Неожиданный наследник

Вроде готовился, но встреча и последующее ознакомление присутствующих со сказками, неожиданно дались мне трудно.

Я воспользовался приглашением Щербатова и посетил его литературный кружок. Надо заметить, что собрание происходило во дворце князя. А среди участников сего действа оказались такие персоны, как Сумароков, Тредиаковский, Мелиссино, Елагин, Лукин, Трубецкой, отец прекрасной Екатерины, и Шувалов. В огромной зале оказалось не менее тридцати человек. Более всего меня смутило присутствие фаворита покойной императрицы. Оказалось, что Иван Иванович действительно увлечён литературой, искусством и наукой. То же самое касалось князя. Но Пётр Никитич имел самое непосредственное отношение к литературе, ибо увлекался изящной словесностью и даже писал стихи. А ещё Трубецкой подтвердил, что ждёт меня в гости, на очередное собрание их салона.

Народ собрался весьма необычный. Присутствующих мало волновали свежие сплетни и мелкие столичные интриги. Судачили больше о последних новинках русской и европейской литературы. Ещё обсуждали какую-то театральную постановку. В общем, публика приятная, но говорящая со мной на разных языках. Так и есть, ведь многие господа предпочитали изъясняться на французском, к которым у меня пока неважно. Вот немецкий язык мне удалось освоить быстро, что немудрено. Во-первых, в раннем детстве именно на нём со мной разговаривали родители и один из надзирателей. Во-вторых, мы взяли за правило часть времени беседовать по-немецки с семьёй. Получалось забавно, а Антон Ульрих часто нас поправлял. Здесь же чувствуется уклон во французскую культуру.

Меня это сильно смущало, ведь мы собрались обсуждать русские сказки. Само собрание происходило излишне неторопливо и скучно. Благо, что обошлось без обеда. В противном случае оно могло затянуться до утра. А дон Алонсо весьма ревностно относится к нашим занятиям. И если я вернусь домой за несколько минут до обычной побудки, то всё равно придётся вставать.

Наконец, настало время сказок. Надо учитывать, что я не бродячий сказитель и требовать у меня выступление — весьма глупая затея. Щербатов осторожно обошёл этот вопрос, втянув присутствующих в обсуждение русских сказок.

Надо заметить, что собравшиеся знали немало историй и былин. Вот только они далеки от той завершённости и отточенности, сказок из будущего, которые я имел наглость присвоить себе. Когда я рассказал несколько небольших историй, у большей части публики пропал скепсис. А далее, они слушали меня внимательно и даже удивлённо. Я не мифическая птица Гамаюн, поэтому решаю остановиться на шести рассказах. Тем более что большая их часть уже записана князем.

— Очень необычно звучит. Язык явно новый, на который изрядно повлиял Ломоносов, — вынес свой вердикт Сумароков, которому первому предоставили слово, — Насколько я понял, Михаил Михайлович записал гораздо больше историй? Значит, мне необходимо ознакомиться со всеми сказками.

Забавно, что поэт в разговоре смотрел на Тредиаковского. Щербатов накануне собрания сообщил мне, что в литературном обществе ведётся непримиримая борьба между Ломоносовым, Сумароковым и Тредиаковским. Её суть заключалась в определении правил русского стихотворства. Не знаю, кто победил в этой битве. Но Александр Петрович иронично посматривал на Василия Кирилловича. Последний же не скрывал своего отношения, презрительно фыркая на слова оппонента. Будь здесь Ломоносов, то мог заехать в глаз обоим коллегам. Думаю, Щербатов шутил, когда описывал нрав и поведение поморского гения.

— Господа, у меня мало времени, так как большую часть дня я учусь, — судя по едва заметной усмешке, Трубецкой знает о моих дополнительных занятиях с графиней, — Поэтому предлагаю вашему кружку вынести вердикт. Если вы считаете сказки приемлемым, то мне нужна ваша помощь в их публикации. Вернее, я смогу издать их своими силами. Но мне потребуется помощь в доведении историй до ума. Ведь моё изложение сильно отличается от существующего русского языка. И только ваша образованность и знание литературы позволили понять мои потуги.

Решаю добавить немного лести. Мне не жалко, а людям приятно. Судя по всему, я угадал. Но сказки для меня не главное. Их мы будем издавать с Антоном, заодно получим хоть какую-то прибыль. А вот учебники гораздо важнее.

— Прошу вас выслушать профессора Румовского. Многие из вас знают этого блестящего математика и наставника. Он преподаёт точные науки и мне. В одном из разговоров Степан Яковлевич сообщил удивительные вещи. Оказывается, в России нет хороших учебников. И это касается даже преподавателей, которые вынуждены полагаться на свою память и записи, сделанные во время собственного обучения. Впрочем, профессор расскажет всё сам.

Вообще, Румовский меня поразил. Буквально за две недели после состоявшегося разговора, профессор смог составить черновой образец азбуки и учебника по арифметике. А ведь я передал ему только смутные описания моего видения учебника. Но это не помешало Степану Яковлевичу и его учебникам.

Понятно, что при составлении азбуки Румовский отталкивался от работ своих предшественников. Ведь первый учебник для облегчения изучения языка был издан Карионом Истоминым[3] ещё семьдесят три года назад. Мы же просто его усовершенствовали, добавив цифры и написание слов, для лучшего освоения языка. Вернее, это сделал не я.

Что касается учебника по арифметике и набросков будущего задачника по математике, то здесь строго моя заслуга. Понятно, что далее всё перешло Румовскому и его ученикам. Но большую часть работ проделал именно ваш покорный слуга.

И вот почтенная публика изучает новую азбуку и задачник. Большая часть присутствующих оказалась весьма слаба в математике. Зато сегодня собрание посетили два офицера артиллериста и коллега Румовского по Академическому университету. Вот они смогли оценить проделанную работу по достоинству. И если большая часть собравшихся, начала бесконечный спор, у какого букваря заимствована идея, то люди математического склада ума, сразу оценили предложенный задачник. А когда я написал вопросник с задачами в шутливой манере, «математики» были сражены.

Дебаты заняли часа два. Мой статус собравшихся не смущал, ибо истина дороже. В обсуждении принимали участие и аристократы. Тот же Щербатов и Трубецкой спорили с оппонентами, не видя урона для своей чести.

Я же, пока шли дебаты, собрал свой кружок и начал раздавать задачки. И надо заметить, что люди, неплохо разбирающиеся в математике, не сразу смогли их решить.

А затем Ваня сделал глупость. Он, то есть я, достал из сумки кроссворд. Данная забава была названа перекрёстком и сначала вызвала у математиков ироничные улыбки. Но когда они поняли, что им предложили, то забыли обо всём. Так как я подготовил всего семь кроссвордов, то пришлось быстро рисовать новые. Заметив, что часть присутствующих замолчала, и занимается непонятным делом, к нам начали перемещаться спорщики. Благо я взял с собой бумагу и грифели. Поэтому уже через десять минут все собравшиеся погрузились в разгадывание.

Когда схлынула первая волна возбуждения и в зале стало более-менее тихо, взгляды собравшихся постепенно переместились на меня. Здесь уже Румовским не прикроешься.

— Да, это моя задумка. Очень удобная вещь для развития ума и памяти, — почти честно отвечаю присутствующим, — У меня недавно возникла идея открыть собственную газету. Вот там каждую неделю и будет публиковаться перекрёсток. Заодно я хочу ознакомить людей со сказками и задачами. Но сейчас надо принять решение. Сможете ли вы издать учебники? Ведь это дело необходимое для империи.