Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

– Жертва Бахуса и низких страстишек. Если бы ты точно был жертвой случая, то не мог бы сделаться тунеядцем-бездельником, которым пренебрегают даже простолюдины, считающие себя выше такого бездельника.

– Ну, ты, потише…

– Да я и говорить с тобой не хочу. Я сомневаюсь только, что ты когда-нибудь был студентом… Ты просто лжешь, самозванствуешь…

Бродяжка нахмурился, надвинул на глаза картуз и отошёл в сторону. Бродяжки, видимо, были довольно его «конфузом», потому что он и им надоел своей наглостью, грубостью и покровительственным тоном. Он, как говорят, действительно был на втором курсе юридического факультета, но больше десяти лет числился в бродяжках, и, вероятно, разучился даже мыслить. Высокого роста, чёрный от загара, с всклокоченной головой, он имеет вид тех молодцов, которых в доброе старое время встречали с дубинами на больших дорогах; куцый пиджак в дырах на голом теле и старые резиновые калоши на босых ногах составляют его костюм, в котором он день и ночь проводит не первый уже год. Говорят, что он частенько «просит» милостыню таким тоном, что ему отдавали весь кошелек, только отпусти душу на Покаяние. Разумеется, он – горький пьяница без просыпа, и, разумеется, никогда не принимался ни за какую работу, хотя порывы у него бывали. Попрошайствует он, главным образом, среди своих же бродяжек, урывая где косушку, где стакан чая или порцию щей. И мирные, безобидные бродяжки покорно поят и кормят, платя ему дань за наглость и бесстыдство,

Другой интересный экземпляр – это «офицер» в ветхой шинели. Он держится стороной от бродяжек, хотя посещает кабаки и ночует в ночлежном приюте. Он горд. Ему под 60 лет, так что офицером он был лет 35 тому назад и в чине, кажется, прапорщика вышел в отставку. Небольшого роста, седенький с баками и стеклянными глазами. Сравнительно с бродяжками он состоятельный человек, потому что арена попрошайства у него обширная.

Обыкновенно, он является в совершенно незнакомый дом, нередко к довольно видной особе, и приказывает о себе доложить. Лакей, видя мундир, исполняет приказание и гостя «просят» в гостиную.

– Здравствуйте, как поживаете? – развязно протягивает он руку хозяину. – Сегодня отличная погода (или дурная)…

– Садитесь… Чем могу быть полезным?

– Ах, мерси, я заранее уверен, что вы не откажите мне, старому солдату… Здоровье вот только плохо становится… Ревматизм в правой ноге, простудился несколько лет тому назад…

– Но что вам собственно угодно?

– Это будет зависеть от степени вашего великодушия. Всякое даяние, конечно, благо, но мне нужно рублей пять-десять…

– Извините, я вас совсем не знаю…

– Пустяки, познакомитесь, я знал ещё вашего брата…

– У меня нет вовсе брата!

– Или родственника, зятя, свата, кума…

Конечно, просителю приходится иногда ретироваться ни с чем, но случается получить просимое, и кутнуть потом основательно в трактирчике.

Вот что достойно особого внимания и сбыта бродяжек-попрошаек – это долголетие их. Здесь есть юбиляры, по 50–60 лет занимающиеся нищенством, есть старики и старухи 80–90 лет, ещё в молодости впавшие в бедность, а в возрасте 60–70 лет попадаются на каждом шагу. И какие все бодрые, молодцеватые, даже с ампутированными членами! Кровь с молоком, хотя едят они какую-то падаль, и то не ежедневно; ночуют, случается, под открытым небом… Я сделал такой статистический опыт. В трёх ночлежных приютах, где я ночевал за время своего интервью, было 239 бродяжек; из них 170 седых старцев, из этих 170-ти самый молодой 58-ти лет, а самый старый 103-х лет. Попрашайством и нищенством занимаются 162 человека, а 8 рабочих. Я опросил на выдержку человек 30 и из них только один «недавно» впал в бедность, а остальные «всю жизнь маются».

Что эти цифры доказывают? Во-первых, что нищие бродяжки ведут сравнительно спокойную от душевных волнений и забот жизнь… Их потребности – грошовые, удовлетворяемые подаянием, их заботы ограничиваются тощим желудком и полицейским обходом. Между тем, сколько душевных волнений и тревог приходится переживать нам с вами, читатель, особенно имеющим семью? У бродяжек не бывает ни порока сердца, ни нервных ударов, апоплексии, подагры и т. п. Во-вторых, у бродяжек нет сидячей жизни, развивающей хронические болезни, нет простудных заболеваний, потому что организм их привык ко всему, нет у них и ожирения органов, так как жиреть им ни с чего. Ещё профессор Тарханов [25] в своих лекциях а «Долголетии» заметил, что бедность есть спутник долголетия и все цифры вполне это подтверждают. Иногда бродяжки сами тяготятся своим долголетием и недавно ещё 89-летний старичок бродяжка повесился, а старушка 82-х лет выбросилась из окна. Напрасно, впрочем, думают, что всем бродяжкам плохо живётся на свете, что они мучаются. Я за свои шесть дней перевидал тысячи бродяжек и могу засвидетельствовать, что громадное большинство не только не мучается, но вполне довольно и счастливо своим положением, не желая ничего лучшего и бегая от всяких богаделен и приютов. Они так свыклись с этой атмосферой, средой, обстановкой, что лучшего им ничего не надо, а о лучшем они вовсе не мечтают. Некоторые из них «мучаются» только с похмелья, но это мучение ещё не большой руки. Сначала и мне казалось, что люди, живущие в этих трущобах, очень несчастны, но оказывается, что подобное мнение совершенно ошибочно. Глубоко несчастны только семейные бедняки, которых не видно на улице и в кабаке, а мои сотоварищи бродяжки, право, счастливее многих богачей и капиталистов.

25

Тарханов (Тарханишвили) Иван Рамазович (Романович) (1846–1908) – ученый-физиолог, профессор Медико-хирургической академии, приват-доцент Санкт-Петербургского университета.

7

Второй тип бродяжек – «вымогателей» имеет много общего с первым, т. е. «попрошаями», только они ещё наглее, циничнее и чаще попадаются в уголовщине, например: кражах, грабежах. Этот элемент бродяжного населения столицы самый, по моему мнению, опасный и вредный, так что полиция постоянно принуждена иметь за ним особое наблюдение.

Мне попалось несколько экземпляров, достойных кисти художника.

Старушка лет 80-ти, Пелагея. Пьянствует много лет, так что в трезвом состоянии никогда не бывает. Грязна, отвратительна, зла, сварлива и скандалистка. У неё очень приличный почтенный сын, где-то служащий. Старушка постоянно делает ему скандалы, преследуют его на улице и несколько раз таскала к мировому.

– Ты мать не почитаешь! Заставляешь на старости лет нищенствовать! На улицу выгнал!

Положение несчастного сына достаточно критичное. Держать в доме такую женщину, которая постоянно пьяна, скандалит и лезет драться – нет возможности, потому что домохозяин просит очистить квартиру, не говоря уже про собственные неприятности. Нежелание же совместного жительства вызывает ежедневные требования денег под угрозой жаловаться за отказ матери в средствах к жизни. Приходится давать, зная, что сколько не дай сегодня – завтра будет пропито, а между тем у сына своя семья, свои нужды и сравнительно ограниченное содержание.

Но как не отвратительна пьяница-старуха, обирающая собственного сына, ещё хуже пропоец-муж, сосущий кровь у несчастной труженица-жены и выколачивающий в довершение всего у ней душу. А таких мужей среди бродяг немало. Вот, например, пропоец лет 45-ти, грязный, оборванный с опухшей рожей, который живёт тем, что аккуратно через день делает нашествие к своей жене, служащей кухаркой в приличных домах. Он, смеясь, рассказывает, что жену из-за него не держат на местах, что она глаза все из-за него выплакала и, хвастаясь, показывает одну или две рублевки, «вырванные из горла» жены. Рублёвки тут же пропиваются, а через день он опять идёт. Если у несчастной действительно случается ничего дать, он поднимает скандал, шум и требует жену «к себе».

– Я муж! Если я позволяю ей служить, она должна мне давать деньги, а нет – пойдём вместе.

– Куда?

– «Где голова, там и ноги». Жена по закону должна быть при муже; у меня угла нет – значит, ходи сзади.

Пропоец, делая скандал, ничем не рискует, а бедная женщина теряет место и ради этого волей-неволей принуждена откупаться.

Другой муж ещё лучше. Его жена имеет давно отдельный вид на жительство, но это не мешает ему караулить жену на улице для скандала, если она не поспешит сунуть ему несколько рублей. Он понимает, что гадок до отвращения, что он сам во всём виноват и не имеет даже юридических прав на жену, но всё-таки она жена его и этого для шантажиста довольно.

Мужья, совместно живущие с жёнами и детьми и пропивающие из дома всё, что можно стащить, до жениной кацавейки [26] включительно, считаются среди бродяжек заурядным явлением

– Иди, унеси что-нибудь, – посылают они друг друга.

– Да ничего уже…

– А башмаки у бабы?

– В самом деле, она недавно исправила полусапожки. Иду!

Идёт и уносит ужины последние сапоги с ног, пропивая их за несколько двугривенных. Я сам был свидетелем такой сцены… По Обводному бежит босой оборванец с голой головой, в переднике, у него в руках женские башмаки. Сзади догоняет молодая женщина, тоже босая, с растрепанной головой и выражением ужаса на лице. Женщина мчалась и догнала оборванца, вцепившись прямо в башмаки. Завязалась борьба: оборванцу, несмотря на большую силу, не удалось вырвать башмаки у женщины, которая вцепилась в них как утопающая за якорь спасения. Тогда оборванец повалил женщину и начал её бить с плеча, пока та не выпустила злосчастные башмаки. Схватив добычу, оборванец бросился бежать, а избитая женщина с трудом поднялась с земли и со стоном, хромая, поплелась обратно. Я не забуду выражение её глаз, дико установившихся в след бежавшего с башмаками оборванца… Глаза выражали такое отчаяние, точно она рассталась с дорогим существом или сокровищем.

26

Верхняя распашная короткая кофта

Подобные сцены в понедельник или вообще после праздника происходят десятками среди бродяжек. Рыночные маклаки, зная это всё, послепраздничные дни дежурят около вертепов и скупают здесь у бродяжек всё, что последние «упрут» из дома. Почему после праздников? Потому что жёны или вообще домашние, работая неделю, покупают к празднику обновки, а вымогатель-муж тут и накроет; ему самому особенно дорог двугривенный в понедельник, чтобы опохмелиться…

8

После вымогателей-мужей чаще всего попадаются вымогатели-сыновья. Таких, особенно типичных, я встретил трех: двоих из купеческой богатой семьи, прошли огонь и воду, отцов они боятся пуще огня, а шантажируют матерей, нередко прибегая просто к краже из родительского дома.