Непохожие прохожие (Сказки)

Вынырнул, кричит суматошливо:

— Ой, совсем утонул! — и — буль-буль — опять пустил пузыри.

А Медведица знай окунает его. И так наокунала, что Ивашка еле до берлоги добрался. И полдня на завалинке икал.

И что вы думаете? С этого времени всякая охота у него топиться пропала и капризничать перестал.

ДВА КОТЕНКА

Собралась Кошка ужином котят кормить. Смотрит, а дать-то им и нечего. Заигралась днём и ничего не приготовила. Сказала она тогда серенькому котёнку Васе:

– Сходи к Пустобрёху. Он пёс запасливый. Может, у него что найдётся.

Приходит котёнок, смотрит — сидит пёс Пустобрёх у конуры и куриные косточки пересчитывает. Жирные, мягкие. И потекли у котёнка слюнки.

– Дядя пёс, дай мне одну косточку. Так есть хочется, так хочется...

Поморщился Пустобрёх, рожа до колен вытянулась.

– Разве так просят? Ты мне скажи «братец», тогда я те-

бе дам. Ласковые слова, они что весенний день — сердце нежат.

Посмотрел котёнок Пустобрёху в глаза плывучие и отвернулся: ну какой он ему. Пустобрёх, братец? Пёс он, брехало. Всех задирает, всех облаивает.

Не могу я тебе такого хорошего слова сказать,- вздохнул котёнок и ушёл домой.

Пришёл. Рассказал матери. Зашипела на него Кошка:

– Глупый ты, глупый. Что у тебя, язык отвалился, если бы ты его братцем назвал?

– Да какой он мне братец? — отвернулся котёнок.
– Всех облаивает, яйца из курятника таскает. Пёс он, брехало пустозвонное.

– А по мне, пусть он будет и пёс, лишь бы ужином накормил, — сказал на это белый котёнок Петя и вприпрыжку побежал к Пустобрёху.

Встал перед ним. Спинку радугой выгнул. Глаза подмаслил. И кто его, проныру, учил этому! Замурлыкал:

– Братец Пустобрёх, дай мне поглодать куриную косточку. Я сегодня ещё не ужинал.

Недолго котёнок метил, да хорошо попал. Осклабился Пустобрёх. Никто его так нежно ни разу ещё не величал.

Просит:

— Повтори ещё раз.

Повторил котёнок:

— Братец Пустобрёх, дай мне куриную косточку поглодать. Я сегодня ещё не ужинал. А ты у нас такой желанник.

— Молодец. Вот тебе самая жирная косточка. Брату скажи, пусть и он приходит. У меня ещё косточки есть.

Довольный, прибежал котёнок домой, спрятался в уголок потемнее и лежит чмокает, косточку посасывает. Слушал- слушал его серый котёнок Вася и поднялся:

– Ладно уж, скажу я ему, постылому, это слово.

Издали завидел его Пустобрёх. Приосанился. Плечи расправил, губу оттопырил, лапу левую в сторону отбросил: как же, просить его идут.

«Шагаешь, голубчик? То-то, голод — не тётка. Он и волка из норы выманивает», — думает Пустобрёх, а сам так весь

и тает от удовольствия: сейчас ему гордый котёнок кланяться будет.

— Ну-с, говори.

Посмотрел котёнок на его сытые щёки, на плывучие какие-то жабьи глаза, сказал уверенно:

— Пёс ты! — и, загнув хвост, решительно пошагал домой.

Дома сказал матери:

— Ничего у меня не вышло. Ну как я ему скажу «братец», если я точно знаю, что он — пёс. Я лучше без ужина спать лягу.

НЕПОХОЖИЕ ПРОХОЖИЕ

Упала на нору Енота осинка и прикрыла вход в неё. Енота дома не было. На охоте был Енот. Приходит он домой, смотрит — не войти ему внутрь. Всполошился:

– Как же быть мне? У меня в норе енотики. А уж день кончается. Мне кормить их надо. Мне снаружи стоять никак нельзя.

Совсем было Енот духом упал, а потом смотрит — осинка- то тоненькая. В такой и тяжести, гляди, нет.

– Сейчас, — говорит, — вздохну поглубже, поднатужусь и отодвину её в сторону.

Мимо Барсук бежал. Услышал его слова, приостановился:

— О чём это ты?

– Да вот осинка упала и вход в нору прикрыла. Я сперва было растерялся, закручинился, голову повесил, а потом смотрю — ничего страшного нет.

— Как нет! Это же осина. Беда какая!

– Какая там беда, — усмехнулся Енот, — вздохну сейчас поглубже, поднатужусь и отодвину в сторону.

А Барсук заайкал:

— Ай, ай, быстрый какой! Нет, брат, выше ветра головы не носи. Осине-то, гляди, лет двадцать будет. А тебе сколько?

— Три года.

– То-то и оно, а ты козлишься. Не к добру ты, брат, весел. Двадцать лет и три года — разница. Слаб ты против неё: двадцать лет она тяжести набирала, а ты, бормотун, всего три’ года силы копил и куражишься. Не сдвинешь вдруг-то.

Осмотрел Енот себя — и впрямь слабоват он против осины. Вон она разлеглась как, не столкнуть. А Барсук похаживает вокруг, лапами всплёскивает:

— Ай-ай, сучков-то сколько! И каждый за землю держится. Не оторвать, ни за что не оторвать — у тебя всего четыре лапы-то.

Смотрит Енот—верно, много сучков на осине. И каждый за землю ухватился. Где их оторвёшь, когда у него всего четыре лапы-то.

И повесил Енот голову. А Барсук побегал ещё немного, поайкал:

— Ай-ай-ай, беда-то какая!

И побежал дальше. А Енот у норы своей остался. Сидит, губами чмокает, вздыхает:

— Что же мне теперь делать? У меня же в норе — еноти- ки. Бедный я, бедный.

Мимо Мышка бежала. Услышала его слова. Остановилась:

— О чём это ты?

— Да вон осина на мою нору упала, вход закрыла, а у меня в норе енотики. Мне кормить их надо. Мне снаружи стоять никак нельзя.

Обежала Мышка осину вокруг, сказала:

— Ну и чего ж ты сидишь? Носом клюёшь, горишься. Бери и отодвигай её в сторону.

— Отодвинь попробуй. Это же осина.

Обежала Мышка опять осину вокруг, сказала:

— Да какая же это осина? Осинка. Чего ты, вахлак, на себя страх нагоняешь? Ты не закормыш какой-нибудь. Переполошился. Бери и отодвигай в сторону.

Сказала так Мышка и словно бархатом провела — так ему легко стало. Но вспомнил он Барсука, загундосил:

— Куда мне! Осине-то двадцать лет, а мне всего три года.