Нэпал — верный друг. Пес, подаривший надежду

Джим разворачивает коляску и, чувствуя на себе удивленный взгляд собаки, направляется к выходу. На улице какой-то человек узнаёт его и понимает, что он не в себе.

— Джим! Эй, Джим! Ты в порядке? Погоди секунду!

Джим трясет головой и едет дальше.

— Я не могу говорить. Не могу говорить…

Он жестами отгоняет всех прочь, подъезжает к «крайслеру», выдвигает подножку, забирается внутрь и плотно закрывает за собой дверцу. Плотину наконец прорывает. Джим сгорбившись сидит в своем мини-фургоне, один, навсегда разлученный со своим псом, и рыдает так, что разрывается сердце.

Слезы все текут и текут. Кажется, он не сможет успокоиться.

В его измученной голове вертится единственная мысль: «Что мне теперь делать?»

Джим плачет всю дорогу, проезжая по «Ранчо дель Оро», Семьдесят шестому шоссе и Оушен-роуд. Он плачет до самого Санти. По его щекам текут слезы, а в голове теснятся воспоминания о собаке, с которой они разлучены. Вот Нэпал будит его утром чиханием и собачьим поцелуем. Вот они сидят возле джакузи-вышки. Нэпал достает ему пиво из холодильника. Разносит почту на работе. Бежит за подставкой для мяча…

Когда Джим забирает Татьяну, ему кое-как удается сдержать поток слез. Но это лишь временно. Он переступает порог дома, а там миски Нэпала для корма и воды. Джим смотрит на них, и по его щекам снова текут слезы. Они продолжают течь, когда он бросает взгляд на подстилку Нэпала в гостиной.

Джим пытается убедить себя в том, что жизнь идет своим чередом. В конце концов, теперь у него есть Татьяна и нужно заботиться о ней — о двухмесячном щенке, которого он должен растить, дрессировать и любить. Он должен каждые два часа выводить ее на улицу и учить командам «сидеть» и «на горшок». Джим говорит себе, что Татьяна, по крайней мере, поможет ему справиться с тоской.

Он повторяет себе это снова и снова, потом въезжает в спальню, а там — маленький домик Татьяны и опустевшее место напротив. Джим знает, что каждый день будет вспоминать этого пса. Другого такого у него уже не будет.

Боль от этой разлуки никогда не пройдет.

Глава девятнадцатая

Опыт борьбы с моей инвалидностью вдохновил маму и папу связаться с некоммерческой организацией под названием «Испытания полетом». Эта организация катает детей с физическими и психическими отклонениями на самолетах. Идея такая: если ты можешь летать на самолете, то для тебя вообще нет ничего невозможного, ведь небо — это предел.

Через некоторое время я тоже начал посещать встречи «Испытаний полетом». Там я познакомился с женщиной по имени Джеки, волонтером организации, о которой никогда раньше не слышал. Она называется «Собаки-помощники: новые возможности», коротко — СПНВ. Джеки пришла туда со щенком золотистого ретривера, из которого надеялась воспитать собаку-помощника. Именно Джеки сказала мне, что я мог бы получить такую собаку.

— А я думал, это только для людей, у кого парализованы все конечности, — сказал я. — Или для тех, кто пострадал сильнее, чем я, то есть менее самостоятелен. Я очень хотел бы иметь такую собаку, но слишком многое могу делать сам.

— Нет-нет. Обещать я ничего не могу, но мне кажется, что вы вполне подходящий кандидат. — Джеки протянула мне брошюру. — Попробуйте, подайте заявку. Посм'oтрите, соответствуете ли вы критериям. Вы ведь ничего не теряете.

Я был обрадован и взволнован. «Неужели я смогу получить собаку? Неужели у меня снова будет собака?» Я всегда держал собак, просто мне казалось, что теперь я не смогу завести домашнее животное, потому что прикован к инвалидной коляске. И я никогда не думал, что собака может быть помощником.

Да, я всегда любил собак. Дороже всех мне была Блю, австралийская овчарка. Несмотря на название, эта порода выведена в Америке. Блю вообще-то принадлежала Скотту, еще до того, как он женился на моей сестре-близняшке Джули. Но я так полюбил эту собаку, что вскоре всем стало ясно: ей будет лучше со мной. Блю сопровождала меня повсюду. Когда я подстригал газон, Блю сидела рядом в садовом тракторе. Если ей становилось скучно, она спрыгивала на землю и бежала за трактором. Блю никогда не оставляла меня, как бы ни уставала. Иногда она даже мчалась за моей машиной, если я куда-то уезжал, и останавливалась, только выбившись из сил. Мы были не разлей вода, поэтому, женившись и получив назначение на базу ВВС имени Кислера, я, конечно же, взял Блю с собой.

Но она не могла меня ни с кем делить. Просто не хотела или была не в силах. И ей явно не нравилось видеть рядом со мной Карлу. Стоило мне уйти на работу, как Блю словно сходила с ума, превращая жизнь моей жены в ад. Если Карла оставляла дверь открытой, Блю убегала меня искать. Дошло до того, что мне пришлось позвонить моим родителям и попросить их забрать Блю. Она жила с ними до самой смерти, а я виделся с ней, когда приезжал к ним. Не лучший вариант, но у меня просто не было выбора.

Да, я всегда держал собак, и Блю была последней из них. Мысль о том, что можно получить собаку в СПНВ, казалась мне обещанием чуда, которое именно сейчас было мне так необходимо.

Я позволил себе помечтать. Если у меня будет собака, она сможет провожать мальчиков в школу. Вы только представьте себе: мальчиков будет сопровождать не отец, сидящий в инвалидной коляске, а самая крутая на свете собака!

Бойцам отрядов особого назначения тяжело просить о помощи. У нас это не заведено, даже если ты всего лишь бывший боец, прикованный к коляске. Мне понадобилось несколько лет для того, чтобы обратиться в СПНВ. И то я смог это сделать, лишь оказавшись в тупике. Раньше меня поддерживала мечта снова начать ходить, а теперь она угасала.

Мне сделали операцию на головном мозге, но она совершенно не избавила меня от боли, и за несколько месяцев до звонка в СПНВ страдания одержали надо мной верх. Я был побежден. В то время у меня было по десять-пятнадцать приступов каждый день. Боль терзала меня тремя разными способами. Первая пытка: правую ногу обжигало огнем, как будто я ступил в костер. Вторая: бедро словно пытались разрубить ледяным топором. Я так и видел это: с каждым приступом боли у меня перед глазами вставал ледяной топор. Третья пытка: к моей голени прижимали раскаленное докрасна железное клеймо.

Врачи предложили еще одну операцию: рассечь нервы на правой ноге, чтобы уменьшить боль. Я нехотя согласился. Когда Карла меня оставила, я перебрался в Мак-Кинни, пригород Далласа, поближе к своей семье, которая помогала мне растить сыновей. Я уже не был военным, поэтому теперь меня оперировали в больницах для гражданских. На этот раз выбрали медицинский центр «Сентенниал», расположенный неподалеку, в городе Фриско.

Я согласился на эту операцию ради мальчиков: мне не хотелось, чтобы они страдали, видя, как их отец мучится от боли. Но хотя после операции боль и вправду немного утихла, паралич поднялся выше по телу: справа — почти до пояса, слева — до грудного отдела. Я почти не чувствовал ног. Какой удар после чуда, сотворенного доктором Као! Я несколько раз выпадал из коляски, потому что мышцы меня не слушались.