Неожиданный наследник 3
Шрифт:
Мусин-Пушкин быстро выпалил слова прощания и с явным облегчением покинул гостиную. Не сказать, что произошедшее меня расстроило. Наоборот, в душе появилась надежда, что всё будет хорошо. По крайней мере, слова об учителях можно воспринимать именно так.
Панин прибыл под вечер, заставив меня ждать. Наставник оказался невысоким и весьма грузным мужчиной лет пятидесяти. Может, он был моложе, но круглое лицо, заметное пузо и небольшая отдышка прибавляли гостю дополнительные годы.
Представившись, Никита Иванович с долей недоумения окинул мою скромную обитель. Ха-ха! Хотелось бы посмотреть на его реакцию, получи именно он приказ забирать меня из темницы. А в гостиной есть стол, стулья и даже небольшое окно, через которое я могу наблюдать за задней частью
– Думаю, завтра ближе к полудню можно приступить к представлению остальных наставников и началу вашего обучения. Пока же я хотел разместиться в своих комнатах и отобедать. Дорога была долгой и порядком меня утомила. Заодно завтра обсудим вопрос вашего дальнейшего проживания. Либо мне придётся перебираться в Царское Село, так как приказы Её Величества не обсуждают. Но, возможно, вам выделят приемлемое жильё в столице, что более целесообразно. Ведь ваших учителей тоже потребуется, где-то поселить.
– Сегодня.
– Что простите?
Уже готовый покинуть гостиную вельможа запнулся, будто наскочив на какое-то невидимое препятствие. Выглядело это забавно, но мне сейчас не до смеха. Я и так весь извёлся в ожидании учителей, а он, видите ли, изволил проголодаться и желает отдохнуть.
– Вы же сами признали, что приказы императрицы не обсуждаются, – решаю немного пошутить над графом, а заодно сразу поставить его на место, – Поэтому мы должны их выполнять. Зовите учителей знакомиться, а занятия начнём завтра, но часов в семь утра. Я, знаете ли, встаю с рассветом, так чего тянуть? Тем более, господин Мусин-Пушкин подготовил всё для будущих уроков. Здесь есть бумага и перья для записи. Валентин Платонович даже немного обучил меня грамоте. Скорее мы вспоминали забытое, ведь ранее я умел читать.
Делаю самый невинный вид под пристальным взглядом, пришедшего в себя Панина. Изображать из себя юродивого можно по-разному. После некоторых раздумий мне пришло в голову, что более разумно представляться простачком. И выбранный образ начал приносить успехи. Чему помогли постоянные вопросы, с детской непосредственностью задаваемые Мусину-Пушкину. В последние дни тот не знал, куда деваться и вздрагивал от очередного «почему?».
– Здесь вы правы, – наконец произнёс наставник, – Сейчас я прикажу слугам позвать учителей. Заодно распоряжусь, чтобы нам хоть чаю подали. Но семь утра? Это же такая рань!
Пусть хоть водку хлещет, а не только чай. Главное – мой ход сыграл, и Панин не почувствовал подвоха. Что касается времени начала занятий, то никто не заставляет его на них присутствовать. Думаю, в начале граф будет сидеть на каждом уроке, но далее оставит меня на попечение учителей.
А вот и они. Жалко, что в гостиной немного темновато. Всё-таки уже вечер, а свечи не в моём распоряжении. Если слуга зажёг именно такое количество, то так и надо.
Первым представился невысокий крепыш, обладающий брюшком, как Панин, но с более приветливым лицом. Был он молод и явно жутко любопытен. Его глаза излучали немалый интерес, рассматривая меня и скудную обстановку гостиной. А длинный нос чуть ли не вынюхивал, чего здесь вообще происходит. Выглядело это презабавно, отчего я сразу улыбнулся, но даже без намёка на иронию или язвительность.
– Экстраординарный профессор Румовский Степан Яковлевич [9] , – произнёс живчик приятным голосом, – Преподаю в Академическом университете математику и астрономию. Назначен вашим учителем по данным наукам, а также географии и физике.
Тут в комнату забежал взволнованный лакей в сопровождении нескольких помощников, и принялся командовать расстановкой чая, чашек и вазочек с вареньем. Видать, господин Панин знает волшебное слово, раз слуги сразу забегали будто ошпаренные. После того как чай был разлит, а обслуга покинула гостиную, представился
второй учитель. Этот был немного постарше Румовского и отличался от него внешним видом. Высокий, худощавый, с рублёными чертами лица. Сначала он произвёл впечатление неприятного человека. Но умные глаза и такая же приятная улыбка, как у товарища, сразу сгладили немного отталкивающий внешний вид.9
Степан Яковлевич Румовский (1734–1812) – русский астроном и математик, один из первых русских академиков (с 1767 года). Иностранный член Стокгольмской Академии наук. Инициатор открытия Казанского университета. Научные труды относятся к области астрономии, геодезии, географии, математики и физики. Много усилий он направил на преподавание с целью воспитать первое поколение российских учёных. Написал учебник «Сокращения математики» (1760). Один из составителей первого издания «Словаря Академии Российской» в 6 томах (1789–1794).
– Бакмейстер Логин Иванович [10] ваш преподаватель немецкого и французского языков, – произнёс гость с небольшим акцентом, – Последние четыре года являюсь гувернёром, заодно занимаюсь переводами с русского на немецкий.
Не знаю, как насчёт умений обоих учителей, но они мне сразу понравились. Да и Панин видится не особо неприятным человеком. Ведёт себя высокомерно, но и Мусин-Пушкин любил задирать нос. Граф же явно лентяй и сибарит, что даже лучше. Меньше будет лезть в мои дела. Хотя, время покажет.
10
Логин Иванович Бакмейстер (Хартвиг Людвиг Кристиан Бакмейстер (1730–1806) – российский и немецкий библиограф, переводчик, редактор, лингвист, педагог.
Чаепитие прошло немного сумбурно. Оба преподавателя сначала стеснялись Никиту Ивановича, но после его молчаливого кивка начали расспросы. Оба захотели проверить, какими знаниями я обладаю. Скрывать особо нечего, поэтому я честно рассказал, что читаю с трудом, а писать даже не пробовал. Помню немного арифметику, чем сразу разжёг новую порцию любопытства со стороны профессора. Но под взглядом Панина тот умерил свой пыл. Гувернёру я рассказал, что немного помню немецкий. Мы определили это с Мусиным-Пушкиным, когда пытались выявить мои нынешние знания. Вернее, тогда я просто позволил надзирателю узнать часть моих умений. Про остальное окружающим лучше не говорить даже под страхом смерти.
– Отчего вы отказываетесь исповедаться отцу Иерониму? Ваше поведение могут счесть за проявление неуважения к церкви. Не помогут и многочасовые молитвы. Разнообразные сектанты тоже проводят в молении множество времени. Вот только никому неизвестно, о чём они просят господа и не замышляют ли какую-либо каверзу.
После весьма насыщенного первого дня обучения, мы сели обедать с Никитой Ивановичем. Учителя кушали отдельно, заодно им надо разработать более верную стратегию моего обучения. Сегодня у нас были больше ознакомительные уроки. Панин же, позёвывая и явно утомлённый нашими разговорами, отсчитывал время до конца занятий. А вот при слове обед сразу воспрянул духом. Хотя и немного морщился, пробуя приготовленные блюда. Еда у меня простая, но сытная. Так повелось изначально, ибо Мусин-Пушкин предпочитал питаться именно так. Только его преемник придерживается совершенно противоположных взглядов. Судя по упоминаемому повару, граф вскоре займётся данным вопросом вплотную.
Я ждал вопросов об отношениях с попом, поэтому не стал тянуть с ответом.
– У меня нет грехов, чтобы исповедоваться, – снова делаю простоватый вид и честными глазами смотрю на собеседника, – Да и отвык я за столько лет от общения. Касаемо молитвы, то мой прежний духовник – отец Илия ничего подобного не рассказывал. По его словам, церковь и вера, совершенно разные понятия. И главное, чтобы бог был внутри тебя. Поэтому неважно, как и где ты молишься. Просто надо оставаться человеком и соблюдать заповеди. За всё остальное с нас спросят в судный день. А вы готовы держать ответ перед всевышним?