Непокорные

Уверена на все сто процентов, если крикнуть ей в ухо, в ответ можно услышать эхо.

— Отец дома? — прерываю ее ступор, иначе она может зависнуть тут на целый вечер.

— Угу, он у себя в кабинете, — недовольно фыркает, показательно машет головой, и удаляется в гостиную, виляя своей тощей задницей.

И чем она понравилась отцу? Видимо и правда хорошо сосет. Морщусь от своих пошлых мыслей и уверенно направляюсь в кабинет. По пути сюда я долго размышляла и пришла к выводу, что все-таки поговорю с ним. Надеюсь, он уже не злится на меня и позволит уехать учиться в другой университет, но только не в «Империал». Тогда я смогу выбрать одно из лучших учебных заведений, находящихся подальше от родного города, чтобы реже появляться дома.

Подхожу к деревянной двери, покрытой темным лаком, и только хочу войти в кабинет, как резко останавливаюсь. Я ведь теперь хорошая девочка и надо вести себя подобающе. Стучу костяшками три раза и, услышав короткое «да», вхожу в кабинет.

Отец сидит в своем величественном кресле и смотрит в айпад.

— Привет, — произношу тихо и закрываю за собой дверь.

Он поднимает на меня удивленный взгляд и придвигается ближе к столу.

— Мне послышалось или ты постучалась прежде, чем войти?

— Не послышалось, — говорю уверено, прохожу вглубь комнаты и сажусь на диван, стоящий возле стены.

Осматриваюсь. Обстановка осталась прежней, какой я ее и помню. Стены кабинета обшиты деревянными панелями, на стеллажах покоятся книги с красивыми корешками, стол отца идеально чист, из настольной лампы струится теплый желтый свет. Провожу ладонью по мягкой коже дивана. Когда-то я любила проводить здесь вечера. Отец занимался своими важными делами, я лежала на животе, читала книжки или рисовала. А потом к нам заходила мама и звала нас на ужин. Я с радостью запрыгивала на спину к отцу, и он нес меня в гостиную, где всегда пахло свежей выпечкой.

— Чем обязан? — из приятных воспоминаний меня выдергивает строгий голос.

— Я могу выбрать другой университет?— смотрю прямо на него.

— Нет, — тут же.

— Я буду вести себя прилично. Я возьмусь за учебу. Как только я уеду, ты обо мне не услышишь ничего плохого, — привожу доводы, которые должны убедить его передумать.

— Нет.

— Ты мне не веришь?

— Нет.

Моя лодка под названием «Надежда» жестоко разбилась о твердые скалы. Расстроено откидываюсь на спинку дивана и шумно выдыхаю.

Отец откладывает айпад и скрещивает ладони в замок.

— Я позволю тебе только одно, — говорит медленно, — можешь самостоятельно выбрать специализацию. В этом ограничивать тебя я не собираюсь.

Надо же! Хочется припасть лбом к полу и благодарить господина за столь высокое доверие. Но я сдерживаюсь. Нет сил на новый скандал.

— Супер, — недовольно бурчу себе под нос, вскакиваю с дивана и направлюсь к выходу.

— Мия, — останавливает меня отец, и я оборачиваюсь, — ты должна понимать, что это вынужденная мера. Мне самому нелегко отправлять тебя туда против твоей же воли.

—Ну, так не отправляй, — мой голос дрожит, я подлетаю к широкому столу и упираюсь ладонями.

Рассматриваю его серьезное лицо и мысленно прошу передумать. Он не отводит сурового взгляда. Только замечаю, как он приоткрывает рот, и мое сердце взволнованно ускоряется.

— Будь готова завтра в девять.

Нервно усмехаюсь и прожигаю его недовольным взглядом.

— Как скажешь, папочка, — ехидничаю и пулей вылетаю из кабинета, громко захлопнув за собой дверь.

Направляясь в комнату, ругаю себя. И как только я могла допустить мысль, что он сжалится надо мной? Слабачка, а он - бесчувственный эгоист. Я хотела решить все по-хорошему, но раз ты хочешь войны, будет тебе война!

ГЛАВА 6.

Мия

Ощущаю, как слюна щекочет щеку и стекает на подушку. В комнате сразу же раздается громкий стук.

— Мия, — отец быстро тарабанит в дверь, — выходи. Тебе уже пора.

Резко подскакиваю с кровати и пытаюсь понять, куда мне пора, который час и что вообще происходит. Вытираю мокрую щеку ладошкой и не могу собрать мозги в кучу. Вертелась всю ночь и заснула только под утро.

— Мия! — кричит отец.

— Сейчас, иду, — отзываюсь и трясу головой, чтобы прогнать остатки сна.

Надо сообразить, что делать дальше, видимо, времени у меня позарез. Испуганно осматриваю комнату и молниеносно направляюсь в ванную. Быстро открываю кран, умываюсь холодной водой, откручиваю тюбик с зубной пастой и заливаю ее прямо в рот. Возвращаюсь в комнату и тут же спотыкаюсь о чемодан.

Блять, больно! Морщусь и тру пострадавшую коленку.

Хорошо, что собрала вещи еще вчера. Параллельно гоняю во рту мятную пасту. Спешно надеваю обтягивающие темно-синие джинсы, спортивный бюстгальтер, а сверху – красное худи с капюшоном.

Бегу опять в ванную. Наклоняюсь под кран, открываю воду и полощу рот. Избавившись от пасты, смотрюсь в зеркало. Вид у меня не айс. Снова направляюсь в комнату, на ходу хватаю ботинки, валяющиеся возле кровати, и быстро натягиваю их, стараясь удержать равновесие. Смотрюсь в высокое зеркало, пробегаюсь пальцами сквозь спутанные пряди и в считанные секунды завязываю волосы в пучок. Получается небрежно, но выглядит прикольно, словно так и задумано. Осматриваюсь по сторонам, беру с тумбочки телефон, надеваю солнцезащитные очки и, прихватив с собой сумку с чемоданом, пулей вылетаю из комнаты.

Подхожу к лестнице и, перевалившись через перила, смотрю вниз. Прям идиллия какая, вся семья собралась, чтобы меня проводить. Становится тошно. Маркус, заметив меня, поднимается навстречу и забирает чемодан. Тянется за сумкой, висящей на моем плече, но я крепко впиваюсь в тканевые ручки.

— Сумку сама донесу.

Он послушно кивает и спускается вниз, следую за ним.

— Ты проспала? — спрашивает отец и смотрит грозно.

— Нет, — отрицательно качаю головой, теряясь от его пристального взгляда, даже солнцезащитные очки не спасают, — просто не следила за временем.

— Я стучал десять раз и только на последний ты отозвалась, — продолжает наседать.

— Душ принимала, — огрызаюсь. — Если твой допрос окончен, мы можем ехать?

Окончательно спускаюсь с лестницы и направляюсь к выходу, равнодушно минуя отца.

— Ты поедешь в таком виде? — оглушает меня возмущенный тон мачехи.

Резко останавливаюсь и разворачиваюсь к ней. Осматриваю себя, не пойму, что в моем образе ее так смутило?

— Да.

— Но ты…, — Ирма широко раскрывает глаза, — ты же одета как бомжиха.