Непобедимый Боло

Драк печально закряхтел, вспоминая юность, пиршественное застолье в канун Джа, святейшего из святых дней. Его старший брат и отец ведут словесные баталии, толкуя Грикму, мать с гордостью смотрит на такого ученого сына...

Ирония жизни врезалась в душу Драка. Джаму, его брат, ученый, мертв. Мертвы все другие, а я, воин, поклявшийся их защищать, жив.

Оглушительно захрустев коленями, Драк опустился на нежную весеннюю траву, ковром устлавшую гребень невысокого холма, выступившего из бескрайнего леса. Далекий горизонт переливался радугой оттенков. Захватывающие дух закаты совсем не похожи на те, которые можно наблюдать дома, в сухом воздухе пустыни. Он медленно сорвал несколько травинок, растер их в ладонях, вдыхая аромат жизни.

Раньше у него не было возможности сидеть, наслаждаясь такими моментами и просто вдыхая аромат травы. Раньше местность была позицией, укреп-районом, простреливаемой зоной, ее следовало оборонять или занимать с боем. У Джаму всегда была своя особая точка зрения, даже когда они были еще детьми... А теперь он превратился в прах.

Странны дела Безымянного из Безымянных. Что сказал бы о них теперь Джаму?

— Проклятие всем богам! — прошипел Драк, отбрасывая траву.

Было время, когда эти слова ужаснули бы его, и не только из опасения вызвать гнев богов, но и из-за боязни рассердить отца. Несмотря на то что отец его погиб в ходе пятой Юргонской кампании против людей так много лет назад, он ещё долго остерегался богохульства. Теперь этот страх забыт.

— Богохульство — это вы, о создатели! — прошептал Драк, закрыв глаза, лежа на спине и чувствуя под собой мягкую траву.

Сон был бы приятен в такой момент.

Рой воспоминаний был слишком густ даже после всех этих лет ссылки и потаённого существования. Холодный ясный свет огненного вихря, затопившего континент, огненного вихря, ворвавшегося в мир людей. Мерцание кораблей, взрывающихся в усыпанной звездами ночи. Светлячки, каждый из которых означал гибель тысяч. Мелкон — без движения, под пятою смерти, дом — груда пепла. Он нащупал браслет на передней руке, выуженный из пепла, — обручальный подарок его дамы.

Он вздохнул, оглянувшись вниз, откуда виднелся свет в окнах дома. Драк тихо проворчал. Дураки, они его больше не слушают. Когда-то он спас их из пылающих руин своего мира. Теперь они посмеиваются, слушая его ворчание об инфракрасном излучении, маскировке и скрытности.

Теперь я просто старик, хоть и уважаемый, но все равно старик. Со времени бегства и окончательного падения Империи в этом мире изгнания появилось на свет новое поколение. Двести восемь выживших из существовавших ранее миллиардов.

Этот мир, думал он, этот заброшенный, спрятанный на краю вечности мир останется единственным, который они когда-нибудь увидят, дрейфуя через бесконечную ночь, мощь и славу старого, давно забытого.

Сон. Как я жажду сна, чтобы снова увидеть Харру. Он улыбнулся, вспомнив, как видел её в последний раз. Они попрощались, когда он отправлялся в последний поход, командуя всем, что оставалось от некогда славного флота Империи. Она стояла в дверях, держа обоих новорожденных. Даже после этих долгих лет было невозможно до конца поверить, что все трое были прахом в мире праха. Он пытался поверить, что, когда он заснёт последним сном, опять увидит её. Но увидеть её значит признать, что Джаму и пророки были правы. Чушь, ибо как могли Безымянные существовать и допустить всё то, что произошло, равнодушно наблюдая за уничтожением своего народа.

Бесконечный сон, сон без сновидений, без ночных воспоминаний о пережитом — вот чего я хочу. Но как и всегда, сон не приносил успокоения.

Вздрогнув, он проснулся.

Ужас забрёл в его душу, и он сел, содрогаясь от воспоминаний, от огня, падающего с небес.

Огонь с небес — этот образ так волновал его в юные годы!

Он улыбнулся, если можно назвать улыбкой то, на что было способно его исчерченное шрамами лицо, вспомнив, как впервые спустился с небес, во главе дюжины. Чрево корабля извергло их в чужой мир, и они, издавая возбужденные вопли и поливая всё вокруг огнем, с оружием в руках, уничтожали застигнутых врасплох людей, смеясь от великой радости битвы.

Сотня таких десантов? Или больше. Трудно было вспоминать те времена, когда он ещё сражался с оружием в руках... В течение сорока сезонов... Да, их было именно сорок.

Так он и рос, командуя. Пришла пора роты из ста двадцати, затем батальона, затем Драду из двенадцати судов, наконец, командование всем Флотом Империи в решающей битве. Да, когда он дошел до этой ступени, уже наступили дни заката Империи. Это уже был не лихой наскок на врага, но отчаянная попытка защититься. Нападали, наскакивали другие, а его флот истекал кровью и уходил в небытие. Наконец катапультирование из погибающего корабля, и вот он с верными до конца Джамаком, Дултом и Регаром, остатком его штаба, в спасательной капсуле среди обломков. Вместе они вернулись и нашли Мелкон в руинах, вместе пытались обнаружить выживших в горящем мире, чтобы сбежать во тьму и попытаться дать выжить хоть кому-нибудь из обреченной расы.

Драк рассеянно прикоснулся единственной оставшейся рукой к пустому рукаву своей одежды, ощущая ряд звезд, каждая из которых означала награду за победу.

За поражения не дают наград. А наши победы?

Он желчно рассмеялся. Джаму, мой святой братец, мог бы откопать смысл во всем этом безумии, но только не я.

Он снова сел, выпрямился и плотнее завернулся в плащ, подавляя кашель. Если кто-нибудь в деревне проснется, он только покачает головой. Уже давно был отменён ночной дозор. Даже три его старых товарища были уверены, что в нём нет смысла, что никого не осталось ни с Земли, ни с Мелкона. Он один нёс вахту из ночи в ночь, когда небо было чистым. Он глядел в небо, ожидая спасения или проклятия.

Вокруг над полями дружно жужжали ночные насекомые. Хриплый рев раздавался в лесу, и он обернулся и наклонил голову, чтобы лучше уловить звук единственным уцелевшим ухом.

Что это было?

Столь многое на этой планете было им до сих пор неизвестно, даже по прошествии двадцати лет. Это мог быть звук опасности, а мог исходить и от безобидного существа вроде уши, песчаной лягушки, клич которой оглашал когда-то ночной воздух его планеты.

Это место стало домом для него, для тех немногих, кто остался от всего населения планеты.

Спрятавшись в лесу, они обречены на страх и дрожь. Глядя в небо, они могут ожидать, что однажды оттуда падет на них огонь, эпилог страшной войны.

Он вздохнул.

Дом. Нет. Может быть, для тех, кто здесь родился, но не для меня. Дом — это где ты родился, где тебя любила мать, воспитывал отец, старшие готовили тебя к войне. Дом исчез навсегда, превратился в обломки, в прах, вместе с сотней других миров.

Из-за меня, из-за меня всё это исчезло. Всё, что осталось от моего народа, заселявшего галактику, от миллиардов. Я и ещё лишь немногие, которых я спас из умирающего мира, выжили.

Он бросил взгляд в сторону деревни, замаскированной и укрытой в лесу позади. Примитивное поселение, хижины из дерева, вокруг какие-то безделушки из прошлого, казалось, воплотили в себе мощь Безымянных. Инструменты, спасённые из-под обломков его корабля, и единственная боевая машина, спрятанная в пещере,— это всё, что осталось от имперской мечты.

Генерал Драк-на-Драк закрыл лицо рукой и заплакал.

И поэтому не увидел, как с небес пал огонь.

Сигнал тревоги пронесся по схемам, разбудив его. Сенсоры обнаружили вдали что-то, и это «что-то» могло оказаться противником.