маронит? Это зависит от места и точки зрения. Но разве дети, играя, думают о дьяволе?

А он принимает человеческое обличье.

Издали, из других окон, в прицелы снайперских винтовок за детьми наблюдали другие люди, — впрочем, достойно ли их это слово?

Один из них подал знак. Вскоре после этого на покрытом снегом склоне лежали три неподвижных тела, а снег был красным от детской крови.

9

Когда придет тысячелетье за нынешним

тысячелетием вослед,

люди последуют крови и вере.

Но ни один не внемлет мучениям

сердца ребенка,

выброшенного, как птенец из гнезда,

никто не укроет его от удара руки

в перчатке с кованым железом.

Ненависть переполнит землю, хоть она

считает себя спокойной.

Никому не будет пошады — ни старикам,

ни убогим калекам.

Жилища сожгут и разграбят.

Одних людей заменят другие,

и все будут взгляд отводить в сторону,

чтобы не видеть обесчещенных женщин.

Деревня была окружена лесами и горами. Все дома были построены из дерева, и около каждого был маленький огород. Окна украшали маленькие, наполненные цветами корзинки. Старые женщины сидели на верандах и чистили овощи, в то время как их дочки или падчерицы вешали белье на веревки, натянутые между деревьями. Все женщины носили платочки. Проезжали мимо повозки с сеном. Слышен собачий лай. Кругом был мир. Женщины от одного дома к другому разносили вести, а дети через забор лазали друг к другу в гости.

Кто они были? Какому богу молились? Разве это кого-то взволновало? Одни ходят в церкви, увенчанные куполами, блестящими на солнце. Другие — в мечеть, минарет которой высоко видно за деревьями.

Десятилетиями так шла жизнь. Но однажды ночью деревня была разбужена шумом и грохотом моторов, и земля содрогнулась от рева гусеничных машин. Когда мужчины вышли утром из своих домов, они увидели танки, перекрывшие оба выхода из деревни. Мужчины в маскировочной униформе, натянув на лицо черные маски, ходили патрулями и врывались в дома. Запахло дымом. Это был первый дом, который погиб в огне. Женщины голосили.

Крестьяне проходили мимо, положив руки на голову, а солдаты ударами хлыста, как скот, подгоняли их. Они шли к лесу.

Через несколько минут раздался грохот пулемета. Снова возопили женщины. Некоторые из них метались, расцарапывая себе грудь, рвали на себе волосы, воздев руки к небу. Лица их были искажены страхом, в глазах застыл ужас. Снова горели дома. Согнали некоторых жителей деревни и повели опять.

Соседи отворачивали лица, стараясь не встретиться с ними взглядом. Каждый из них теперь вспомнил, в какого Бога верил его сосед.