Непередаваемые прелести советской Прибалтики (сборник)

– Ну, и о чём?

– Праздник такой был на Руси – Иван Купала. Купало, если точно.

– А-а… Ну, знаю я его. Так это ж язычество какое-то, вроде?

– Ишь ты!.. Садись, атеист – «пять»! – Лёха насмешливо посмотрел на меня, склонив голову набок. И, помолчав, продолжил, – А и правда, садись. Закурим, что ли? Стоп. Отставить… – остановил он сам себя и, подняв голову ко второй, более высокой вершине холма, гаркнул, – Курить есть чего?

Кусты, которые были от нас метрах в десяти-пятнадцати, не больше, чётко ответили:

– Никак нет!

– Ладно врать-то. Найди.

– Да где? Да и не положено нам, тащ-к-дир. В наряде-то…

– Учить меня будешь, салабон, что вам положено, что нет? Тебе не стыдно за командира? Я уж на флоте почти на котловое довольствие встал, – и закончил уже куда мягче, – Найди, Борь…

– Есть, – ответили кусты, и что-то там малость зашуршало, удаляясь.

– Лихо!.. – я был действительно поражён, – и много их тут понатыкано?

– Достаточно, – Лёха самодовольно улыбнулся, машинально посмотрев на часы – Службу правим… Давай твоих покурим, пока бегают, – а закурив, будто без паузы продолжил, – А был бы православный праздник, праздновал бы?

– Ну-у-у… Как-то своё, вроде. Ближе…

– Не гони. Кому ближе? Тебе? Мне? Да мы с тобой в любую церковь зайди не по служебной надобности – что в православную, что нет – где-то через месяц в народном хозяйстве окажемся. С волчьим билетом, – Лёха затянулся и продолжил, – А ведь Купало, Масленница, Святки-Колядки – всё «язычество какое-то», – подмигнул мне Лёха и продолжил, – А в памяти народной сидело так крепко, что и церковьто сдалась. Как говорится, что не можешь предотвратить – возглавь. Вон Ванька-то Купало не один был – там ещё и Аграфена Купальница была. Так к нему тут же Иоанна Крестителя приплели…

– Слушай, откуда ты всё это знаешь-то?

– Серёг, я, конечно, закордонник всего навсего, и служить должен, куда воткнут. Но я ещё и чекист и доподлинно выяснить обязан, что за это говно, куда меня воткнули, и почему оно воняет именно так, а никак иначе.

– Так ты что, и по-латвийски говоришь?

– По-латышски, – поправил он меня и сказал, как о само собой разумеющимся, – Говорю. А как же мне «с администрациями временно оккупированных территорий» дела-то править? – он усмехнулся, – А что, если военный, так обязательно по пояс деревянный?

– Нет, но… Никто ж не учит.

– Ну и дураки, что не учат. Не отвлекайся. Так во-о-от… Крестителя, значит, приплели. Празднуйте, мол, можно. Да со временем только его и оставили. Ну-у-у… чтоб без купаний разных… Без папоротников. Однополо так, – Лёха сбоку посмотрел на меня и добавил, – Шучу. Но… не вытравила церковь Купалу-то – так его Купалой и кличут. А мы, вишь, травим, – неожиданно закончил он.

– Кто это «мы»?

– Ты, я… Полно народу. А ведь это – корни наши.

– И свальный грех?

– Не-е-е… Свальный грех нам ни к чему. А в церковной редакции – вполне целомудренный праздник получается. Чё не праздновать? Без попов, понятное дело. И без свального греха – другие мы. У нас с этими купаниями от всего праздника один свальный грех и останется.

– Чем мы другие-то? А эти чем такие особенные?

– Таш-к-дир!.. «Стюардесса» пойдет? – «ожил» кустарник.

– Пойдёт, Борь. Давай, – и Алексей, глянув на часы, как бы про себя заметил, – пять минут сорок две секунды.

Из кустов выломилось нечто бесформенное с косматой башкой и скрылось за валунами, а спустя некоторое время эта же башка показалась уже над ними. Видимо, боец рванул напрямки, причём одна рука, и именно правая, была у него занята автоматом. Выбравшись наверх, он буркнул «здорово, Айсарг!», на что пёс вильнул хвостом, и в три прыжка оказался перед нами.

– Расшибёшься, мартышка, – «поприветствовал» его Алексей. Бесформенность объяснилась «распятнёнкой»-маскхалатом с одетым на голову капюшоном, а косматость – одетым на капюшон венком из дубовых веточек.

– Напялил уже, – как бы недовольно проговорил Алексей.

– Маскиру-у-ует, – неопределённо потянул боец.

– Чё там?

– Пьют, поют, купаются. Тихо всё.

– К лесу не приближались?

– Ни-ни.

– Старшину поздравили?

– Обижаете, тащ-к-дир, – и боец протянул початую пачку «Стюардессы». Алексей раздвинул стенки пальцами и удовлетворённо произнёс:

– Девять штук. Должен буду, – на лице бойца отразилось «какие мелочи?..», а Алексей внимательно посмотрев ему в глаза, с прищуром спросил, – А кто там у нас богатый такой, что с фильтром курит?

– Не могу знать! Из расположения передали, – и глаза были ясные-ясные…

– Вот что, Борь. Мы сейчас у озера, в бане…

В ясных глазах Бориса абсолютно чётко проступило – «эка невидаль!».

– Как убудем в расположение, передашь по постам, что там рубон.

Весь вид Бориса стал выражать усердие и готовность сию же минуту выполнить любое задание Родины, партии и правительства.

– По два человека с наряда, но не чохом, по очереди.

Борис стал воплощением ответственности и сосредоточенности.

– За собой – прибрать.

Боря изобразил «о чём ре-е-ечь, начальник!..» и откозырял:

– Есть!

– Всё, вали.

Борька развернулся и полез на камень.

– Борь!

– А? – обернулся Борис, готовый спрыгнуть.

– Обойди. Переломаешься весь…

– Да долго, тащ-к-дир, – дальше два опорных прыжка вверх, «пока, Айсарг!», хвост, тяжёлое «плюх» с той стороны, шелест кустарника и – тишина…

– Вышколенные, – одобрительно и немножко с завистью произнёс я.

– Эти-то? Да-а-а… – Лёшка был доволен, но чё-то уж слишком, – Особенно, если учесть, что на заставе никому в голову не придёт мне не то, что неполную – просто распечатанную пачку передать. И что ходу туда – с полчаса бегом. В один конец.

Мы заржали. Отсмеявшись, снова закурили уже из его пачки и надолго уставились на огни.

– Лёш, а длинный он, пляж-то?

– Отсюда? Вот где сидим, и до мыса – тыща семьсот сорок два метра.

– Ой?..

– Серёг, странный ты какой-то. Это ж моя территория! В дежурке вон карта висит. Масштаб: в одном сантиметре – двадцать пять метров. А в сейфе – и того крупнее. Считали уж… Позиция идеальная, конечно. Хотя даже для СВД далековато. Но от того мыса, в обе стороны, уже соседей зона ответственности – перекрываем… И вот, не поверишь – не тайга, вроде, но места такие, что я бы лично… Если б на этом… На клочке этом своём схоронился, хрен бы меня лет двадцать кто нашёл!