Неподдельная любовь
Шрифт:
Лила говорила так нерешительно и робко, что ему было довольно трудно уловить смысл ее истории. Теперь он склонялся к тому, что причина ее невероятного смущения кроется именно в надежде на то, что он купит у нее картину – а это, в сущности, равносильно просьбе о деньгах.
Он развязал сверток и вынул холст из упаковки.
Как только маркиз взглянул на картину, он пришел в восторг одновременно от красоты изображенной на портрете девушки и от мастерства портретиста.
Лицо девушки, смотревшей на зрителя через плечо, вопросительное выражение ее карих глаз делали картину,
Картина оказалась незаконченной. Однако даже по этюду можно было понять, как умело художник расположил свою модель.
Лицо девушки было освещено, а фон оставался темным. От желто-голубой ленты, повязанной вокруг ее головы, падали на лоб причудливые блики. Но самым удивительным было ощущение подлинности, благодаря чему у маркиза создавалось такое впечатление, будто картина говорит с ним.
Он очень долго смотрел на полотно, а потом спросил:
– Кому еще вы показывали эту картину?
– Н-никому, – ответила Лила.
– Вы не показали ее своей тете?
– Нет… Она… очень больна. И если… окажется, что я… ошиблась, и это… не этюд Вермера… к законченному портрету… то… мне не хотелось бы… напрасно ее обнадеживать.
– Я могу вас понять, – кивнул маркиз. – И все-таки мне трудно поверить, что этого этюда раньше никто не видел.
– Мне кажется… – нерешительно промолвила Лила, пытаясь вспомнить наставления мистера Нийстеда, – барон… никому не показывал этот этюд, потому что ждал… пока не умрет его друг Дез Томбе, чтобы «Маурицхейс»… получил… как было договорено… законченный портрет.
– Да, в этом есть смысл, – согласился маркиз. – И тем не менее кажется странным, что, как вы утверждаете, о существовании этого этюда никто не знает.
Лила беспомощно развела руки».
– Насколько мне известно – никто, – подтвердила она. – Но, конечно… я приехала в Голландию совсем недавно..» чтобы погостить у тети.
– И раз вы хотите продать этот этюд, чтобы помочь ей, то сколько вы за него просите? – осведомился маркиз.
– Я… совершенно не представляю себе… сколько он может стоить, – честно призналась Лила. – Именно поэтому… я и обратилась к вам. Я боялась, что… если бы я показала эту картину… кому-нибудь из голландских торговцев… он мог бы решить, что… раз я так молода и неопытна… можно не платить мне столько… сколько она стоит… на самом деле.
Она замолчала, стараясь не встретиться взглядом с маркизом: боялась, как бы он не увидел, что она говорит не правду. Ей казалось, глаза обязательно ее выдадут.
– Я… я думала, – произнесла она неуверенно, – что… если бы вы поговорили с… мистером Нийстедом… который, как я слышала… часто продавал барону картины… и покупал его собственные произведения… то он… не посмел бы вас обмануть. А меня… или мою тетю… он, может быть, и попытался бы… обмануть.
– Нийстед? – переспросил маркиз. – Кажется, так зовут одного торговца, которого мне рекомендовали как порядочного человека.
Если он к тому же был знаком с бароном, то, конечно, ситуация значительно упрощается для нас обоих.
– Вы…
хотите сказать, что… купите этот этюд?– Конечно, куплю, – заверил ее маркиз, – если он окажется тем, чем вы его считаете. И могу обещать вам, мисс Кавендиш, что заплачу вам столько, сколько он в действительности стоит.
– Я… надеялась услышать от вас именно это, – прошептала Лила.
– Потому что я – англичанин?
– Потому что вы… джентльмен, – не задумываясь, ответила она.
Маркиз рассмеялся.
– Такое утверждение обезоруживает! И, разумеется, как настоящий джентльмен, я не стану вас обманывать.
Лила вся зарделась, от чего стала еще прекраснее.
– Я не сомневалась, что… милорд… никогда не унизится… до обмана! Теперь я могу… вернуться домой.
– Где вы остановились? – осведомился маркиз.
– «В Гааге, у моей тети.
– И, как я понял, она очень больна.
– Да, она очень тяжело больна. И… если ей срочно не сделать операцию… она может… очень скоро… умереть!
– Тогда обещаю вам навести справки об этой картине как можно скорее.
– Спасибо вам… огромное! Я… чрезвычайно вам… благодарна!
С этими словами Лила поднялась.
Маркиз тоже встал.
Несколько секунд, показавшихся обоим бесконечными, они молча смотрели друг на друга.
Лиле показалось, будто маркиз заглянул ей в самую душу – и видит, что она пытается его обмануть.
Испугавшись, она поспешно сказала:
– Мне… мне пора ехать! Я… хочу поскорее… вернуться к тете!
– Я вас понимаю, – произнес маркиз, направляясь вместе с ней к выходу, – и могу только надеяться, что в моей власти окажется помочь ей выздороветь.
Открыв Лиле дверь, маркиз увидел старушку, которая сидела в дальнем конце холла, чопорно выпрямившись.
– Я рад видеть, что вы приехали не одна, – молвил он.
– Моя старая няня приехала со мной из Англии, – объяснила Лила.
– Позвольте выразить надежду, что ваше пребывание в Голландии будет приятным, несмотря на тяжелую болезнь вашей тети.
– Спасибо! Здесь так красиво! И все так интересно! Я… очень рада, что попала сюда, – с детской непосредственностью призналась Лила.
Она уже вышла в холл, когда ее словно молния пронзила мысль, заставившая ее вернуться обратно.
– Я… должна сказать вам… одну вещь, – едва слышно произнесла она.
Удивленный маркиз послушно вернулся с ней в комнату, из которой они только что вышли.
– Вы не поймете… моей просьбы, но, пожалуйста… дайте мне слово, что… когда вы вернетесь в Англию, то… никому, никому не скажете… что видели меня здесь… в Голландии!
Она говорила так взволнованно, что маркиз изумленно поднял брови и счел необходимым уточнить:
– Я должен понимать, что это тайный визит или что вы скрываетесь?
– Да… я скрываюсь! – кивнула Лила. – И… мне очень важно, чтобы… никто об этом не узнал!
Она снова умоляюще посмотрела на маркиза.
Тот подумал, что никогда еще не заглядывал в такие прекрасные и выразительные глаза.
– Тогда, – улыбнулся он, – я должен снова поступить так, как подобает джентльмену, и сохранить вашу тайну!