Непокорный алжирец

Кругом засмеялись. Улыбнулся и швед, быстро спросил:

— Откуда вы берёте оружие?

— У французов, — лаконично ответил Лакдар. — Да, я вам не лгу, — у французов. Видели в лагере пушки и танки? Не сами же мы их делаем. Всё это трофейное. И потом у нас много друзей, которые помогают нам.

— Из коммунистического лагеря тоже получаете? — вставил итальянец и весь подался вперёд, ожидая ответа.

— Из коммунистического лагеря тоже получаем, — спокойно ответил майор.

— Не боитесь, избавившись от пут капитализма, попасть в сети коммунизма?

— Нет, не боимся, — в тон ему ответил Лакдар. — Мы не из пугливых… Что плохого сделал нам коммунизм? Разве он имеет в Африке свои войска и военные базы? Или он посягает на нашу свободу, протягивает руку к нашим национальным богатствам? Да нет же! Почему же в таком случае мы должны боятся его? Прошло то время, господин журналист, когда нас пугали страшилищем — коммунизмом. Мы рады, что коммунистический лагерь существует. Не будь его, нам пришлось бы много труднее. Я не коммунист, но и не враг коммунизма. Я просто алжирец с чистой совестью…

Журналисты помолчали. Больше вопросов не последовало.

4

После этой своеобразной пресс-конференции, закончившейся уже в десятом часу, майор Лакдар пригласил доктора Решида к себе на ужин.

Доктор согласился с неохотой. Не было желания ни есть, ни разговаривать. Хотелось в одиночестве обдумать всё, что он увидел и услышал за день. Несколько часов, проведённых здесь, у партизан, дали ему больше, чем вся предыдущая жизнь. Что же делать? Взять свой саквояж и распрощаться с новыми друзьями? Или остаться и бороться вместе с ними? Но ведь он врач — не боец, а лечить людей можно всюду. И тут же поднимался в нём другой голос. Не зря говорил этот алжирский Фидель о сирийском докторе, который едет работать в повстанческий госпиталь! Что же делать? Надо решать.

То доктору Решиду казалось, что думать не о чём, сомневаться не в чём — он обязан разделить судьбу своего народа. В тяжёлый час испытаний не может человек, прислушивающийся к голосу своей совести, стоять в стороне от народа, так, кажется, сказал Мухтар-ага. То он начинал думать о матери, о Малике. Он даже не попрощался с ними. Они страдают, ждут… Мать погибнет от горя, если он вдруг исчезнет, сгинет без следа. Чем же она провинилась, чтобы так тяжко покарать её? Доктор видел молящуюся фигуру Джамиле-ханум, её страдающие глаза, и его решимость пропадала.

Размышления доктора неожиданно прервал майор Лакдар. Он поставил перед доктором кружку крепкого чая и, как бы между прочим, сказал:

— Последние новости: ваше отсутствие в городе, са'аб доктор, наделало много шума. Генерал Ришелье поднял на ноги и полицию и армию, обыскали всю округу до Орлеана. Бенджамена вызывали в военную комендатуру, учинили ему форменный допрос.

У доктора пересохло в горле. Он молча ждал, что ещё скажет майор. А Лакдар расчесал пальцами свою пышную бороду и засмеялся.

— Видно, много у вас «покровителей», са'аб доктор!

Доктор отхлебнул глоток чая, кивнул.

— Не без этого… Вам приходилось видеть генерала Ришелье?

— Нет, но хорошо знаю, что это за фрукт.

— За последние дни я дважды встречался с ним. Понятно, не по собственной инициативе. Знаете, что он мне сказал?

— Знаю, — снова улыбнулся майор Лакдар, — «Привет тебе, Макбет, король в грядущем!» Угадал?

— Угадали, — и доктор подробно, ничего не утаивая, рассказал о своих встречах с генералом и что он сам об этом думает.

Заинтересованный Лакдар слушал внимательно. Ему стало ясно, что доктор многого ещё не понимает, и он постарался разъяснить ему, что в официальной Франции нет единого мнения об алжирской проблеме. Более того, имеются острые разногласия между Елисейским дворцом и военными кругами Алжира. Конечно, упрямство армейских чинов можно понять. Возьмите того же генерала Ришелье. Его двоюродный брат сказочно богат. Причём главная часть его состояния — в недвижимости. Только здешнее имение его занимает более двухсот гектаров. Если присоединить сюда остальные, разбросанные по побережью, цифра увеличится до шестисот гектаров. Понимаете: шестьсот гектаров великолепной земли! Кто же согласится по доброй воле расстаться с таким благом? А ведь Шарль Ришелье не одинок, здесь их целое племя миллиардеров.

Муджахид принёс исходящий ароматным паром кус-кус, салат, фрукты. Доктор Решид только теперь почувствовал, как он голоден.

Принимаясь за кус-кус, он спросил:

— У самого генерала в Алжире, кажется, ничего нет?

Майор Лакдар отрицательно покачал головой.

— Есть! Раньше не было, а теперь есть. Когда-то он всё, что имел, вложил в Индокитай — владел акциями в компании по экспорту субтропических фруктов, ну и ещё в некоторых компаниях. Теперь почти все тамошние компании перебрались в Алжир, так что генеральские капиталы здесь тоже имеются. Словом, шовинистические настроения среди алжирской военщины имеют под собой вполне материальную почву. За шесть лет многие обзавелись здесь землёй, вложили деньги в компании, породнились с местными колонистами. В Алжире таким образом возникла совершенно новая разновидность колонизаторов — военные колонизаторы, которые группируют вокруг себя основные силы. Явление это чревато опасными последствиями не только для нас, но в первую очередь для самой Франции — ведь в действительности дело идёт к установлению фашистских порядков и окончательной ликвидации демократии.

В комнату вошёл капитан Ферхат. За его широкими плечами скромно пряталась худенькая фигурка медсестры Мабруки.

— Пришли попрощаться, товарищ майор, — сказал, улыбаясь, Ферхат. — С вашего разрешения, намерены тронуться в путь.

— Уже? — взглянул на часы майор и, встретив вопросительный взгляд Решида, пояснил: — Сегодня на рассвете французский карательный отряд в отместку за связь с партизанами сжёг одно село. Население согнали к мосту, собираются отправить в концентрационный лагерь. Оттуда к нам человек пробрался за помощью. Капитан едет вызволять людей из беды.

Возникшая ещё в пути симпатия к капитану снова шевельнулась в душе доктора Решида.

— Сейчас отправляетесь? — спросил он Ферхата.

— Да, минут через десять-пятнадцать, — кивнул капитан Ферхат. — Зашли проститься.

— И Мабрука едет с вами?

Девушка, смущаясь, сказала:

— Без нас ведь не обойтись…

— Верно! — поддержал её майор. — В сражении можно обойтись без хлеба и воды, но без медсестры обойтись нельзя. Каждая эпоха, доктор, имеет своих героев. Мабрука — наша героиня… Лелли Фатьма сегодняшнего дня. Не смотрите, что она молода. За её плечами около пятидесяти боевых операций, больше ста раненых вынесла с поля боя, сама дважды ранена. Разве не героиня?

«Совсем ещё девочка, — подумал доктор, с отцовским чувством глядя на Мабруку, — совсем ребёнок — и столько уже перенесла! И как спокойна! Улыбается, хотя знает, что может не вернуться… Трудно всё-таки понять такую самоотверженность».

Доктор горячо пожал руки Мабруке и капитану. Мысленно он крепко обнимал их. Эти люди, о существовании которых он даже не подозревал вчера утром, стали для него сегодня близкими и дорогими.

5

Несмотря на усталость, доктору не спалось. Все вокруг спали… спали крепко, здоровым сном наработавшихся людей. Из соседней палатки доносился густой храп, нарушавший тишину пещеры. Только Решид ворочался с боку на бок на своей походной койке. Беспокойные мысли словно опутали его густой паутиной.